– Подписал герлу на фак, а у нее, как всегда, месячные…
В просторном вестибюле молодые голоса зазвучали еще громче, но, к счастью, довольно неразборчиво из-за гулкого эха. Бондарь остановился, собираясь с мыслями.
Нащупав в кармане сигаретную пачку, Бондарь оставил ее в покое. Прямо перед его глазами висела табличка, строго предупреждающая: «НЕ КУРИТЬ». И правильно. Хватит травить себя дымом, хватит терзаться воспоминаниями. Он сейчас не Евгений Николаевич Бондарь, не капитан оперативного отдела Управления контрразведывательных операций ФСБ, он рядовой сотрудник Государственного центра информации и статистики. Его задача – провести социологический опрос в институте. Так что брови хмурить совсем не обязательно. Наоборот, необходимо быть улыбчивым, предупредительным, приятным собеседником, вызывающим доверие с первого взгляда.
Приблизившись к колонне с зеркальными гранями, Бондарь тщательно причесался и постарался по возможности смягчить не в меру суровое выражение серо-голубых глаз. Сверкнул пробной улыбкой, остался доволен ею и перешел к стенду с расписанием занятий, желая выяснить, где и когда можно будет воочию полюбоваться Эдуардом Львовичем Камениром.
Заочное знакомство с этим насквозь гнилым фруктом уже состоялось. Сведения, почерпнутые из личного дела преподавателя и отзывов его знакомых, настроили Бондаря на весьма недружелюбный лад.
Холостяк, бабник, мелкий взяточник. В свои без малого пятьдесят лет не совершил ничего такого, за что его можно было бы уважать. Некоторые студентки старших курсов МГИМО при упоминании фамилии Каменира начинали стыдливо мяться, но о домогательствах с его стороны прямо не говорили. После одной грязной истории старого сластолюбца поперли с преподавательской работы, однако он, как видно, не угомонился. Продолжает, так сказать, сеять разумное, доброе, вечное. В частном колледже, где училась будущая смертница Елисеева, о Каменире шла нехорошая молва. Строились догадки, что между преподавателем и студенткой существовали интимные отношения, хотя определенно никто ничего не знал. Возможно, потому что это было довольно давно. Задолго до того, как Елисеева примерила пояс шахидки.
Если Каменир причастен к этому преступлению, то каким образом ему удалось превратить абсолютно аполитичную и беспринципную девушку в фанатичную сообщницу? Деньги? Гипноз? Шантаж? Использование каких-то тайных психологических рычагов?
Как бы то ни было, Бондарю давно не терпелось присмотреться к своему подопечному поближе, хотя до сих пор приходилось ограничиваться беседами с коллегами и студентами Каменира. Как назло, Эдуард Львович приболел, не появляясь ни в одном из институтов, где подрядился читать лекции. Хотелось надеяться, что сегодня он приступил к работе. Если так, то, судя по расписанию, его можно было застать в четырнадцатой аудитории на третьем этаже.
Перешагивая через одну ступеньку, Бондарь двинулся наверх. Появиться в деканате он решил попозже, если возникнет такая необходимость. Социолог – персона слишком малозначительная, чтобы вызывать повышенный интерес руководства института. Это вам не спонсор и даже не представитель Министерства образования. Задал свои глупые вопросы – и испарился. Неприметный, незапоминающийся. Серая личность.
Сообразив, что его походка выглядит чересчур энергичной для чиновника статистической конторы, Бондарь сбавил шаг и постарался придать своей фигуре некоторую мешковатость. Заинтересованных взглядов, бросаемых на него встречными девушками, стало ровно вполовину меньше.
* * *
Аудитория размещалась в торце здания, особняком. Разыскать ее удалось не сразу. Попав наконец в нужный коридор, изгибавшийся под самыми неожиданными углами, Бондарь оказался в тесном закутке, заканчивающемся дверью. Возле нее томилась девчушка, сидящая на подоконнике. На фоне светлого оконного проема ее силуэт казался почти черным.
Приблизившись к двери, Бондарь обнаружил, что на табличке совсем не тот номер, который он искал. Это была четвертая аудитория.
– Ваш институт носит имя Ивана Сусанина? – спросил он у девчушки.
Не переставая болтать ногами, она дернула плечами:
– Никакого имени он не носит. – Ее тон был меланхолическим. – Просто Институт турбизнеса, и все. А кто такой ваш Сусанин, я понятия не имею.
– Народный герой. За царя, за родину, за веру.
– А, герой, – поморщилась девчушка. – И че он?
– Думаю, что ниче, – осторожно предположил Бондарь.
– В смысле?
– В общепринятом смысле.
– Вы непонятно говорите, – пожаловалась девчушка.
Бондарь вздохнул:
– Сусанин завел в трясину польское войско. Отомстил врагам, а сам погиб.
– Зачем?
– Ну, наверное, так было надо.
– И че теперь?
– А теперь его имя стало нарицательным. Когда кто-нибудь указывает неправильную дорогу, его называют Сусаниным.
Произнося этот монолог, Бондарь чувствовал себя путешественником, пытающимся найти общий язык с представительницей племени мумбо-юмбо. Или с инопланетянкой. Он едва удерживался от желания помогать себе жестами.
Девчушка тоже выглядела напряженной.
– С каких делов вы мне все это рассказываете? – спросила она.
– Понятия не имею, – признался Бондарь. – Я просто ищу аудиторию номер четырнадцать, а меня зачем-то направили сюда. Кстати, может, вы покажете дорогу? Если только вы тоже не партизанка.
Девчушка насупилась и перестала болтать ногами:
– Вы меня клеите, что ли?
– Никоим образом.
– Тогда говорите толком, что вам нужно, и отваливайте. Я к семинару готовлюсь. – Девчушка продемонстрировала подозрительно тощую тетрадь.
– Мне нужна четырнадцатая аудитория, – терпеливо пояснил Бондарь. Он давно сообразил, что попал по адресу, но не спешил сознаваться в этом. Почему бы не пообщаться с глуповатой, но словоохотливой собеседницей?
– И все? – спросила она.
– Все, – слукавил Бондарь.
– Так вот же она, – насупилась девчушка, показав на дверь.
Бондарь обернулся и покачал головой:
– Вы меня неправильно поняли. Мне нужна именно четырнадцатая аудитория, а не четвертая или какая-нибудь другая. Не просто любая аудитория, понимаете?
– А я вам говорю: вот она, – настаивала девчушка, тыча пальцем в дверь. – Прямо перед вами. Аудитория номер четырнадцать.
– Единица отвалилась? – догадался Бондарь.
– Ну да. Неужели не ясно?
– Теперь ясно.
– Слава богу. А то я уж решила, что вы тупой.
– Бывает. – Бондарь виновато поскреб затылок. – Можно еще один вопрос?
– Ну давайте, – согласилась девчушка.
Между тем тетрадь с конспектами давно перекочевала в ее сумку. Девчушка настроилась на долгий, обстоятельный разговор. Мог ли Бондарь обмануть ее ожидания?