— Не с Марьей ли?
— Да не знаю ж я!
— Погоди, не голоси! Может, заблудилась девка. Потом стемнело, она в лесу и заночевала. Сейчас придет, — пытался успокоить соседку Шмаков, и сам не верил тому, что говорит.
— Да она лес как свои пальцы знает! — завыла женщина с новой силой.
— К председателю ходила?
— Так уехал он вчерась в город. За продуктами поехал. нету его.
Шарик выл, метался вокруг будки, гремя цепью и глядя на него, Шмакова, прямо-таки человеческими глазами.
— Отпусти собаку!
— Чего?
— Шарика, говорю, выпусти!
Таисия отстегнула цепь. Пес рванулся со двора. Шмаков и Таисия поспешили за ним.
Собака бежала так уверенно, будто наперед знала, где и что нужно искать. Таисия то и дело хваталась за сердце, ноги ее подкашивались от дурного предчувствия. По пути к ним пристали еще несколько баб, все охали, ахали, поддерживали Швыдкую под руки.
Собака бежала к заброшенному сараю ксендза. Шмаков становился все мрачнее.
Двери в сарай были распахнуты. Шарик взвизгнул и кинулся на кучу соломы в углу, разгребая ее лапами. Шмаков отогнал псину, начал осторожно разгребать жухлую желтую массу.
Общий вздох прошелся по сараю. Из разбросанных в стороны клочьев соломы показалась девичья рука, изорванное платье, обнаженная грудь, окровавленные ноги…
— Доченька, — истошно закричала Таисия и рухнула перед телом Оксанки.
— Задушили, изверги, — прошептала одна из женщин, указывая на багровые следы на шее девушки.
— Снасильничали и убили, — прошептала другая. Подогнали телегу. Багровую шею Оксанки закрыли платком, тело накрыли покрывалом. Телегу тащили бабы — на единственной лошади уехал в город председатель. Процессия двигалась по селу, прирастая людьми. Они перешептывались, потрясенные случившимся. В первый раз в послевоенные уже дни смерть так жестоко ворвалась к ним, забрав самую красивую, молодую жизнь.
Таисия была почти без памяти. Когда процессия дошла до ее хаты, она рухнула у крыльца и не поднялась. Бабы внесли ее в дом, рассуждая, что делать дальше.
— Так ведь и Марья пропала! — вспомнил кто-то из толпы.
— А ну-ка хлопцы, пошукайте по селу — где Анд-жей? — приказал Шмаков двум мальчишкам лет по тринадцати. — Только осторожно! Разговоры с ним не заводить. Найдете, бегом сюда. А ты, Митька, беги на дорогу, высматривай председателя. И вот что. Тело надо в часовню отнести, там прохладно.
— Нет уж, пусть сначала советская власть на Оксанку посмотрит! — завизжал кто-то из баб.
— Так когда он вернется-то?
— Говорил к полудню, — сказал кто-то.
— Председатель вернулся! — крикнул посланный в дозор Митяй.
Молчаливая толпа встретила Мирослава Иваныча у сельсовета. Они теснились вокруг телеги, на которой лежала мертвая девушка.
— Это что же такое делается. Мирослав Иванович? — заголосили бабы. — Девчоночку загубили, изверги! Надругались, задушили! А у нас в каждой хате дети! Как нам жить-то?
— Да я-то что? — растерялся председатель. Разыгравшаяся трагедия была для него полной неожиданностью.
— Так ты власть — найди злодея!
— Я? Да столько всякой мрази вокруг шатается, сами что ли не знаете? Это надо полк солдат вызывать, чтобы лес прочесать!
— А может, убивец-то поближе сыщется? — крикнул Шмаков. — Марья-то тоже пропала! И сожителя ее нигде нет, ребятня все село обыскала!
— Но-но, Кузьма Федорович, ты мне народ не мути! При чем здесь Анджей?
— А при том! Намедни Марью избил до полусмерти, я его еле от нее оттащил! А теперь ни Марьи, ни его самого! И Оксанка мертвая.
— Ты одно с другим не путай! Мало что промеж бабы с мужиком бывает. Бьет — значит любит, как говорится.
— Ага, и чешет сейчас с Марьей до границы. А с Ок-санкой, видно, просто побаловаться захотел напоследок. Да силы не рассчитал, — высказался деревенский пьяница Трофим.
— Молчи, дурак! — дала ему затрещину законная супруга.
— Вот, правильно твоя баба говорит: выпил, так и молчи!
— Короче, председатель! Я думаю, милицию надо вызывать! — гнул свое Шмаков.
Шум мотоцикла ворвался в людской гомон. Толпа смолкла — к сельсовету подъехал Анджей Стронский.
«Откуда у него мотоцикл? — подумал Курт. — Не иначе украл, идиот! И зачем вернулся? Сейчас бабы его в клочья порвут.»
Анджей снял шлем, блестящие на солнце светлые волосы рассыпались, обрамляя красивое лицо, которое ничуть не портили мелкие веснушки.
— Что случилось? — он удивленно оглядывал толпу.
Увидел телегу, подошел. Люди молча расступились, давая ему дорогу, и, казалось, были готовы тотчас сомкнуться вокруг него железным кольцом, из которого живым не выйти.
— Оксана! — ахнул Анджей. — Господи, девонька, как же это? Кто ж тебя?. — и столько в его голосе было неподдельного удивления, ужаса, что бабы, которые минуту назад готовы были вцепиться в него, жалостливо всхлипнули и заревели.
— Где ты был, Анджей? — спросил с крыльца председатель.
— В город ездил. Вот, купил мотоцикл, думал всех покатать, праздник на все село устроить, а тут горе такое. — упавшим голосом ответил тот.
Шмаков не спускал глаз с красивого лица. Он понял, что Анджей знал о смерти Оксаны еще до того, как увидел ее. Уже когда шел к телеге, знал, что увидит труп девушки.
И Анджей, почувствовав его взгляд и будто прочитав мысли, ощерился в его сторону таким злобным волчьим оскалом, что Кузьма поспешил опустить глаза.
— А где Марья? — спросил он исподлобья.
— Марья? А где она? — удивился Анджей.
— Тоже пропала! Опосля того, как ты ее чуть не забил до смерти.
— Хватит, Кузьма Федорович! — резко оборвал его председатель. — Понятно, что Стронский никого не убивал! Иначе чего бы ему возвращаться сюда? Сами-то подумайте!
— И то верно…
— Правильно Мирослав Иваныч говорит.
— Что? — вскричал Анджей. — Вы что, меня подозревали? Думали, я могу убить? Оксанку? Да вы что? Сами-то вы кто тогда?.
Он махнул рукой, намереваясь уйти.
— Анджей! Иди в мой кабинет, у меня дело до тебя, — рявкнул председатель. — И вот что. Хватит искать виноватого. Я власть — это моя забота. И я вам обещаю, что найду убийцу Оксаны. А сейчас надо к похоронам готовиться. Займитесь этим. Могилу надо выкопать. Шмаков, это я вам поручаю. Женщины, займитесь телом. Чтобы мать ее такой не видела. Пусть до погребения в часовне лежит. Продуктами я Таисии помогу. Похороним девушку достойно. Всем разойтись! Стронский, зайди! — повелительно повторил он.