Падение Стоуна - читать онлайн книгу. Автор: Йен Пирс cтр.№ 110

Не буду входить в детали, если вы не против, но какое-то время мы поговорили. Она правда была очень милая. И прекрасно помнила смерть мистера Вихманна. Возможно, неудивительно, так как полиция на время закрыла дом, и всем, кто тут работал, пришлось искать работу на улице, что им не слишком нравится.

Ту девушку звали Вирджиния — ни у кого здесь фамилий как будто нет, — но она мало что еще про нее знала. Похоже, здесь не любят говорить про свою жизнь. Мистер Вихманн не был постоянным посетителем, он пришел однажды, поднялся наверх с одной из девушек и, уходя, очевидно, мельком заметил Вирджинию. На следующее утро его нашли в собственной комнате мертвым, с ножевой раной в сердце. Вирджиния исчезла.

По крайней мере так сказала та девушка. Девушку по имени Вирджиния больше не видели, и не думаю, что полиция сильно ее искала. По всем рассказам, она была тихой и вела себя примерно. Она мало общалась с товарками и в ожидании клиента предпочитала сидеть за книгой. У товарок она большой любовью не пользовалась, так как они полагали, что она мнит себя выше их.

Надеюсь, мистер Корт, вы не сочтете, что я даром потратил мое время и ваши деньги, выясняя все это, и что вы одобрите мои старания. Завтра утром я сяду на обратный поезд».

Прочитав внимательно письмо, я его тут же сжег: я не храню случайные бумаги, если в них нет необходимости. Потом я задумался. Связь между Элизабет Лемерсье, Вирджинией и графиней Элизабет Хадик-Баркоци фон Футак унс Сала увидеть было нетрудно. Если все это или хотя бы достаточная часть содержалось в дневнике, то Элизабет было из-за чего беспокоиться. Если Жюль верно восстановил события, ее, возможно, ждет гильотина.

Но времени предпринять что-либо сегодня у меня не оставалось, да и делать было нечего. Тем не менее я тщательно обдумывал задачу, направляясь после ленча на ипподром Лоншан. Предстоящего я не предвкушал. Я ненавижу скачки: никогда не видел в них смысла. Лошадей я люблю (гостя в юности у Кэмпбеллов в Шотландии, я много ездил верхом), и мало что сравнится с наслаждением сесть с восходом на хорошего коня и поскакать на пустоши. Животные наделены личностью и характером: они могут стать настоящими друзьями, если знаешь, как с ними обращаться. Но скакать по дорожке под крики тысяч разодетых, избалованных зрителей? Животные много достойнее этих людей, которых, как правило, сами лошади не слишком интересуют. Эти люди ходят на ипподром, чтобы показать себя и потратить деньги. День в Лоншане удовольствия не сулил.

У меня выдалось напряженное утро, проведенное за сбором сведений о Франсуа Юбере — больших, чем мог дать мне мсье Штейнберг. Я еще не оправился от шока после столкновения с Симоном; оно глубоко меня потрясло; я не видел, что мог бы сделать иначе, но легкость, с какой я пришел к этому выводу и начал действовать исходя из него, казалась мне крайне тревожной. А потому с Франсуа Юбером я был неряшлив: позволил себе заплатить слишком много за незначительную информацию, слишком многое раскрыл сам, потому что спешил и чересчур устал.

По меньшей мере мои труды принесли достаточно, чтобы питать уверенность в успехе. Мсье Юбер возглавлял департамент бонов в «Креди Интернасьональ»; именно в его ведении находилась подписка банка на займы, и он определял объемы участия в них своего банка. Ничего необычного: у большинства банков теперь есть такие служащие, и их значимость все растет. Само по себе это мало что давало. Гораздо важнее был тот факт, что для человека своего положения мсье Юбер слишком любил азартные игры и что к целой веренице женщин внимания проявлял больше, чем полагается женатому мужчине. Сложите одно с другим, и получите человека, глубоко залезшего в долги, а тогда, конечно, начнете задумываться, откуда брались деньги. Такого можно без особых трудностей склонить отвечать на вопросы.

Оставалась, разумеется, проблема, как его найти. Я читал Золя и прекрасно помнил сцену в «Нана», описание огромных толп, бесчисленных повозок, от фиакров до телег, масс простолюдинов, буржуазии, gratin [10] — все в отличающем их от других платье, со своими особыми повадками, и все толкутся бок о бок, сведенные вместе азартом. Я предчувствовал затруднения, видел, как проталкиваюсь через толпу и никак не нахожу искомую добычу. Я подумывал, не попросить ли Элизабет пойти со мной, чтобы за поисками рассказать ей про Симона, но она бы отказалась.

Идея обладала определенным шармом: она была Нана своего времени, но много утонченнее и увереннее в себе. Не для нее участь шлюхи Золя, созданной исключительно для того, чтобы запротоколировать ее падение, чтобы продемонстрировать, какой жестокой бывает жизнь. Элизабет посвятила себя доказательству обратного, того, что личность способна одержать победу, что судьба не предопределена. Я желал ей удачи. И беспокоился из-за предостережения мадам Колвиц. И из-за дневников. И из-за Дреннана.

Но Элизабет ненавидела лошадей, как она сказала мне однажды, и не любила азартные игры. Она не играла со случаем — это было главное ее свойство. Она была не Нана, пожирающая людей ради самого пожирания, доводящая их до бедности или самоубийства только потому, что способна. Она принадлежала к иному поколению, к эпохе бизнеса. Она покупала и продавала и преумножала свой капитал. Дальновидная и, несомненно, более умная, чем плод фантазии Золя, и, уж конечно, с меньшими шансами на одинокую смерть в гостиничном номере. Элизабет не намеревалась сиять ярко и умереть молодой.

Но проблема, как найти мсье Юбера, оказалась много проще, чем я ожидал. Золя (неспособный удержаться от безвкусного и вульгарного) описал одно из больших событий ипподромного года, собирающее орды зрителей. Однако в большинстве Лоншан был много непритязательней: повседневные скачки привлекали лишь поистине увлеченных или поистине одержимых. Некоторые лошади выглядели так, словно предпочли бы доживать старость на каком-нибудь лугу, и по меньшей мере три жокея принесли бы своим хозяевам больше, если бы ели поменьше. В общем и целом атмосфера была как на деревенском празднике, а не на известном ипподроме: орды исчислялись парой сотен человек, а букмекеры явились скорее по долгу службы, чем ради перспективы серьезного заработка. Огромные кафетерии были закрыты, прилавки пусты, никакого гуда предвкушения. Настроение было скорее меланхоличным, зрители знали, что больших переживаний им ждать не стоит, и слишком хорошо понимали, что здесь они только потому, что не могли удержаться. Даже день был далек от приятного, когда теплое солнышко отчасти компенсировало бы отсутствие иных удовольствий. Но нет, небо было низким и серым и грозило дождем в любой момент; в ветре чувствовался холодок, и я пожалел, что не надел более теплое, зимнее пальто.

Зрители в большинстве принадлежали к разряду лавочников, в их аккуратности сквозило отчаяние, да и сами они казались тут не вполне к месту: лица — слишком изнуренные либо слишком розовощекие, голоса — слишком громкие либо слишком тихие. Всех их я оглядел быстро и так же быстро отмел. Один вполне сошел бы за старшего служащего «Креди Интернасьональ», и он стоял в сторонке, изучая программу скачек со спокойствием профессионала, не выказывая ни эмоций, ни интереса к тому, что делает. Он совершенно ничем не выделялся, и, будь толпа больше, у меня не было бы ни единого шанса его найти. Я посмотрел, как он подошел к букмекеру, сколько-то заплатил с тяжелым вздохом и удалился, но не для того, чтобы наблюдать за забегом. Его интерес был отвлеченным, казалось, он способен провести полдня, ни разу не дав себе труда взглянуть хотя бы на одну лошадь. Он был одержим не спортом, а числами.