Стыдные подвиги - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Рубанов cтр.№ 22

Спустя пять лет — постояльцем следственного изолятора «Лефортово». Первый месяц сидел в одиночке. И когда успокоился и понял, что в тюрьме тоже можно жить, однажды, выведенный на прогулку, снял туфли, носки — и попробовал сесть на шпагат.

Долго смеялся от отчаяния.

Двенадцать лет назад узкогрудым цыпленком он пришел на стадион. Восемь лет назад впервые встал в спарринг. Семь лет назад впервые повалил соперника подсечкой и понял, что может побеждать. Пять лет назад забросил тренировки.

Может, не надо было слушать школьного друга? Может, следовало остаться в зале?

У японских мастеров боевых искусств есть грустная поговорка: «Карате-до — это не только пустая рука, но и пустой карман».

Он оглядел серые, ноздреватые стены прогулочного дворика. У него отобрали свободу — он не жалел свободы. Он имел деньги и потерял — но денег тоже не жалел.

Каждый день оперативники и следователи называли его мошенником и вором — он не жалел ни себя, мошенника и вора, ни тех, кто его так называл.

Он жалел только того солдата, рядового войск ПВО, вставляющего босые ступни в веревочные петли и царапающего гвоздем отметки на холодном деревянном полу.

Еще немного жалел старшего лейтенанта Смирнова. Учитель потратил так много времени на своего ученика! Учитель думал, что ученик пойдет по пути воина, — а ученик не пошел.

Пока сидел — часто обещал себе, что возобновит тренировки сразу же, как только его освободят. Но когда вышел, увлекся вместо спорта курением травки и алкоголем.

Год шел за годом. Тощий так и не потолстел. То голодал, то наслаждался материальным благополучием. Много пил, потом бросил пить. Написал несколько книг. Фотографии тощего стали появляться в журналах. Несколько раз тощему чуть не дали премию, как способному сочинителю романов. Все было хорошо, за что бы ни брался наш герой — все получалось у него. Только одно дело оставалось незавершенным: он так и не сел на шпагат.

В тридцать восемь лет он возобновил тренировки.

Приятели смеялись. Самые умные скептически советовали заняться чем-то простым и приятным. В тридцать семь — сорок лет спортсмены заканчивают карьеру и переходят на тренерскую работу; тело начинает ветшать и понемногу разрушаться, против природы не пойдешь, зачем тебе это надо?

— Я потратил двадцать лет, — отвечал Тощий.

И повторял, едва не по слогам:

— Двадцать лет.

И смотрел в глаза собеседнику, чтобы тот проникся масштабом временного отрезка.

— Шпагат — это единственная цель, которой я не добился.

— Блажь, — говорили ему.

— Мне наплевать, — отвечал он.

На этом дискуссия прекращалась.

Тощий знал, что это блажь. Он привирал: были и другие несбывшиеся мечты, неосуществленные планы, тщательно продуманные и сорванные операции. Например, он хотел заработать много денег, чтобы не думать о них и получить личную свободу. Но приятели и партнеры регулярно крали у него заработанное. Он хотел иметь нескольких детей — скажем, двух сыновей и дочь, — но жена возражала. Однако наличие детей и денег зависело не только от героя, но и от окружающих (детей, как известно, вообще дает Бог), еще — от везения, от обстоятельств, от общей исторической ситуации; иначе говоря, имелись объективные причины, помешавшие нашему тощему парню добиться желаемого. А шпагат — это было личное, индивидуальное поражение Тощего, ответственность лежала на нем и только на нем. Он не мог смириться.

Ноги болели.

Сначала занимался дважды в неделю, по тридцать минут. Медленно, осторожно. Запирался в дальней комнате, включал музыку — и делал. Если жена или сын рисковали открыть дверь — в них летело полотенце. Тощий чувствовал стыд, он не хотел, чтобы кто-то видел его неловкие потуги, слышал позорный хруст суставов. Два с половиной месяца ушло только на то, чтобы научиться дотягиваться ладонями до пола в наклоне стоя.

Он сохранил общую спортивность, не отрастил живота, подтягивался на перекладине десять раз и выглядел очень прилично — лучше и крепче большинства сверстников. За всю жизнь ни один хулиган не пытался вступить с ним в конфликт на темной улице или в пустом вагоне метро, — но сейчас Тощего не интересовала общая спортивность. Он просто хотел закончить начатое.

Он отыскал опытного спортивного врача и напросился на консультацию. Врач, всю жизнь лечивший боксеров, ответил, что шансов мало. Возраст! «Паршивое увеличение цифр», — как сказал бы крупный писатель Аксенов, до самой смерти совершавший регулярные пробежки.

В качестве гонорара Тощий вручил доктору бутылку виски. Я не пью, сказал доктор. Я тоже не пью, ответил Тощий, и ушел домой тренироваться.

Он сменил тактику. Решил: сначала сяду на простой шпагат, потом освою сложный. Полностью сменил программу, разучил три десятка новых упражнений, позаимствовав кое-что из хатха-йоги, кое-что из спортивной гимнастики. Купил абонемент в фитнес-клуб, посетил несколько занятий — и перестал: не хотел толкаться локтями среди толстых ровесников и ровесниц, пришедших худеть и тусоваться. Он умел ходить на руках, делал подъем переворотом, он был в отличной форме, — ему требовался только шпагат и ничего больше.

Спустя два месяца тренировок он порвал связку (звук был забавный, отдавшийся аж в макушке). Долго ждал, пока заживет. Потом начал сначала.

Задница его стала тверже, спина — гибче. Тощий стал меньше курить, хотя и не сумел совсем бросить. Перестал есть свинину и макароны. Покупал обувь без каблуков. Выкраивать время для тренировок было очень трудно, но Тощий очень старался и, если пропускал тренировку, — считал день потерянным.

Домой возвращался обычно в восемь вечера и от метро шагал, дрожа от нетерпения, и первые разминочные движения начинал делать уже в лифте, а войдя в квартиру, — отшвыривал сумку, скидывал верхнюю одежду и сразу шел к себе, закрывал дверь, после чего раздевался уже донага и тянулся.

Спортивный врач — тот самый — однажды позвонил ему и сказал, что существуют специальные тренажеры, вибраторы: ставишь ногу на обрезиненную площадку и тянешь; частота колебаний специально подобрана, эффект превосходный. Продиктовал адрес. Тощий тут же поехал, разыскал место, заплатил за пробное занятие, но зал с вибратором находился в полутора часах езды от дома, с двумя пересадками на метро, и еще ногами двадцать минут. Тощего никак не пугали две пересадки и пеший маршрут, но, увы, увы, — наш упертый хлопец уже не мог себе позволить такое шикарное излишество. Тратить два раза в неделю по четыре часа — немыслимо. На рубеже тридцати и сорока отношения с временем становятся очень напряженными. Шпагат шпагатом, но есть еще семья, работа, планы, деньги; Тощий задыхался в жестоком цейтноте и едва не заплакал, когда просидел полчаса над записной книжкой, высчитывая свободные минуты, пытаясь перекроить графики, и понял, что ничего нельзя выкроить и поездки к волшебному вибротренажеру придется отменить.