Паломничество жонглера - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Аренев cтр.№ 92

То же и с Найдёнышевыми соучениками: судя по обрывкам фраз и поведению, не одного его донимали волнующие мысли об особах противоположного пола. Их еще в позапрошлом году разделили с махитессами, так что обе группы встречались только изредка, на совместных занятиях. Но взгляды и шуточки, которыми они при этом обменивались, становились чем дальше, тем смелее.

Найдёныш острил вместе со всеми, но мысли его были заняты приближающимся летом, и Аньелью, и Омиттой, и…

— Похоже, даскайли уже запустили лихорадку, а? — сказал Тойра, когда обычным манером — проповедник на лошади, Найдёныш пешком — они покидали Хайвурр.

— Что?

— Лихорадку, — повторил Тойра. — Ничего, через пару месяцев поймешь. Хотя я надеялся… — Он повел плечом. — В общем, мог и не надеяться. Во-первых, так даже лучше, а во-вторых, человеческую природу не изменить, верно?

— Вы расстроены, учитель?

— Нет, — кратко ответил он.

На самом деле Тойра был разочарован, но не хотел говорить об этом Найдёнышу. Как и объяснять, что к чему. В конце концов, системе обучения махитисов несколько сотен лет — ему ли вмешиваться в заведенный распорядок?

От этих мыслей Тойра усмехнулся (и Фриний, чувствовавший сейчас, во сне, то, что чувствовал когда-то его учитель, усмехнулся точно так же): ведь он, Тойра, только тем и занимается, что вмешивается в «заведенный распорядок» целого Ллаургина. Не потому, что уверен в своей способности перешибить плетью обух, а… потому что так получилось. По мнению некоторых людей, посвященных в его тайну, Тойра и так чересчур бездеятелен.

Они правы, по-своему правы: у них есть право обвинять его в этом. У Тойры же — в противовес их праву — есть знание о том, что было с ним раньше, и о том, что ждет его в будущем. И поэтому, обремененный знанием, он хочет если и не покоя, то хотя бы видимости покоя — и видимости обычной семейной жизни.

Вдовая знахарка Аньель подходила для этого идеально: она была по-своему одинока (как и он) и как и он — мудра; она не станет сожалеть о том, что однажды Тойра уйдет и уже не вернется к ней.

Этим утром, когда он отправлялся в сэхлию за мальчиком, она так и сказала: «Время вышло, да? Я была нужна тебе, чтобы воспитать паренька. А теперь ты заберешь его с собой и используешь для своих целей, как и меня».

Она не упрекала, она… это похоже было на то, как человек сам себя хлещет по щекам — чтобы опомниться.

«Эти месяцы, что я проводил здесь…»

Аньель с силой оттолкнула его: «Поспеши-ка в город. Мальчишка уже небось заждался, исстрадался. Думаешь, не знаю, что с ними делают в последний год — и что делали все эти годы?»

Тойра был уверен, что обо всём не догадывается даже она. Но про особые добавки в пищу, благодаря которым половое созревание махитисов сперва притормаживалось, а потом ускорялось, она, конечно, знала. И о том, зачем это делается, — тоже.

Потому и…

Хотя не только потому.

«Езжай, — сказала Строптивица. — Между прочим, эти травы, которые они подкладывают детишкам в похлебку, собирала я. Езжай».

«Я съезжу с ним в Веселые Кварталы. Мальчику нужно…»

«Нет. Так — нет».

«Почему я позволяю тебе…»

«Это я позволяю тебе жить здесь и поступать так, как ты поступаешь, — отрезала Аньель. — Учти, я не жена тебе, у тебя надо мной власти нет… — вымолвила и осеклась будто споткнулась о камень, что незаметно лежал в траве. Или на ржавый гвоздь наступила: сильно, до крови. — И никто здесь, — сказала, повышая голос, — ничем не жертвует, никаких долгов или там обязательств. Каждый поступает так, как ему в голову взбредет. Мне взбрело (кто б объяснил почему?!) помочь тебе сделать из мальчишки хорошего чародея и хорошего человека. Даже наоборот: в первую голову — человека. И не тебе за меня решать, Бродяга. — (Так она звала его.) — Он — твое орудие, не я. Езжай».

«Он не орудие. Когда придет время, я всё ему расскажу.

И ты не обязана… »

«Езжай, язви тебя Немигающая! Будь наконец мужиком, признай свою ответственность за то, что делаешь, и езжай за мальчишкой!»

Вот — съездил; теперь возвращается.

— Как там дома, как Аньель и Омитта? — спросил Найдёныш, чтобы только не молчать,

— Аньель мудрит с травами, — почти безразличным тоном сообщил Тойра. — Квас какой-то приготовила с новым вкусом. Кисловат немного, а так вполне.

Квас и в самом деле оказался кисловат. А еще после него плохо спалось (или причина была в другом? — наверняка в другом, понимает теперь Фриний) — тихонько, чтобы никого не разбудить, Найдёныш поднялся и вошел в дом. Как обычно, все они легли в саду, и ему не хотелось тревожить остальных — а хотелось, хотелось…

Скрипнула дверь.

— А я… — Слова застряли в пересохшем горле.

Она стояла в проеме, похожая на мраморную статую. Но у статуй не бывает таких мягких влажных губ, и ресниц, которые дразнящими касаниями осенней паутинки скользят по твоей коже — и руки, и тихое «Я сама, не спеши», и нежность во взгляде, и печаль, и — Сатьякал всемилостивый!.. — неужели?.. — «услышат…» — «пусть слышат»

«Ты мне снилась; но наяву ты…» тоненький палец на твоих губах, ее язык, ее тепло, ее…

Тем летом Найдёныш так и не узнал, что на следующий день Аньель, улучив момент, когда мужчин не было дома, усадила дочь за стол и долго, по душам с ней разговаривала. О щепотке сонного зелья, которое та подсыпала Строптивице вечером в особый квас. И еще… о многом.

А Тойра — узнал, но внешне никак не отреагировал. Очередной долг на его счету. Сколько бы их ни было, рано или поздно придется платить — и он заплатит, сполна.

Потом.

Когда-нибудь потом.

Из летописной книги Хайвуррской эрхастрии: «В день Подводного Вылупления месяца Стрекозы 689 года от Первого Нисхождения махитис по имени Найдёныш надел ступениатский браслет…»

* * *

В главной храмовне замка К'Рапас было тихо, пусто и темно. Как-никак только рассвело, прислуга еще глаза протирает, не говоря уже о знатных господах, кои небось сладко почивают на мягких кроватях.

«Одному мне не спится», — мрачно подытожил Гвоздь.

Ему действительно не спалось, сперва благодаря энергичной и изобретательной Талиссе, теперь…

Мысли замучили — те, которые возникли еще во время последней беседы с господином Туллэком. Гвоздь никогда не считал себя человеком верующим, полагая, что если вдруг Сатьякалу непременно захочется наказать именно его, зверобоги всегда отыщут, за что. Гвоздь поминал их в своих проклятиях, но больше по привычке, для крепкого словца.

И никогда не думал, что в самом деле может представлять для Сатьякала какой-нибудь интерес. «А должен бы догадаться. Еще в Трех Соснах следовало перестать хлопать ушами и пораскинуть скудным жонглерским умишком!»