Террористы - читать онлайн книгу. Автор: Май Шёвалль, Пер Валё cтр.№ 10

Ограничился коротким «пока!» и ушел.

Зато теперь он сидел в кафе с Реей, а это было совсем, совсем другое дело.

Правда, у Реи был мрачный вид.

— Этот суд, — говорила она, — до чего унылая картина. Какие типы распоряжаются судьбами людей. Прокурор этот — он же чистый клоун. А как таращился на меня, словно впервые в жизни женщину увидел.

— Бульдозер, — подхватил Мартин Бек. — Он много женщин повидал, к тому же ты не в его вкусе. Но он любопытен, как омар.

— Разве омары любопытны?

— Не знаю. Я где-то слышал это выражение. Кажется, финские шведы придумали.

— А защитник не знает даже, как зовут клиента. Только и делает, что рыгает да вставляет бессмысленные реплики. У девчонки никаких надежд.

— До конца еще далеко. Бульдозер выигрывает почти все свои дела, но Роксена еще ни разу не одолел. Помнишь историю со Свярдом?

— Еще бы, — отозвалась Рея и хрипло рассмеялась. — Это когда ты в первый раз пришел ко мне на Тюлегатан. Дело о запертой комнате. Без малого два года тому назад. Как тут забыть.

Она заметно повеселела.

Глядя на нее, и он повеселел. Чудесно прошли эти два года — разговоры, ревность, дружеские перебранки, но главное — близость, доверие, общность. Хотя Мартину Беку перевалило за пятьдесят и он накопил изрядный жизненный опыт, он много почерпнул от нее.

Он надеялся, что и она что-то от него получила.

Надеялся, но не был совсем уверен: как личность она была сильнее и мыслила смелее, наверно, и остротой ума его превосходила, во всяком случае, быстрее соображала. У нее была тьма недостатков; так, она частенько кисла и раздражалась, но он любил и ее недостатки. Возможно, это звучало глупо или чересчур романтично, однако он не мог придумать лучшего выражения.

Глядя на Рею Нильсен, Мартин Бек подумал о том, что перестал ревновать. Сквозь тонкую ткань небрежно застегнутой рубашки просвечивали крупные соски, она сбросила босоножки и терла друг о друга ступни под столом. Иногда нагибалась и чесала лодыжки. Она принадлежала сама себе, а не ему, и, пожалуй, это было в ней самое лучшее.

Между тем неправильное лицо Реи опять омрачилось тревогой и недовольством.

— Я не очень разбираюсь в юридических тонкостях, — покривила она душой. — Но это дело, на мой взгляд, проиграно. Твои показания могут что-нибудь изменить?

— Вряд ли. Я даже не знаю, что ему, собственно, надо от меня.

— И остальные свидетели защиты не внушают оптимизма. Директор банка, учительница домоводства, полицейский. Хоть кто-нибудь из них был там в тот момент?

— Кристианссон был. Он вел патрульную машину.

— Такой же тупой, как второй фараон?

— Такой же.

— И непохоже, чтобы защитительная речь могла спасти положение. С таким адвокатом.

Мартин Бек улыбнулся. Мог бы знать наперед, что Рея примет это дело близко к сердцу.

— Верно, непохоже. Но ты уверена, что по справедливости должен бы выиграть защитник? Уверена, что Ребекка невиновна?

— С таким дознанием не в суд, а на помойку идти. По-настоящему это дело надо бы вернуть в полицию. Они же ничего толком не выяснили. Вот за что я ненавижу фараонов, впрочем, и за рукоприкладство и за все остальное тоже. Они передают в суд дела, по которым надо бы еще работать и работать. Потом прокурор пыжится, словно петух на мусорной куче, а суд состоит из болванов, которых посадили на это место только потому, что в политике им нет применения и ни на что другое они не годятся.

В основном она была права. Присяжных набирали на помойках политических партий, они нередко были в приятельских отношениях с обвинителем или же шли на поводу у властных судей, которые в душе их презирали. Обычно они не смели перечить юридическим авторитетам и слишком часто представляли шведское молчаливое большинство, которое стоит за законность и порядок вообще, а в частности не вдается.

Попадались прогрессивные судьи, но очень редко. Большинство защитников давно смирились с существующим положением и только сожалели, что не занялись более доходной практикой в мире бизнеса, где можно рассчитывать на крупные куши и на то, чтобы попасть в программу «События недели».

— Может, это звучит странно, — сказал Мартин Бек, — но мне сдается, что ты недооцениваешь Роксена.

По пути в зал суда Рея вдруг взяла его за руку. Это бывало не часто и только в тех случаях, когда ее что-то тревожило или она была сильно возбуждена. Рука, как и сама Рея, была крепкой и доверчивой.

Бульдозер вошел в коридор одновременно с ними, за минуту до конца перерыва.

— С ограблением банка на Васагатан разобрались, — выпалил он, запыхавшись, — но на нас свалились два новых. В одном из них угадывается рука Вернера Руса.

Заметил Квастму и подбежал к нему, даже не договорив.

— Можешь идти домой, — сказал он сержанту. — Или заступать на дежурство. Этим ты сделаешь мне личное одолжение.

К таким словам Бульдозер прибегал, когда хотел отругать человека.

— Чего? — не понял Квастму.

— Можешь заступать на дежурство, — повторил Бульдозер. — Каждый должен быть на своем посту.

— А что, здорово я пригвоздил эту бандитку, — сказал Квастму. — Недаром все детали назубок знал. Не придерешься.

— Да-да, — отозвался Бульдозер, — ты выступил блестяще.

Квастму удалился, чтобы продолжить борьбу против бандитизма.

Перерыв кончился, разбирательство возобновилось.

Рокотун пригласил своего первого свидетеля, директора банка Румфорда Бундессона, подождал, пока тот принесет присягу, и взял слово:

— Не всем дано уразуметь те принципы, или, вернее, ту беспринципность, которая составляет основу капиталистического общества. Большинство слышало о выгребных ямах, а также о таком явлении, как всеобщие выборы, когда социал-демократы и другие буржуазные и капиталистические партии, я бы сказал — так называемые партии, вымогают у народа огромные деньги, чтобы провести формально добровольное голосование за политику, которая на руку привилегированным слоям, а именно капиталистическим дельцам, партийным бюрократам и профсоюзным боссам, объединенным общими интересами — проще говоря, жаждой наживы. И чтобы люди санкционировали названную политику независимо от того, за какую из социал-буржуазных партий они проголосуют.

Бульдозер Ульссон был погружен в изучение какого-то документа, но тут он очнулся и объявил, взмахнув руками:

— Протестую, у нас судебное разбирательство, а не предвыборный митинг.

— В школе нам толковали про Иону в чреве рыбы-кита, — невозмутимо продолжал Рокотун. — Позже выяснилось, что кит никакая не рыба. А просто-напросто кит, млекопитающее. Но лично я китов не видел, разве что на картинках. И у одного клиента в тюремной камере, по телевизору конечно. Сам-то я дома телевизора не держу, он только препятствует полету мысли. Зато у меня есть дочь одних лет с… — Он заглянул в свои бумаги: — …одних лет с Ребеккой Линд, хотя сам я довольно пожилой. Кстати, одна из ее подруг состоит в родстве с каменщиком, которого зовут Лексер Оберг, но он не имеет никакого отношения к артисту Обергу, тому самому, который снял фильм про Эльвиру Мадиган, то есть он-то играл не Эльвиру Мадиган, а лейтенанта Спарре и сам же был режиссером. Он ему такой же родственник, как мастер по художественному выпиливанию Эрнст Ёнссон из Треллеборга родственник артиста Эдварда Перссона.