Джентльмены чужих писем не читают - читать онлайн книгу. Автор: Олег Горяйнов cтр.№ 25

– Да пропади всё пропадом!

– Ты что!.. – зашептал Октябрь, делая ей страшные глаза. – За нами же наблюдают!.. Соси, дура!.

– Сам соси, дурак! – сказала Агата и включила заднюю передачу, чтобы осветить тылы.

Дальше всё произошло в две секунды.

В свете фар она увидела, что к её “феррари” вплотную притёрся полицейский “форд”. Рядом с дверцей со стороны водителя стоял жилистый лысый мужчина в штатском и плотоядно усмехался в подстриженные щёточкой усы. Прежде, чем Агата успела подумать о чём либо, в её руке оказался её двадцать второй калибр. Заднее стекло “феррари” разлетелось вдребезги. Первая пуля только чуть царапнула детектива. Он тоже оказался парень не промах. В руке его вспыхнуло и загрохотало. Вот тут-то и заявили о себе преимущества автоматического пистолета перед дамским игрушечным револьвером, о чём ей неоднократно говорили как инструктора в лагерях, так и боевые соратники: полицейский успел выпустить пять пуль, прежде чем вторая пуля, вылетевшая из “Agent'a” Агаты, поразила его в сердце, и он рухнул на щебень. Из его пяти выстрелов два оказались удачными: одна из пуль оторвала Агате мочку уха, другая вошла Октябрю в продолговатый мозг, да там и осталась. Если бы калибр у полицейского был поменьше, Октябрь бы выжил, но лежал бы до конца дней своих неподвижным трупом, не в силах ни кашлянуть, ни икнуть, ни пёрнуть, при этом всё соображая, что действительно страшно. Однако ему повезло: сорок пятый калибр попросту сломал ему шейные позвонки, и он умер одновременно с Рикардо Пиньерой, своим убийцей. Перед тем, как умереть, Октябрь успел открыть дверцу “феррари”, и верхняя часть его тела вывалилась наружу. Нижняя осталась в машине. Не успевший опасть ракетоноситель, налитый дурной кровью, торчал в звёздное маньянское небо, как обелиск несбывшимся надеждам. Ему теперь предстояло вечно так торчать.

Вот ведь как бывает: всю жизнь был революционером, а умер эрекционером, да ещё каким.

Агата вылезла из машины, ещё не понимая до конца, что произошло, но чувствуя, что случилось нечто ужасное, и опять она во всем виновата. Она обошла раздолбанный “феррари”, увидела Октября в расстегнутых штанах, и её стошнило прямо на дорогу, аккуратно, как воспитанную домашнюю кошечку, сдуру сожравшую прошлогоднюю муху. Затем она подошла к “форду”, потрогала ногой труп полицейского, и её снова стошнило.

Она отошла от трупов на десять метров, села на обочину лицом к шоссе, опустив ноги в заросли мэдроньо, и задумалась, как ей быть дальше. Ухо кровоточило, но боли не было.

Нация, придающая чрезмерное внимание поглощению клетчатки, никогда не возвысится над окружающими. Чем последние и пользуются, заразы.

Розовые тортильяс – лепешки из кукурузной муки, посыпанные ламанчским сыром, обмазанные ароматным чоризо из телятины с чесноком и перцем-моритас – возвышались горкой посреди белоснежной скатерти. Стемнело. Лёгкий ветерок с вершин гор принес в город долгожданную прохладу.

Петров водку не любил, но этого никак не мог взять в толк его сегодняшний сотрапезник, почитывающий на досуге русскую литературу. Вот и на сей раз он настоял на том, чтобы обед начать со стограммульки. К водке им подали фаршированный перец, крабов, яйца игуаны в кокосовом масле и зелень. Петров посмотрел на всё это и поморщился. Американец жизнерадостно втянул ноздрями воздух, сочившийся вкусным, и поднял рюмку.

– Ну, со сфиданьитцем, Эдик!

Петров засопел, но чокнулся с коллегой своей рюмкой и отпил половину того, что в ней плескалось. Американец фальшиво крякнул, поставил свою пустую рюмку на скатерть и погрузил пальцы в стог свежайшего разнотравья.

– Вот ты и попался, Билл, – усмехнулся Петров. – Водку травой только шпионы закусывают. Как в том анекдоте, что я тебе рассказывал – про негра.

При слове “негра” американец втянул голову в плечи, даром, что был бело-розовый, как ананасовый йогурт.

– Oh, sorry, – усмехнулся Петров. – Darkskinned person [26] . Ладно, будем считать, что счёт один-один.

Американец пару секунд соображал, после чего выпрямился на стуле и захохотал, но не на весь зал, а тихо, по-шпионски.

– Ну, насмешил, Эдик! – сказал он, смахнув салфеткой несуществующую слезу. – При чем тут darkskinned person?.. Я думал, ты говоришь про “Съело Негро”!..

Настал черед Петрову улыбнуться, виновато помахав тонкими бровями.

– Ну, раз зашла речь о “Съело Негро”… – начал он.

Американец махнул на него рукой, и Петров послушно замолчал, потому что камареро [27] в бабочке принес им кастрюльку, в которой плескалось первое: суп по-тескокски, то есть из говяжьих хвостов с добавлением перцев-побланос и чёрной фасоли. Когда камареро водрузил кастрюльку на стол и поднял крышку, оттуда вырвался такой клуб пара, что даже опечаленный Петров почувствовал внезапный укол аппетита. Но пока только укол. Официант разлил суп по плошкам и удалился.

Билл разломил пополам одну из тортильяс, сделал Петрову лицо, на котором явственно читалось: дескать, какие, к дьяволу, разговоры о делах, когда caldo de carne стынет, взялся за ложку и принялся поглощать суп с таким усердием, будто и впрямь три дня не ел. Надо же – американец, а жрёт как свинья, с неприязнью подумал Петров, вяло ополаскивая в тарелке с супом свою ложку. Это потому что за мой счёт. То есть за счёт российской резидентуры. Что бы и не пожрать от души, когда угощают. Знаю я вас, чертовых гринго. Путь к сердцу американца лежит через что? – через bill. То есть через счёт в ресторане. Путь к сердцу твоему, мой Билл, лежит чрез ресторанный bill…

А к моему? Наверное, через сравнительную филологию. Через этот неисчерпаемый кладезь, без которого жизнь была бы похожа чёрт знает на что. Вот, скажем, ложка. Предмет простой. То есть вполне подлежащий языковой декодификации. Теперь смотрим: на американском слэнге “ложка” будет как? – “Shovel”. “Лопата”. А на русском – “миномёт”. Чувствуете разницу, господа? В этой разнице – всё про национальный характер, их и наш. Американец гребёт клетчатку в рот не спеша, но с размахом, размеренно, обстоятельно, пока всю не загребёт – не остановится. Русскому, как правило, не до обстоятельности. Ему дай бог хоть половину боезапаса расстрелять, неважно в какую сторону, пока тарелку не отняли.

Петров влил в себя, может быть, только два “миномёта” супа, когда к ним подъехал толкаемый официантом хромированный столик на резиновом ходу, а на столике этом, в окружении мелких тарелочек со спаржей, шпинатом, картофелем-фри, гуайавой, стручковой фасолью и приправами, им принесли чампадонго. Поднимавшийся с блюда аромат миндаля заползал глубоко в ноздри и оседал в пещерах носоглотки густым разноцветным облаком. Официант убрал нетронутую Петровым плошку с супом и поставил перед ним широченное блюдо, в которое свалил огромный ломоть дымящегося мяса, после чего принялся обкладывать это мясо многочисленными приправами. Американец шумно задышал. Петров с тоской и отвращением на него покосился.