Банда 2 - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Пронин cтр.№ 126

— Неужели все так сурово, — повторил Пафнутьев, но уже без вопроса.

— Скажу тебе, Павел Николаевич, еще одно... — Невродов наклонился к столу, чтобы быть ближе к Пафнутьеву, и проговорил чуть слышно, — Сысцов так просто Байрамова не отдаст. Анцыферова отдал, а его — нет.

— Это догадки, или есть основания?

— Областному прокурору не положено опираться на догадки, — Невродов встал, подошел к двери, выглянул в приемную и, закрыв дверь плотнее, вернулся к своему столу. — Так что? Ты не хочешь поменять цель?

— Авось! — Пафнутьев махнул рукой, как бы отбрасывая все страхи, которыми пытался остановить его Невродов, — Павел Николаевич... Мы с тобой с некоторых пор стали вроде соратников по борьбе... Или по интригам, называй наше сотрудничество, как знаешь. Но я стараюсь быть верным соратником. В данном "случае моя верность по отношению к тебе заключается в том, что я честно и откровенно предупреждаю тебя о грозящей опасности.

— Это не так уж мало, — неуверенно проговорил Пафнутьев, чтобы как-то откликнуться на торжественные слова Невродова.

— Я знаю, что это и не много... Не надо мне подыгрывать. Ладно, скажу... Однажды я по неосторожности и самонадеянности ткнулся в его владения...

— Во владения Байрамова?

— Да. Именно.

— И что же?

— Моя дочка не вернулась из школы домой.

— Похитили?

— Называй, как знаешь. Ее не было всю ночь. Ученица десятого класса. Невинное домашнее создание.

— Так, — крякнул Пафнутьев. — Ваши действия?

— Никаких действий. Я молчал. Не поднимал ни милицию, ни омоновцев. Я даже не позвонил никому, хотя знал, что есть люди, которым я могу позвонить. Ты тоже знаешь эти телефоны. Не позвонил. Утром позвонили мне... Я уже ждал этого звонка. «Ну и что? — спрашивает меня молодой голос с южным акцентом. — Как будем жить дальше?» «Мирно будем жить», — ответил я, потому что за всю ночь не смог придумать другого ответа. «Поверим на слово, — ответили мне. — Через час девочка будет дома. И совет... Не надо, папаша, подвергать ее таким испытаниям. Она у вас ребенок впечатлительный...» Через час действительно подъехала машина... Такси. Маша вышла из машины и направилась к дому. И уже в подъезде потеряла сознание. Неделю молчала. Сейчас это другой человек... Больше я не подвергаю ее таким испытаниям, — Невродов быстро взглянул на Пафнутьева из-под бровей, словно желая убедиться, что тот все услышал и все понял.

— Круто, — обронил Пафнутьев.

— Больше я не хочу подвергать ее таким испытаниям, — повторил Невродов. — По правилам я могу играть с кем угодно, что бы ни было на кону и как бы ни были малы мои шансы. Но без правил — я пас, — он посмотрел на Пафнутьева с явной беспомощностью.

— Я не знал об этом.

— Об этом никто не знает, кроме тебя. Надеюсь, и не узнает, да, Павел Николаевич?

— Договорились.

— Что скажешь?

— У меня нет дочки, — ответил Пафнутьев.

— Если потеряешь осторожность, если поднимешься из окопов... То у тебя ее и не будет.

— Авось. Я знаю одну очень приличную женщину, которая не откажется помочь мне обзавестись дочкой.

— Шутка, да? Рисковый ты мужик, Павел Николаевич... Хорошо, что я не поддержал Сысцова и не вселил тебя в прокурорский кабинет. А то не знаю, чем бы все и обернулось...

— Да, это было правильное решение. Теперь у меня развязаны руки.

— Развязаны, говоришь? Но ты уже побывал в их власти? И руки у тебя там, как мне помнится, были не очень свободны, они не были развязанными.

— За мной ответный ход.

— Ты его уже сделал.

— , Анцыферов? — спросил Пафнутьев.

— Да, это достаточно сильный ход.

— Валерий Александрович... Ну и что с того? Ну, сильный ход, ну очень сильный... Их ферзь безнаказанно гуляет по всей доске. Давайте так договоримся... Вы уходите в сторону? Ваше право. У вас есть для этого основания и не мне сомневаться в правильности такого решения. Принимается. Один вопрос — мешать не будете?

— Готов даже помогать. Помогать, но не участвовать.

— Это прекрасно!

— Ты в опасной зоне, Павел Николаевич. Скажу тебе и следующее. Не исключено, что этот наш разговор вскоре станет известным и Байрамову. Ты понимаешь, что это значит?

— Не от меня.

— Это неважно.

— Как же они вас запугали, Валерий Александрович... Вы не доверяете собственным телефонам?

— Ты в опасной зоне. — повторил Невродов.

— Я уже где-то слышал эти слова... И начинаю привыкать.

— А вот это уже самое страшное в твоем положении — начать привыкать.

— Авось, — третий раз за время разговора повторил Пафнутьев и поднялся.

— Ни пуха, — пожелал Невродов.

— К черту! — весело ответил Пафнутьев, но заныло, заныло у него в душе, как было с ним однажды в далекой юности, когда пришлось ему прыгать с парашютом. Он почувствовал провал, бесконечный провал под ногами и где-то далеко внизу — желанную, недоступную землю, на которую можно стать обеими ногами и ощутить твердую, надежную почву. Но до нее еще надо было лететь и лететь. И дай Бог, если раскроется парашют.

* * *

Халандовский вначале опасливо выглянул в дверной глазок и лишь убедившись, что звонит Пафнутьев, узнав его, открыл дверь. И тут же, едва пропустив гостя в квартиру, закрыл дверь снова, не забыв бросить настороженный взгляд на площадку.

— Проходи, — негромко сказал он и запер дверь на замок.

Что-то изменилось в Халандовском, что-то в нем сильно изменилось. Человек, знавший его в прошлом, наверняка поразился бы переменам — вместо самоуверенного и благодушного он увидел бы перед собой нервного, подозрительного, издерганного. Впрочем, скорее всего, изменился мир, который окружал Халандовского, который всегда радовал его красками, прелестями и возможностями.

Побывав на самом краю жизненного провала, заглянув в пропасть, куда он по всем законам бытия должен был свалиться, но почему-то не свалился, Халандовский медленно приходил в себя, стараясь отсиживаться дома, куда доставляли верные девочки из родного магазина все необходимое для того, чтобы испытания, выпавшие на его долю, не отразились бы на нем пагубно и необратимо. Но в то же время надо отдать Халандовскому должное — он вел себя пристойно — не мельтешил, не надоедал никому своими страхами, не висел на телефонной трубке, испрашивая советов, не канючил и не жаловался на жизнь. Он закрывался в своей квартире, отключал телефон, включал телевизор, но так, чтобы не было слышно ни звука, в полной тишине открывал бутылочку «смирновской» и маленькими глотками время от времени взбадривал себя, возвращая здравость мыслей и рассуждений.