Старая сказка - читать онлайн книгу. Автор: Кейт Форсайт cтр.№ 120

Он покачал головой.

— Не стоит вам наблюдать за допросами, мадемуазель, вы слишком молоды для этого. Но, если хотите, я стану сообщать вам все, что мне удастся узнать.

— Бертран, вы — прелесть! Я похлопочу о том, чтобы вы получили место при дворе!

— Я бы предпочел получить место в замке Шато де Казенев. В деревне мне как-то сподручнее.

— Я непременно напишу сестре, — пообещала я. — Она теперь баронесса де Казенев и найдет вам работу по душе.

Он кивнул, рассыпался в благодарностях и ушел, оставив меня обрызгивать комнату и матрас настойкой руты. Воняла она ужасно. Я поднесла к носу ароматический футлярчик, но он не помог заглушить отвратительный запах. Усевшись на скамью, я перечитала газету, но обнаружила, что мне трудно сосредоточиться на статье. Что это я слышу — слабые крики? А это что — негромкий плач? Или же это всего лишь ветер, завывающий в башнях Бастилии? Едва стемнело, я дрожащими руками зажгла свечу и легла на свою сырую постель, свернувшись калачиком. Меня тошнило от страха.

Каждый день мой гасконский тюремщик приносил мне корзинку простой еды и обрывки новостей. Герцога де Люксембурга допрашивали первым, сообщил мне Бертран. Никто не знал, в чем его обвиняют, но говорили, что он заключил сделку с дьяволом, дабы стать неуязвимым на поле брани, обожаемым и состоятельным, подобно королю, равно как и заставить женщин бросаться к его ногам в порыве страсти. Ходили слухи, что он принимал участие в черных мессах и оргиях, но, учитывая, что он был потомственным аристократом, в такую ерунду мне верилось с трудом.

На следующий день Бертран сообщил мне, что стражники потешаются над допросом, устроенным герцогине де Фуа. Ее письмо было найдено в доме Ля Вуазен, и в нем герцогиня подвергала сомнению действенность купленного ею снадобья для увеличения размера груди. Она писала ведьме: «Чем сильнее я втираю его, тем хуже они растут!»

— Не могли же ее обвинить в этом? — заметила я.

Бертран пожал плечами.

— Ее отпустили после того, как задали всякие вопросы о том, что еще она покупала у ведьмы, но она твердила, что больше ничего.

Через несколько дней состоялся допрос принцессы де Тингри, которая вышла из следственной комнаты вся в слезах после того, как, по словам Бертрана, ее обвинили в том, что она трижды сделала аборт — все дети были от герцога де Люксембурга, — высушила младенческие трупики, растерла их в порошок и использовала в заклинаниях.

— Но это невозможно. Она — принцесса!

— Очень многие придворные дамы уже предстали перед судом, — сумрачно ответил Бертран. — А сегодня, насколько я знаю, настанет и ваша очередь.

Я в страхе схватила его за руку.

— Бертран, меня… меня не будут пытать, как ты думаешь?

Он неловко передернул плечами.

— Не могу знать. Такую милую дамочку, как вы? Нет, не думаю. Разве что они сочтут вас виновной.

Я принялась дрожащими руками приводить себя в порядок, жалея о том, что не могу вымыться и надеть чистое платье. Меня преследовал запах настойки руты, который казался мне запахом страха и отчаяния. Я расправила и отряхнула измятую юбку, накрасилась и попыталась расчесать всклокоченные волосы пальцами, а потом и заколоть их, не имея возможности посмотреться в зеркало.

Из камеры меня вывел Бертран, и он же повел меня в центр Бастилии. Ковыляя по сумрачным коридорам, я то и дело слышала доносящиеся из камер плач и стоны, а однажды, откуда-то с нижних этажей, долетел душераздирающий крик, от которого у меня кровь застыла в жилах.

— Испанский сапог, — заметил Бертран. — Ломают кости.

Я поднесла ладонь ко рту и пошатнулась, едва не упав. Бертран поддержал меня под локоть и заставил присесть на маленькую скамеечку в углу.

— Сделайте глубокий вдох, — посоветовал он мне. — Помните, гасконцы смеются даже в аду.

Я опустила голову, глубоко дыша полной грудью. В это мгновение дверь распахнулась, и на пороге остановилась невысокая черноволосая женщина в сверкающем бальном платье, драматическим жестом раскинув руки в стороны.

К ней бросилась толпа разряженных в пух и прах придворных.

— Мадам! Какие новости?

Это оказалась герцогиня де Бульон. Пухленькую и круглолицую, с живыми и кокетливыми черными глазами, ее часто называли самой красивой из мазаринеток. Ее любовные интрижки стали притчей во языцех, и именно по этой причине король выбрал ее в качестве первой любовницы для своего сына, дофина. Ее любовник, герцог де Вандом, приходился кузеном королю и племянником ее супругу, а также, по слухам, являлся отцом ее младшего сына. К своему невероятному изумлению, в обступившей ее толпе я разглядела и супруга, и любовника.

— Что они у вас спрашивали? — нервно поинтересовался у нее любовник.

— Мне задали очень много вопросов. Право слово, никогда бы не подумала, что мужчины, априори считающиеся умными, способны спрашивать такие глупые вещи.

— И что же это были за вопросы? — осведомился супруг.

— Меня спрашивали, правда ли, что я купила яд у Ля Вуазен, чтобы убить вас, дорогой, — отозвалась она. — Я заявила им, что это полная ерунда! Если бы вы боялись, что я собираюсь отравить вас, неужели вы сопровождали бы меня сюда?

— Действительно, — сухо откликнулся супруг.

— О чем еще они вас спрашивали? — полюбопытствовал любовник.

— Дознаватель спросил у меня, не видела ли я дьявола. Я ответила, что видела, и что он был такой же смуглый и уродливый, как он, — небрежно отозвалась герцогиня.

Слова ее были встречены взрывом смеха, и сторонники подхватили ее на руки и понесли, оживленно переговариваясь. Уже с самого верха лестницы до меня донесся ее громкий голос:

— Увы, сегодняшний день оказался безнадежно испорчен. Быть может, мы отправимся в театр, раз уж мы застряли в Париже? Я слыхала, что последняя пьеса месье Корнеля, «Гадалка», пользуется бешеной популярностью!

— Ваша очередь, мадемуазель, — обратился ко мне Бертран. — Мужайтесь!

Я поднялась и медленно направилась к открытой двери, пытаясь не показать, что у меня подгибаются колени. За нею оказалась маленькая комнатка, занавешенная черной материей. Единственным источником света служили несколько свечей, расставленных вокруг стула на возвышении, Значит, я буду сидеть на виду, тогда как все остальные в комнате будут скрываться в тени.

Шагая к стулу, я оглядывалась по сторонам, но различала лишь тени мужчин в огромных париках и длинных накидках, лишь изредка подмечая блеск глаз, нос с горбинкой и согбенную спину одного из писцов, сидевших за письменными столами. А потом я опустилась на стул и перестала различать вообще что-либо, за исключением яркого пламени свечей. Мне стало холодно, и я поспешно стиснула руки, чтобы их дрожь была не так заметна. Меня попросили назвать свое имя. Отвечая, я расслышала быстрый скрип перьев по бумаге и цоканье стальных наконечников, макаемых в чернильницы.