— Ты хоть уверен, что он и есть Акушер?
— Этого тебе мало? — Оливье указал на дверь автомастерской.
С места преступления как раз выносили тела погибших. Двое сотрудников толкали носилки — жертву упаковали в пластиковый чехол. Следом шел еще один, держа контейнер со льдом и красным крестом на крышке. Внутри — сожженный младенец.
— Черт, из-за вас теперь весь квартал под угрозой. — Капитан коснулся своей нашивки.
— Да твой квартал сам по себе угроза.
— Скажи еще, это я виноват.
Пассан уловил в его взгляде смертельную усталость, и тут же весь его гнев и презрение улетучились. Капитан, измотанный многолетней беспросветной борьбой с городскими беспорядками, просто дошел до ручки. При свете мигалок Пассан снова огляделся. Прилипшие к окнам семьи, местные пацаны, толкущиеся по периметру безопасности, хихикающие детишки в пижамках на порогах муниципальных домов — и блюстители правопорядка в противоударных шлемах, с травматическими пистолетами, готовые стрелять по толпе.
Несколько «этнических» легавых — негров, арабов с полицейскими нашивками — пытались утихомирить народ. Пассан вспомнил индейцев американского Запада, служивших белым проводниками в незнакомом враждебном мире, — такими же проводниками были и эти полицейские.
Он развернулся и пошел к своей машине, прокручивая в голове события, что привели его к вратам ада. Позавчера исчезла двадцативосьмилетняя Лейла Муавад, находящаяся на девятом месяце беременности. А несколько часов назад пришло сообщение из финансового отдела: в холдинг, которым руководит их главный подозреваемый, Патрик Гийар, входит оффшорная компания, владеющая автомастерской в Стэне по адресу: Сади-Карно, 134. Этот ангар, о котором никто никогда не слышал, находится менее чем в трех километрах от мест, где были найдены три первых трупа.
Пассан позвонил Фифи. Они не медлили и все же опоздали — эти несколько минут стали роковыми для Лейлы и ее ребенка. За долгую службу Пассан всякого навидался, и бог знает какая по счету несправедливость не потрясла его до глубины души.
Внезапно чей-то вопль разорвал общий гомон. Молодой мужчина растолкал спецназовцев и бросился к труповозке. Пассан узнал его сразу: Мохаммед Муавад, тридцать один год, муж Лейлы. Накануне Оливье брал у него показания в помещении судебной полиции Сен-Дени.
На сегодня с него хватит. Вот-вот подъедет прокурор, будет назначен новый следственный судья, пусть он и разбирается с Иво Кальвини, судьей, который занимался расследованием серии убийств. В любом случае Пассану это дело не поручат. По крайней мере, не сразу. Сперва придется искупить грехи: незаконный обыск; проваленное задержание на месте преступления, нарушение запрета подходить к Гийару ближе чем на двести метров. Применение насилия к подозреваемому, на которого распространяется презумпция невиновности. Адвокаты этого говнюка сожрут его заживо.
— Валим отсюда?
Фифи курил, сидя в «субару». Из открытой дверцы торчали его волосатые ноги, одну из которых уже перевязали врачи «скорой».
— Обожди секунду.
Пассан вернулся в эпицентр событий. Теперь ему нескоро представится возможность разжиться сведениями по делу. На месте преступления трудились эксперты криминалистического отдела, вспышки фотоаппарата то и дело выхватывали куски стен, из рук в руки переходили порошки, пинцеты, запечатанные пакетики. Все это он наблюдал сотни раз, и его уже тошнило от этого зрелища.
Он высмотрел координатора криминалистов, Изабель Заккари, которую сам же и вызвал по телефону. В своем белом комбинезоне, она стояла рядом с черными следами, оставленными внутренностями жертвы.
— Уже что-то есть?
— Дело у тебя?
— Сама знаешь, что нет.
— Тогда я вряд ли могу…
— Хотя бы самые первые результаты.
Заккари стянула капюшон, как будто ей не хватало воздуха. В маске с боковыми фильтрами вокруг шеи она смахивала на мутанта. При каждом ее движении слышался шелест сминаемой бумаги. Она была в очках, обычно придававших ей высокомерный и сексуальный вид, но только не сегодня вечером.
— Пока ничего не могу сказать. Мы все отправляем в лабораторию.
Пассан окинул взглядом помещение: окровавленная цистерна, свисающие ремни, потемневшие от крови хирургические инструменты на стойке. Здесь еще держался запах горелого мяса.
— Нашли его отпечатки? — Пассана вдруг поразила одна мысль.
— Полно. Но это ведь его мастерская?
Надо искать их на теле убитой женщины, на инструментах, которыми негодяй орудовал, на канистре с бензином, при помощи которого сжег ребенка. А еще частички его кожи под ногтями жертвы — любую органику, способную связать владельца автомастерской с его добычей.
— Пришли мне результаты мейлом.
— Слушай, это же не по правилам, я…
— Это мое дело.
Заккари покачала головой. Пассан знал, что она все сделает: восемь лет работы бок о бок, немного флирта, сексуальное напряжение, всегда существовавшее между ними, — все это не прошло даром.
Снаружи ему легче не стало. Опять лило как из ведра. Столпившиеся у ограждения местные прорывали цепь спецназовцев, — того и гляди, все это плохо кончится. Только в одном повезло: журналистов пока не видно. Каким-то чудом ни один репортер, фотограф или оператор до сих пор не объявился.
Огибая машину, чтобы сесть за руль, Пассан увидел еще одни носилки, которые подкатывали к «скорой помощи». На них, укрытый серебристым термоодеялом, лежал Патрик Гийар, в шейном корсете и кислородной маске. Прозрачный полимер искажал черты, возвращая ему истинный облик — это было лысое белое чудовище с безобразной физиономией.
Санитары открыли дверцы машины и осторожно вкатили носилки внутрь. Синие мигалки отражались в складках переливчатого одеяла, и казалось, что палач выглядывает из кокона с бирюзовыми блестками.
Их взгляды встретились.
То, что он увидел в глазах убийцы, убедило его: война еще не выиграна.
Возможно даже, не эта битва.
3
Через час Оливье Пассан жмурился от удовольствия, стоя под душем в своем новом офисе. Вода была словно наделена некой магией: она смывала не только грязь и пот, но и вонь горелого мяса, видения истерзанной плоти, жажду убийства и разрушения, которая все еще не отпускала его. Он склонил голову под тугими струями — прохладными, почти холодными. Покрасневшую под напором воды кожу слегка саднило, освежающий ливень хлестал по затылку.
Наконец он вытерся и почувствовал себя обновленным. Обстановка Центрального управления судебной полиции на улице Труа-Фонтано в Нантере лишь усиливала это впечатление. Помещения в стиле хай-тек, просторные и безликие, — ничего общего с мрачным лабиринтом на набережной Орфевр.
[4]
Многие отделы перевели сюда, пока не начнут возводить новый дом номер 36. Хотя, по слухам, денег на строительство нет, и полицейские скоро вернутся к родным пенатам.