Имя заказчика неизвестно - читать онлайн книгу. Автор: Фридрих Незнанский cтр.№ 41

Алейникова задумалась, посмотрела в безоблачное небо, потом медленно проговорила:

— Мне снилось, что я чуть не погибла… Я плыла по реке на плоту, плот опрокинулся и надолго ушел под воду. Сначала была кромешная тьма, а затем — яркий свет в конце туннеля. И когда я туда добралась, я увидела всю мою семью. Они стали критиковать меня за то, что я не так одета. А моя бабушка подошла и говорит: «Даже последняя шлюха не решилась бы прийти в такой одежде к райским вратам».

— А что же на тебе было, деточка? — заинтересовалась гадалка.

Алейникова наклонилась к ней и что-то зашептала на ухо.

Гадалка прыснула и прикрыла себе рот рукой.

Что еще за бред, тоскливо подумал Голованов. Может, она все же спрашивает у гадалки о Похлебкине? Пожалуй, да, кажется, у Похлебкина — «шевроле» серого цвета. Что это может значить, кроме того, что она растеряна?

— Думаю, этот мужчина скоро сам тебя найдет, — пообещала добрая гадалка.

Алейникова побледнела.

— Ну ладно, иди уже с Богом, у меня рабочий день закончился.

Алейникова поднялась и медленно побрела в сторону Смоленской площади.

Голованов подождал с минуту и двинулся следом.

— Э?! — возмутился художник. — А портрэт?

— Под следующего переделаешь…

Чтобы соблюсти приличное расстояние, Голованов сделал вид, что заинтересовался услугами очередного арбатского шарлатана. У него на жердочке сидел попугай и по команде хозяина отвечал на вопросы. То есть на самом деле он просто вытаскивал из банки бумажки, на которых было что-то накорябано.

Алейникова намеревалась перекусить в «Макдоналдсе», и Голованов остался на улице. Он дал владельцу мудрой птицы десятку и спросил, глядя через витрину, как Алейникова с аппетитом поглощает королевский «биг-мак»:

— Я бы хотел узнать, что такое… м-мм… удача. Или успех?

— Успех чего? — уточнил шарлатан.

Успех операции, чуть было не сказал Голованов.

— Вообще успех. В широком смысле успех. Любой успех. Ну хоть какой-нибудь успех, а?

Шарлатан почесал попугаю длинным ногтем голову и сказал странное слово:

— Илаяли!

Красивое слово, подумал Голованов. Красивое, загадочное…

Попугай не двигался. Шарлатан наклонился к нему и заорал:

— Илаяли!!!

Птица, вздрогнув, тут же клювом вытащила бумажку и ткнула ее Голованову в руку.

«В четыре года ты радуешься, если не писаешь в штаны. В двенадцать — если у тебя есть друзья. В восемнадцать — если занимаешься сексом. В тридцать пять — когда ты много зарабатываешь или удачно делаешь карьеру. В шестьдесят лет — если занимаешься сексом. В семьдесят — если у тебя есть друзья. В восемьдесят — если не писаешь в штаны…»

— Илаяли, — повторил Голованов. — Форменное илаяли… Кстати, что это значит? На каком языке?

— Древнее норвежское слово, — торжественно сообщил шарлатан. — Его донес до нас, суетных, один великий скандинавский писатель. А это, между прочим, норвежский попугай, он знает только родной язык, так что, сами понимаете…

— В Норвегии есть попугаи? — удивился Голованов.

— Конечно! Особая морозоустойчивая порода! Они гнездятся в прибрежных скалах!

Ну что за бред… Голованов вспомнил, что благодаря такой же вот недавней оперативной слежке за одной молоденькой докторшей знал одного скандинавского писателя.

— Писатель, говоришь, придумал? Кнут Гамсун?

Потрясенный шарлатан несколько секунд молчал, потом покопался в кармане и протянул Голованову червонец назад.

— Да ладно тебе, — сказал сыщик.

Алейникова вышла из закусочной и спустилась в метро. Голованов, разумеется, двинулся следом, по ходу движения предупреждая по телефону Щербака, который дежурил на проспекте Вернадского.

Алейникова доехала до «Добрынинской», пересела на Кольцевую, доехала до «Павелецкой», снова пересела на радиальную. Кажется, она направлялась домой. Голованов позвонил Щербаку:

— Ну что у тебя? Время вышло, она возвращается.

— Нашел кое-что, философ у нее спрятал…

— Тогда сматывайся. Встретимся в «Глории».

Так что не такие уж бесплодные были шатания Голованова по городу — на самом деле он прикрывал своего приятеля, который тем временем изучал квартиру аспирантки. Дело это было, конечно, незаконное, но по закону Похлебкина можно было искать до второго пришествия.

А насчет писателя Кнута Гамсуна — не так уж и странно, думал Голованов. Это у нас их пруд пруди, особенно детективщиков развелось — как тараканов нетравленых. Такое сочиняют, прости господи! Читаешь что-нибудь, и кажется, что по ходу книги они никак сами для себя решить не могут, кого главным злодеем назначить. Впрочем, Денис как-то рассказывал про книжку, на которой было написано что-то вроде: «Читается на одном дыхании, потрясающая интрига, до последней страницы неизвестно, кто же убийца!» И название — «Сторож-убийца». [3]

«…Скажу честно, я не ожидал такого стечения обстоятельств. Испуганная жена Заикина тщетно пыталась нас разнять. Только вышло у нее это немного неестественно. Наконец, Семен немного успокоился.

— А ну давай отсюда. Вали на все четыре стороны. Нам с тобой не по пути. Пошел, я сказал! Я не дам своих друзей позорить!

Ужасная догадка, словно молния, пронзила мой мозг, отдалась в нем болью. Теперь многое становилось ясным, и от этой ясности еще больше терзалась моя душа.

— Если Панкин мертв, то кто же тогда этот человек? — Я швырнул на стол измятую фотографию. Заикин сразу нашел на ней нужное мне лицо, но не спешил ничего говорить. Чувствовалось, что его гложут сомнения и подозрения. Этот опустившийся парень пережил в данную минуту очень многое. Я не мешал ему. Если бы я сразу догадался, что Евгений Барышев служил с Панкиным в одном взводе, то визит в Вологду не имел бы смысла. Еще в Москве Виктор мог добыть интересующую меня информацию. Но теперь я благодарен судьбе за то, что она помогла во всем разобраться!

Наконец Семен собрался с мыслями и решил говорить:

— Этого парня завут Женька Барышев. Мы служили в одной части и очень его уважали. Умный, черт, был и везучий.

— Теперь я и сам все понял. Только в Кашлевске его знают как Дмитрия Семеновича Панкина.

Семен почти не слушал меня. Порыв гнева прошел, и сейчас мой собеседник представлял довольно жалкое зрелище. Только глаза горели странным и хитрым блеском.

— Если ты опять не врешь, то получается, что Женька присвоил себе чужую фамилию. Да это в голове не укладывается. Слушай, Маша, — обратился он к жене, — доставай из загашника бутылку «домашнего консервирования». Разговор предстоит долгий и тяжелый.