Наркомент - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Донской cтр.№ 72

– У нас маленький ребенок! – плаксиво сообщила гологрудая шатенка.

– Мы можем договориться, – быстро сказал Юра, удерживая руки за спиной.

– А разве мы еще не договорились? – я высокомерно выгнул брови.

– Конечно, конечно, – зачастил он. – Запасные ключи в прихожей на гвоздике висят.

– Сейчас, Юра, ты снимешь их с гвоздика и вручишь Тамаре Осиповне с наилучшими пожеланиями. Задача ясна? – Дождавшись двойного утвердительного кивка, я приглашающе похлопал Верку по плечу и двинулся к выходу.

Тамара Осиповна выделила нам отдельную комнату, в которой мы невольно притихли, словно оказались в музее старины. Доисторическая никелированная кровать с горкой подушек, древняя мебель, скорее всего сработанная еще из лесоповальной древесины гулаговских лагерей, бесчисленное множество групповых портретов выпускных классов. Свой я отыскал не без труда, а, опознав собственную физиономию, не смог удержаться от умиления:

– Полюбуйся, Верунчик, на этого нахального и самоуверенного типа!

– Можно подумать, ты очень изменился! – фыркнула она, скользнув взглядом по снимку.

Я продолжил обход комнаты, остановившись у странного шаткого сооружения из светлого полированного дерева, на полках которого покоились книги. Конструкция была увенчана бюстиком Ленина и вазочкой с пластмассовыми розами.

– Это называется этажеркой, – пояснила возникшая за моей спиной Тамара Осиповна.

– Точно! – обрадовался я. – Когда я был совсем маленьким, у нас была точно такая же.

– Когда-то у всех были одинаковые этажерки, – сказала учительница с легкой мечтательностью в голосе. – Одинаковая обстановка, одинаковая одежда, даже интересы и взгляды одинаковые. Теперь я понимаю, что это было самое настоящее равенство.

– Тогда на зоне тоже полное равенство, – заметила Верка. – Однотипные нары, роба и одна общая светлая мечта – нажраться от пуза!

Тамара Осиповна распрямила спину, точно перед ней находился целый класс учеников, и, набрав полную грудь воздуха, произнесла:

– Милая девочка, судить о достоинствах и недостатках социализма может только тот, кто…

Нельзя сказать, чтобы я испытывал такой уж зверский аппетит после пиршества в «Бригантине», но баловаться пивком в любом случае приятнее, чем слушать препирания двух женщин, представлявших собой абсолютно несовместимые эпохи. Социализм, капитализм… Пустые звуки, пустые хлопоты. В какой-нибудь Коста-Рике захудалой люди понятия не имеют, что за строй там у них на дворе, а живут же – и явно не хуже нашего.

Пока на кухне варилась картошка, нарезался салат и творились прочие кулинарные дела, я, спрятав Пашино табельное оружие среди пыльных томов на этажерке, занялся изучением материалов уголовного дела, которое имело ко мне самое непосредственное отношение.

«…сидит на стуле, поза непринужденная, если не считать связанных за спиной рук». Очень меткое замечание насчет позы, отметил я. «… Выйдя из вышеуказанной квартиры с трупом, гражданин Бодров позволил себе цинично подмигнуть в мой адрес, после чего…» Так, показания бывшей соседки, единственные мемуары, которые она оставит грядущим поколениям. Только ни с каким трупом я по подъезду не шлялся, это поклеп, хотя циничный жест действительно имел место.

«Вышеозначенный гражданин, не пожелавший назвать ф.и.о., угрозами вынудил меня следовать в Новотроицк, где подбросил в мое транспортное средство сумку черную, спортивного типа, создав тем самым конфликтную ситуацию с неизвестными лицами, которых я не рассмотрел по причине погодных условий». К делу было подшито также собственноручное заявление Лехи, зафиксировавшее его добровольное пожертвование в виде порошка белого, героиносодержащего.

Эта писулька была подкреплена актом экспертизы, преуменьшавшим вес содержимого злополучной сумки… ровно в сто раз. Однако я все равно попадал под действие статьи о незаконном хранении и перевозке особо крупных размеров наркотических средств, ввиду чего прокуратура одобрила милицейскую инициативу о взятии меня под стражу.

Дальше читать мне расхотелось, особенно когда я дошел до цветных снимков Сереги, голову которого высвободили из-под португальского стола.

– Кушать подано! – пропела Тамара Осиповна из кухни.

– Что тебе снилось? – спросила Верка.

В комнате царил полумрак, показавшийся мне почти осязаемым, словно я был глубоководной рыбой, очнувшейся на дне омута. Верка стояла, прислонившись к стене, скрестив руки на груди.

– Конечно, ты, – ответил я.

– Попробовал бы ты сказать иначе!

– Иди сюда, – позвал я.

– Сам иди сюда, – потребовала она упрямо, и я понял, что для нее почему-то очень важно, кто из нас сделает первый шаг навстречу.

Пропели пружины кровати, прозвучали шаги моих босых ног, медленно ступающих по холодному гладкому полу.

– Я здесь.

Мои губы коснулись мочки ее уха, язык ощутил привкус золотой сережки, ноздри втянули все запахи, из которых была соткана безмолвная темная фигура. Совсем чуть-чуть сладости, много горечи, а все остальное – свежий ветерок, прилетевший из далеких краев, где на травы и цветы только что пролился дождь.

Руки, которые я хотел заставить быть нежными, не подчинялись мне, досадуя на грубую ткань, которая мешала им пережить то восхитительное ощущение, которое дает касание кожи к коже, нерв к нерву. Руки спешили, они искали любую лазейку, чтобы добраться до своей цели.

Она всхлипнула, став маленькой девочкой, которая заблудилась, но наконец нашлась. Она скрипнула зубами – хищница, едва сдерживающая порыв впиться в такую близкую артерию на моей шее. Она была всем: жертвой, изнывающей в ожидании терзаний; тьмой, предвкушающей, когда ее пронзит вспышка молнии; самой грозовой тучей, вобравшей в себя тысячи громов и молний, требующих немедленной разрядки. Она жаждала отдавать и обладать, властвовать и покоряться, и не существовало силы, которая могла бы помешать ей в этом.

Все, что мешало нам, лежало у наших ног, – нелепое тряпье, придуманное лишь для того, чтобы переступать через него в такие моменты.

Подчиняясь мне, она на мгновение приподнялась на цыпочках, а потом ноги перестали служить ей опорой, и она бессильно повисла на мне, удерживаемая сначала только моими руками, а потом не только ими. Она делала слабые попытки забраться по мне повыше, но снова и снова соскальзывала обратно, каждый раз втягивая воздух сквозь стиснутые зубы.

Мои руки переплелись с ее ногами, я прижал ее спиной к обоям и яростно навалился на нее, как будто бы стремился протиснуть ее сквозь стену.

И мы сползли по стене на пол, и ее слабое сопротивление перешло в покорность, а покорность сменилась неистовостью, и подо мной вдруг оказалась буйная одержимая, утихомирить которую можно было только одним-единственным способом.