Двадцатая рапсодия Листа - читать онлайн книгу. Автор: Даниэль Клугер, Виталий Данилин, Виталий Бабенко cтр.№ 63

Феофанов, очень не любивший возражений, поджал губы, а потом сухо ответил, что давеча он и Равилька специально обследовали все места, облюбованные медведем, а кроме того, такие случаи бывали, и опытные охотники с ними не раз сталкивались. Однако Федор стоял на своем, и тут Петр Николаевич получил подкрепление с неожиданной стороны.

– Я тоже читал о подобных случаях, – сказал вдруг Владимир. – Господин Феофанов совершенно прав. Не далее как два дня назад я читал о совершенно похожем случае у князя Ширинского-Шахматова. Так что вы, Федор… простите, как вас по отчеству?

– Филипыч, – ответил егерь, с удивлением озирая молодого человека, которого видел впервые.

Я же в очередной раз усмехнулся про себя, отметив привычку студента нашего обращаться ко всем по имени-отчеству.

– Так вот, Федор Филиппович, – молодой Ульянов обращался к егерю, но при этом то и дело поглядывал на Феофанова, – князь Ширинский-Шахматов – знатный медвежатник, более сотни зверей добыл. В своей книге он описал, как шатун, поднятый подтаявшими водами, то и дело возвращался к старой своей берлоге, и сиятельный князь именно там его и взял. А это, согласитесь, точь-в-точь наш случай.

Егерь с сомнением покачал головой, но спорить не стал. Все прочие, и я в том числе, считали Феофанова в полной силе опытным охотником. А поддержка молодого человека лишь подтвердила это мнение.

Петр Николаевич был, как мне кажется, весьма удивлен вмешательством студента нашего, но короткую защитительную речь его выслушал с благосклонностью, хотя и проявил оную лишь коротким кивком в сторону Владимира. Я же, едва инцидент был исчерпан, вновь вернулся в угнетенное состояние.

Спать я нынче толком и не спал, все ворочался с боку на бок, переваривал, так сказать, новости. И на охоту пришел нынче с тяжелой головой и твердым решением как-нибудь переговорить с Артемием Васильевичем. Вот ведь удивительное дело! Пока убийцей представлялся мне некий незнакомец с расплывчатым серым пятном вместо физиономии, испытывал я что-то сродни охотничьему азарту: ату его, голубчика! Прижать! Загнать в угол! Но вот как стало по всему выходить, что преступник – давний мой знакомец, приятель, которого я и вслух, и про себя частенько именовал другом, и чувства радикально поменялись. Теперь несчастным представлялся мне уже Артемий Васильевич, забубенная головушка, поддавшаяся жаркой страсти и не устоявшая перед искушением. И во все время, пока пытался я ввечеру уснуть, стояла перед моим внутренним взором картина: будто бы скатывается Петраков по льду прямо в прорубь, вроде той, из которой выудили мы двух несчастных австрийцев, и руку ко мне тянет – дескать, помоги, брат! А как я мог помочь ему? Улучив момент, шепнуть: беги, друг любезный, не то заберут тебя не нынче завтра в кандалы, а там, глядишь, и в Сибирь угодишь на вечные времена? Нет, не повернулся бы язык у меня такое посоветовать. Не представлял я себя соучастником убийства – а кем, как не соучастником, может считаться тот, кто способствует побегу преступника? Но и смотреть безмолвно за тем, как гибнет не чужой мне человек, я не мог.

Мучался я, ворочался и решил в конце концов убедить Артемия Васильевича самому прийти к уряднику и повиниться. Повинную голову меч не сечет, может, и суд иначе к нему отнесется, и судьба его окажется хоть немного, да полегче.

А потому, понятное дело, распоряжения Петра Николаевича, которые тот продолжал делать, я слушал вполуха, ибо мысли мои были больше заняты предстоящим разговором. Облегчало мою задачу то, что еще накануне мы с Петраковым сговорились вместе быть в засаде – у брошенной шатуном берлоги. Однако следовало торопиться. Не в разгар же гона вести разговор на столь щекотливую тему! Словом, я нетерпеливо переминался с ноги на ногу и озабоченно поглядывал на всех прочих, ожидая команды от Феофанова и Никифорова занять место.

Не в пример мне, Артемий Васильевич был оживлен и весел не менее обычного. Думаю, вчерашний разговор с нашим студентом его нисколько не обеспокоил, хотя, помнится, поначалу он насторожился. Сейчас он то и дело тормошил Феофанова, взявшего на себя нелегкую роль предводителя. Петр Николаевич не обращал на эти тормошения никакого внимания, лишь изредка хмурил густейшие свои брови, продолжая в то же время четко разъяснять каждому его дислокацию и порядок действий.

В отличие от Петракова, мой молодой друг слушал предводителя с явным интересом, то и дело задавал уточняющие вопросы и даже переспрашивал, казалось бы, очевидное. В конце своего катехизиса Петр Николаевич почти исключительно к нему и обращался. Я вновь подивился умению молодого Ульянова завоевывать доброжелательное внимание – точно так же исключительно к нему обращался вчера за столом Артемий Васильевич.

Урядник, не прислушиваясь особенно к наставлениям Феофанова, негромко переговаривался с двумя охотниками – своим помощником десятским Туфановым и егерем Ферапонтовым. Со мною он перемолвился едва ли двумя фразами – поинтересовался здоровьем и спросил, к которой партии я присоединился. Услышав, что моим компаньоном будет Артемий Васильевич, молча кивнул и более ко мне не обращался.

– Ну, хватит болтать! – Терпение Петракова лопнуло. – Что это, Петр Николаевич, вы нас всех поучаете, будто классный наставник – приготовишек? Давно уже все понятно, собаки вон скоро цепи порвут от нетерпения! Пора, господа, пора. – И, повернувшись ко мне, сказал: – Пойдемте, Николай Афанасьевич, уже солнце встает, а мы всё на юру мерзнем!

Феофанов прервался на полуслове, укоризненно глянул на Артемия Васильевича, но спорить не стал. Владимир посмотрел на меня с таким видом, словно хотел то ли спросить о чем-то главном, то ли о чем-то важном предупредить, но в последний момент передумал и лишь кивнул напутственно, когда я направился следом за Петраковым.

Артемий Васильевич шагал размашистым, но удивительно бесшумным, мягким шагом, казавшимся несообразным его немалой тучности и высоченному росту. Я же продолжал размышлять над злодейскими поворотами судьбы, при том стараясь не отставать от моего товарища.

До места – небольшой возвышенности между двумя оврагами – мы дошли примерно за полчаса. В этих местах вообще много оврагов, иные из них носят человеческие названия – Васильев, например, или Иванов, но есть и Каменный, а то еще южнее тянется большой овраг Кадылка. Небо на востоке – в той стороне, где лежало наше Кокушкино, – заметно посветлело. Солнце, наверное, уже взошло, однако над деревьями оно покажется еще не скоро, а то и вовсе не покажется, не сумев пробиться сквозь облачную хлябь. Оглядевшись по сторонам, Петраков указал рукою, в которой держал ружье, на едва заметный пригорок саженях в двадцати от нас.

– Берлога, – пояснил он вполголоса. – Бросил он ее, но, судя по следам и помету, время от времени сюда наведывается. А вон там, – Артемий Васильевич отвел руку чуть правее, – Равиль тухлого мяса прикопал. Так что самое что ни на есть отличное место. Тут мы его и подождем. Вишь ты! – добавил он, заходя за кустарник, росший чуть в стороне от нашей тропы. – Ежели по следам судить – здоровущий хозяин. Вон какие лапы. А что ж вы там стоите, Николай Афанасьевич? Сюда пожалуйте, здесь удобная позиция. Подветренная сторона, учуять нас он не должен.