Иногда Карлсоны возвращаются - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Незнанский cтр.№ 51

В коридоре послышались шаги. Мигом все отступили к стене, выдвинув на площадку непосредственно перед глазком Бориса Торкуна. Тот глупо улыбался, прижимая к груди чемоданчик.

Все ожидали, что сейчас дверь откроется – и они ворвутся в квартиру. Но вышло по-другому. То ли Андрей Мащенко заметил что-то подозрительное, то ли сработала интуиция, но только дверь осталась заперта. Борис все так же продолжал улыбаться, не смея выйти из предписанной ему роли. А шаги удалялись…

– Ломаем дверь, – приказал Агеев полушепотом.

Возражений не последовало. Трое здоровенных спецназовцев и примкнувший к ним Володя Яковлев объединились в «стенку» и выставили вперед правое плечо. Кулаков суетливо попытался присоседиться пятым по счету, но его не слишком вежливо отодвинули, точно предмет мебели.

– Раз, два… ТРИ!

Дверь, только производившая впечатление крепкой, слетела с петель. Продолжая двигаться по инерции, Володя Яковлев с размаху проскочил короткий коридор и влетел в комнату прямо напротив входа. «Е-о-о…» – непроизвольно вырвалось у него. Последовавшие за Володей Агеев и Кротов ничего не сказали. Но чувства их были идентичны Володиным.

Большая комната содержала все приметы минимального удобства, которое создают нетребовательным жильцам квартирные хозяева. Казалось, тут нарочно собрали давно вышедшую из моды, но все еще относительно крепкую рухлядь: желтый шкаф, покрытый растрескавшимся лаком, с зеркальной створкой; стул с протертым клетчатым сиденьем, откуда выпирает поролон; четырехрожковая люстра – белые матовые колпачки с едва заметными полосками; грубоватая продавленная тахта… В последних двух элементах обстановки наблюдались изменения, которые вряд ли могли быть делом рук даже самого эксцентричного квартировладельца. Тахта выдвинута на середину комнаты – прямо под люстру, с которой свисал шарф. Черно-белый шерстяной шарф. Кротов не верил, что Андрей Мащенко в состоянии был найти и изъять из хранилища вещдоков тот самый шарф, но не сомневался, что он подыскал самый похожий из всех возможных.

Люстра светилась всеми четырьмя колпачками – среди бела дня. И неудивительно: окна в комнате были занавешены байковыми одеялами. То ли Андрей Мащенко опасался, что за происходящим могут следить через окно, то ли нагнетал обстановку… Если последнее, то зря: обстановка и так была самая угрюмая. Даже если не принимать во внимание похожее на личинку тело мальчика, застывшее на тахте…

В первый – и самый страшный – момент всем показалось, что Степе отрубили руки. Но очертания фигуры, завернутой в другое байковое одеяло, копию того, что закрывало окно, показывали, что руки никуда не исчезли, просто они плотно привязаны – так и хотелось сказать, прибинтованы – к туловищу. Поверх одеяла пересекаются веревки, на которых обычно развешивают белье. Рот заклеен широкой полосой серого скотча. Глаза зеркально пусты, словно, устав смотреть на шарф, который рано или поздно затянется на тонкой шее, они обратили свой взгляд внутрь.

Этот шарф как раз собирался снять с люстры Андрей, когда на него набросились сразу трое. Сильный и действительно высокий – не меньше, чем метр девяносто – преступник сделал попытку разбросать нападавших. Но исход схватки был предрешен…

Степан не стонал. Не пытался звать на помощь. Те звуки, которые насторожили глориевцев при входе в квартиру, оказались журчанием протекающего крана. Но в неподвижности и молчании мальчика было что-то более страшное, чем если бы он извивался и кричал.

– Ничего, Степа, – развязывая путы, Агеев одновременно ощупывал мальчика и не находил переломов и вывихов, – потерпи, парень. Главное дело, что живой…

Когда с губ сорвали скотч, Степа не вскрикнул, ни на что не пожаловался, не поблагодарил. Он оставался безучастен к происходящему, словно не видел ни отца, ни своих спасителей из «Глории». Взгляд чернейших глаз был все так же обращен внутрь.

– Не пугайтесь, – бросил Кротов отцу, который топтался рядом, – у него реактивное состояние. Это пройдет. На войне, в плену даже у здоровенных мужиков бывает, а он-то совсем пацан еще!

С Кулакова слетели грубость и спесь. Как ни странно, к Андрею, которому по-прежнему заламывали руку за спину, он обратился жалобно, не угрожая, а чуть не плача:

– Андрюха… я… ну это… Ну меня бы, сволочь, меня! Но его-то за что? Он ведь ребенок…

– У нас с Натуськой тоже был бы ребенок, – торжественно изрек Андрей. Торжественному тону мешало прорывающееся кряхтение боли, но все же прозвучало это эффектно…

Казалось, он давно готовился сказать эти слова. А теперь, когда они, выношенные в следственном изоляторе, в тюрьме, в подвалах кромешного одиночества, наконец, прозвучали, он не знает: а что же дальше? С недоумением оглядывает он эту жуткую комнату, отгороженную от солнца байковым одеялом, видит чужого мальчика, которого чуть не отправил на тот свет тем же способом, каким убили его Натуську, – и не понимает: неужели это все он? Зачем?

Кротов с непонятной для него самого досадой подумал, что если первый срок Андрей Мащенко получил напрасно, то второй будет тянуть заслуженно. И кто скажет, что хуже?

Поездка в Чехию, да еще и летом – нечаянный праздник. Маленькая аккуратная страна, мягкий климат, вежливые гостеприимные жители, знаменитое чешское пиво. И в придачу полный набор туристических достопримечательностей, которые обычно вспоминают, когда речь идет о Праге: Карлов мост, Пражская Венеция, Староновая синагога, переулок Алхимиков... История, запечатленная в готическом камне. Легенда, которую можно увидеть собственными глазами…

Но для Александра Борисовича все эти туристические радости, которые неизменно приводят в восторг отдыхающих, никакого интереса не представляли. Цель его визита была исключительно служебная. Поэтому в самолете он листал не путеводитель, а… известную детскую книжку, купленную по дороге в аэропорт. В руках такого солидного мужчины она выглядела весьма своеобразно, но Турецкому было наплевать, что о нем подумают соседи по салону самолета. На протяжении всего пути он поглядывал то в иллюминатор, то в книгу, которая оставалась открыта на первой странице:

«В городе Стокгольме, на самой обыкновенной улице, в самом обыкновенном доме живет самая обыкновенная шведская семья по фамилии Свантесон. Семья эта состоит из самого обыкновенного папы, самой обыкновенной мамы и трех самых обыкновенных ребят – Боссе, Бетан и Малыша.

– Я вовсе не самый обыкновенный малыш, – говорит Малыш.

Но это, конечно, неправда. Ведь на свете столько мальчишек, которым семь лет, у которых голубые глаза, немытые уши и разорванные на коленках штанишки, что сомневаться тут нечего: Малыш – самый обыкновенный мальчик.

Боссе пятнадцать лет, и он с большей охотой стоит в футбольных воротах, чем у школьной доски, а значит – он тоже самый обыкновенный мальчик.

Бетан четырнадцать лет, и у нее косы точь-в-точь такие же, как у других самых обыкновенных девочек.