Звездный огонь - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Серебряков cтр.№ 83

Пора.

Чтобы передать команду на подрыв, мне не требовалось ретранслировать ее через спутник, да она и не прошла бы — полярные области Габриэля плохо просматривались со стационарной орбиты. И все же я пережил несколько весьма неприятных мгновений, покуда сбоящая через такт интелтроника баржи обработала приказ, передала его детонатору сквозь электрический хаос сухоснежной бури…

И в сердце сизой тучи зажглась радужная, рукотворная звезда. На секунду — а потом с медово-золотым шариком Адоная, прокатывающимся вдоль горизонта, заспорил яркостью аннигиляционный взрыв. Свет его пронизал снежные толщи насквозь. На какой-то миг белая равнина обернулась прозрачным стеклом, и я увидал, как в глубине плещутся потревоженные взрывом мертвые воды подледных озер.

Богмашина поколебалась миг — я видел это явственно — и ринулась к поверхности… туда, где ее повелением начал управлять иной алгоритм. Закутанное в огонь стальное семя окунулось в эпицентр взрыва… да и замерло там, расправляя на пробу зеленые крылья.

Получилось.

Теперь осталось нам — выжить.

«Маски», — передал я Новицкой и сам натянул одной рукой стандартный габриэльский намордник. Больше для того, чтобы не сжечь легкие первым же вдохом. За бортом сейчас очень холодно. Никакое наращение не поможет, если водяной пар застывает инеем прямо в бронхах. Ну ничего. Если вторая часть моего плана… или третья?.. пройдет не хуже первых, то нам недолго мерзнуть среди вечных льдов. А если на этом Фортуна решит, что довольно с меня, то тем более — недолго. Пока не отключусь от переохлаждения.

Баржа скользила по снегу все медленней, и след за ней оставался все глубже. В какой-то момент «Комета» клюнула носом — очередная судорога едва не сбила нас с ног — и, вспахивая равнину, закружилась, словно вырезая диковинный кельтский узор.

Последние приготовления перед очередной фазой. Воротник поднят, тепловые нити — проверены диагностикой, батарея — полна. Еще немного, выждать чуть-чуть, прежде чем…

Взрывная волна настигла нас. В дефектном прототипе аннигиляционного двигателя превратилось в энергию массы покоя всего полтора-два десятка граммов вещества, но вспыхнувшая на полюсе звезда оставила по себе кратер в виде идеального параболического зеркала, на дне которого массивная баржа показалась бы невесть как залетевшей внутрь телескопа мошкой. Углекислый снег, даже в конце лета многометровой коркой покрывавший ледяной щит, испарялся, газовым давлением срывая слой за слоем такого же сухого инея, покуда не обнажалась окаменелая вода, тут же превращаясь в пар, и осаждалась стылым дождем, замерзающим на лету. И в этот хаос фазовых состояний ворвалась, сметая противоестественную симметрию грибовидного облака, громовая волна, поднятая баржей при посадке.

Если прежде буря следовала за нами по пятам, подобно злой гончей, то теперь мы очутились в ее губительном чреве. Ударная волна едва не перевернула «Комету»; баржа пошла юзом, все глубже зарываясь крылом в сухой снег, взметнулись в небо вспугнутыми птицами оранжевые парашюты, пытаясь взять орбитальный челнок на буксир. Ветер срывал верхушки сугробов, заглаживал развороченную поверхность, рождая в то же время странные узоры снежных барханов, плывшие по равнине подобно муару. Видимость стремительно ухудшалась, буря несла тонны порошковой стыни; уже невозможно было отличить белое небо от белого ковра под брюхом челнока. Мы двигались всё медленней и медленней по мере того, как «Комета» увязала неподъемной тушей в снегу.

Репрограмма подходила к концу, все сложней становилось удерживать на прочерченной сквозь мозг линии алую точку и одновременно следить за беспорядочным кувырканием баржи, а та все не собиралась успокаиваться. Грохот пробиваемого насквозь воздуха стих, но на смену ему пришли гул, свист, громовой шорох летящего снега и далекие раскаты гонга — это трескалась, расседаясь до самого каменного ложа, ледяная шапка. Проходя через вживленные динамики, звуки приобретали странный, глухо-жестяной оттенок — должно быть, сломанные косточки среднего уха повредили что-то в улитке, но без помощи аугмента я вообще оглох бы. В полутора десятках километров от нас в небо взметнулась стальная игла гейзера, но капли еще не успели долететь до земли, когда с последним, выдирающим скобы из пальцев толчком биржа замерла на миг, уткнув тупой нос в груды рассыпающихся мельчайших кристаллов, больше похожих на песок или соль.

Люк распахнулся. Холод ударил меня в грудь, словно перегрузка, словно таран. Зажмурившись, чтобы порывы студеного ветра не выжгли мне глаза, ориентируясь только по памяти и данным с внешних камер баржи, я отодрал от скоб пальцы, липкие от мигом стянувшейся морозной коркой крови, сделал глубокий вдох — и прыгнул.

В те непереносимо мучительные мгновения, покуда мои подошвы не коснулись стеклянно-гладкой поверхности крыла, я успел пожалеть, что мы при посадке не разбились. Несмотря на самогреющую куртку, буран пронизывал до костей, и это не фигура речи — впечатанные в пласткань тепловые нити едва не обугливались, и все же индикаторы легионами вспыхивали перед закрытыми глазами, сигнализируя, что кровь стремительно остывает. Аптечка выбросила в сосуды убийственную дозу разобщителей тканевого дыхания, силовой каркас снова стал моей опорой, позволив живым мышцам отдаться ультразвуковой дрожи, сотрясающей каждую жилку, отдающей последние джоули тепла, печень варилась в собственной крови — и все же этого было мало. Обходя выставленные мною оверрайды, аугмент парализовал дыхание, как ни заходилось в истерике сердце, как ни требовали легкие хоть глотка воздуха, потому что даже этого глотка хватило бы, чтоб альвеолы мои лопнули, распоротые изнутри намерзшим льдом. Я чувствовал, как пальцы мои в буквальном смысле слова превращаются в сосульки.

Более страшной смерти я не мог себе представить — быть погребенным в воздушном льду, словно муха в янтаре, пролежать иссушенной морозом мумией, покуда хи Геркулеса не выгорит до гелиевого ядра и под жаркими лучами красного гиганта планета не превратится в комок шлака, прежде чем вымерзнуть уже окончательно, когда от гордой белопламенной звезды останется лишь капля вырожденной материи, теряющая последние остатки нажитого за миллиарды лет тепла.

Коптер рухнул с небес, точно метеор, разворачиваясь к нам входным люком. Выхлоп турбореактивного двигателя испарял снег, в лицо мне ударил очередной заряд алмазно-острой пыли. Чтобы сориентироваться, все же пришлось приоткрыть глаза — темный провал люка маячил прямо передо мной. Отключив мышечные наращения Деборы Фукс, я сгреб в охапку ее обмякшее тело и зашвырнул его в стоящий на огненном столбе коптер, одновременно отправив в интербрейн Новицкой отчаянное «Прыгайте, черт побери!».

Баржа уже уходила из-под ног, заваливаясь на корму. Запас инерции иссяк, но запас теплоты, накопленной массивным корпусом, — еще нет, и углекислотная пороша стремительно испарялась, касаясь обшивки. Из-под брюха «Кометы» били инеистые фонтанчики, корабль тонул в снегу, и буран заносил его новыми слоями снега.

Сто семьдесят три по Кельвину. Кровь замерзала в периферических сосудах, царапая ледоходом стенки капилляров. Перед глазами маячил намерзший на роговицы иней, размывая вспышки молний где-то над низким небом, и алые круги — от недостатка воздуха. Ни наркотики, ни нейроблокада уже не снимали мучительной, сводящей с ума боли в окаменелых пальцах. Решимость уходила стремительно, как тепло из тела. Биомонитор оставлял мне от трех до пяти минут жизни.