Падение звезды - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Незнанский cтр.№ 33

Он снова покосился на Викторию Сергеевну Отблеск фонаря упал не ее бархатистую щеку, очертил ее полные, свежие губы, и ему вдруг до смерти захотелось ее поцеловать. Турецкий резко остановился и повернул Викторию Сергеевну к себе. Она замерла, удивленно глядя на Турецкого.

— Я хочу вас поцеловать, — сказал Турецкий. — Не знаете, с чего бы это?

Виктория Сергеевна улыбнулась:

— С мужчинами такое случается. И довольно часто.

Расценив это как согласие, Турецкий обнял Викторию Сергеевну за талию, привлек к себе и поцеловал. Однако она успела отстранить лицо, и поцелуй получился скользящий, Турецкий лишь коснулся ее губ своими.

— Александр Борисович, идите домой, — мягко произнесла Виктория Сергеевна. — Ваша жена, должно быть, уже волнуется.

— Но…

— Идите, — мягко, но настойчиво повторила она.

Александр Борисович разжал объятия. Подумал и вздохнул:

— Да… Наверное, вы правы. Но знаете что — я все-таки провожу вас до дома.

— Я могу и сама…

— Нет, — решительно сказал Турецкий. — Даю слово, что больше не буду к вам приставать. Я сам не знаю, что на меня нашло. Обычно я не такой.

— Верю, — улыбнулась Виктория Сергеевна. — Просто у вас плохой вечер.

— После встречи с вами я в этом не уверен. Ну что, идем?

— Идем.

Виктория Сергеевна вновь взяла Турецкого под руку, и они продолжили путь.

Спустя полчаса они подошли к дому Виктории Сергеевны. Прощаясь, Турецкий пожал ей руку и сказал:

— По-моему, сегодня вечером у меня появился новый друг.

— Дай-то бог, — ответила она. Затем быстро поцеловала Турецкого в щеку, махнула ему ладошкой, повернулась и через мгновение скрылась в подъезде.

Расставшись с Викторией Сергеевной, Турецкий достал сигареты и закурил. Затем посмотрел на освещенные окна дома и пробормотал:

— Сегодня я был близок к тому, чтобы изменить жене. Но этого не случилось.

Если бы кто-то спросил Турецкого, рад он этому или нет, — он бы не смог ответить твердо.

К тому моменту, когда Александр Борисович пришел домой, Ирина уже спала. Утром они не разговаривали, но по смягчившемуся взгляду жены и по тому, как вздрагивали ее веки, когда они встречались глазами, Турецкий понял, что прощен. Однако делать первый шаг к примирению он не спешил. В конце концов, не он первый это начал!

Виктории Сергеевне Турецкий позвонил с работы.

— Старший лейтенант Филиппова, — услышал он в ответ.

— Виктория Сергеевна, это Турецкий. Я…

— А, Александр Борисович! Как добрались до дома?

— Благополучно. Я…

— С женой помирились?

— Почти.

— Ну и славно!

Александр Борисович набрался духу и сказал:

— Виктория Сергеевна, я хотел перед вами извиниться. Не знаю, что на меня нашло. Просто наваждение какое-то…

— Не стоит, — перебила его Виктория Сергеевна. — Но если это для вас так важно — считайте, что извинения приняты.

— Спасибо!

— Не за что. Это все, что вы хотели мне сказать?

— В принципе да.

— Ну тогда всего вам хорошего. Если что — звоните! Пока!

Все, короткие гудки. Некоторое время Турецкий держал трубку в руке, рассеянно глядя на телефон. Затем с едва заметной мужской горечью пробормотал «все-таки жаль…» и решительно брякнул трубку на рычаг.

Жизнь продолжалась.

Валентина Дмитриевна Кравцова была дамой властной и честолюбивой. Не один год жизни она потратила на то, чтобы иметь в подчинении большой штат сотрудников, зарабатывать хорошие деньги и иметь обширные связи — начиная от мафии и кончая верхами власти.

Начинала она весьма скромно еще в девяностых. Тогда ее фонд ютился в трех маленьких комнатках неподалеку от Ленинградского проспекта. Но она и этому была безмерно рада. Чтобы фонд начал работать, Валентине Дмитриевне пришлось обойти столько кабинетов и стольким людям «отвесить поклон», что в конце концов у нее образовалось что-то вроде аллергии на всякого, кто сидит за большим столом и корчит из себя большого начальника.

Со временем Кравцова поняла, что заискивающий и просящий тон, которым она поначалу общалась с этими господами, только подливал масла в «вечный и негасимый огонь» их маленького тщеславия. Поняв это, Валентина Дмитриевна резко изменила линию поведения. И случилось чудо — «маленькие наполеоны», сидящие за большими столами, стали сами заискивать перед ней. Стоило ей строго повести глазами и властно повысить голос, как они из грозных львов превращались в послушных сусликов.

Вероятно, властный голос будил в их маленьких душах какой-то таинственный инстинкт, который сама Валентина Дмитриевна назвала инстинктом лизоблюдства слабого перед более сильным.

«Раз так вызывающе себя ведет, — значит, имеет право» — так они, вероятно, думали.

Открытие это помогло Кравцовой как нельзя лучше устроить свою жизнь, а также приобрести ценные знакомства, которыми она дорожила едва ли не больше, чем своим высоким статусом.

Так же безотказно на людей действовали и имена больших начальников, на которых Валентина Дмитриевна научилась ссылаться. Порою имя оказывалось намного действеннее толстого кошелька.

Так или иначе, но к своему сорокасемилетию Кравцова добилась практически всего, о чем когда-то мечтала. За исключением семьи. Но детей Валентина Дмитриевна никогда не любила, а что касается мужчин, то прочные связи быстро ей надоедали.

Воспитанница модельной студии при агентстве «Шарм» Даша Иванцова, напротив, всегда мечтала о семье: о хорошем, добром муже и троих детишках, которых она «ни за что не отдаст в детский садик, а будет воспитывать сама».

Даша сидела на диване, обхватив руками ноги и положив подбородок на острые коленки. В бледных пальцах дымилась тонкая ментоловая сигарета. Матери дома не было — и слава богу. Иначе бы она непременно подняла крик. «Ты опять курила, дрянь! Хочешь сдохнуть от рака в сорок лет, как твой отец!»

Вспомнив мать, Даша поморщилась: боже, ну как же она глупа! Взрослая женщина, но обвести ее вокруг пальца ничего не стоит. Она даже не догадывается, какой жизнью живет ее единственная дочь, чем она занимается в этой студии. Она думает, что курение — это самый страшный грех на свете. Какая наивная!

А ведь когда-то мама казалась Даше самым прекрасным человеком на свете — самым добрым, самым умным, самым красивым.

«Надо же, какой дурой я была!»

Даша выдавила желчную усмешку и глубоко затянулась сигаретой. Потом вспомнила следователя Галину Романову и подумала: как странно, что в милиции работают такие симпатичные девушки. «Может, и мне податься туда? А что, я знаю этот гнилой мир изнутри, не то что эта Романова. Что она может знать о жизни?» Даша вновь усмехнулась. «Она небось думает, что все преступники — нелюди, дикие звери. И совсем не понимает, что преступники — такие же люди, как и все остальные. Что они живут рядом с тобой, наливают тебе кофе в чашку, улыбаются и рассказывают анекдоты. Иногда они очень симпатичные люди, эти преступники. И совсем не понимают, кто они есть на самом деле».