Моя любимая дура - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Дышев cтр.№ 65

Все ближе, ближе к белым клубящимся облакам… Тут я почувствовал лицом холод, как если бы приближался к айсбергу или в знойный день сунул голову в морозильную камеру. Щеки и лоб обожгли мелкие и острые, как стеклянная пыль, снежинки, и мне показалось, что я наехал на что-то мягкое, податливое, упругое; облака уже кружились вокруг меня, это напоминало сцену, где происходит шоу и актеры погружаются в белый текучий пар. Могучая сила поднимала меня вверх, толкала доску в небо.

Когда-то очень давно, в детстве, я плавал по озеру на самодельном плоту – два бревна и поперек них доска. И я балансировал на той доске, чтобы не свалиться в воду, и она мягко покачивалась подо мной, чутко реагируя на всякую волну. И сейчас было что-то очень похожее. Сноуборд плыл в снежных облаках, и мне для этого не требовалось никаких усилий. Я даже расслабился, выпрямил ноги. Ощущение было фантастическим. Скалы, снежные поля, расщелины проносились где-то внизу, горы стали маленькими, словно игрушечными, и я парил над ними, как Ариэль, и казалось, что могу погладить островерхие пики, провести пальцем по ущелью и, раскинув руки, заключить в объятия весь Кавказ… Я перестал слышать рев лавины. Чувство необыкновенной легкости и безумной радости охватило меня, и я рассмеялся. Даже время будто замедлило свой бег.

Этот полет хотелось продолжать бесконечно, и так не хотелось верить в то, что это чудо дарит мне лавина. Какая лавина? Не может этого быть! Я сам лечу. Сам! Подо мной мой мир, моя земля, мои горы, и все это принадлежит мне, поскольку создано моей волей и смелостью… Не могу сказать, сколько продолжалась эта эйфория. Солнце вдруг исчезло за горами, я почувствовал холод и сырость, и горы снова стали колоссальными исполинами, и дно ущелья оказалось совсем близко от меня. Я заставил себя развернуть тело и направить сноуборд влево. Я почувствовал, что быстро падаю, словно сорвался с карниза. Снег, эта мелкая пыль, залепил очки и стал набиваться мне в рот и нос. Меня кидало, трясло, переворачивало, и я уже не видел, куда лечу. Снежное чудовище избавлялось от меня, стряхивало со своей стылой шкуры. Пришло время, и я начал помогать себе руками, стараясь поскорее выбраться из летящей вниз снежной реки. Не хватало воздуха, не хватало сил, но я продолжал бороться за жизнь с отчаянной яростью, ибо опять вернулся леденящий страх, и я снова осознал себя смертным и хрупким. Несколько раз я налетел на камни, скатывающиеся вместе со снегом по склону, один удар в голову был настолько сильным, что я ощутил пустоту в голове, предвещающую потерю сознания. Может быть, я и отключился на какое-то мгновение, потому что вдруг почувствовал, что уже никуда не лечу, не качусь кубарем вниз, а лежу животом на чем-то округлом вроде бревна. В ушах у меня все еще стоял звон, грохот и рев лавины, но земля не дрожала, не содрогалась от топота чудовища, лишь только внутри меня продолжалась вибрация, и я не мог ровно дышать, а кашлял, плевался снегом и снова кашлял.

И силы покинули меня. Я лежал на склоне головой вниз и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Дробленый лед вперемешку с еловыми иголками набился мне за воротник. Я смотрел прямо перед собой и видел огромный черный валун с налипшими на него комьями снега, которые беззвучно отрывались и почему-то падали вверх, в небо.

Вокруг стояла могильная тишина. Я еще раз кашлянул, чтобы услышать хоть какой-нибудь звук, и почувствовал во рту привкус крови. Перевернулся на живот, поднял голову, скрипя зубами от боли в шее. Я лежал посреди большой грязевой лужи. Из нее, как болотные кочки, торчали булыжники.

– Мураш, с прибытием! – крикнул я.

Мне никто не ответил.

Я с трудом отстегнул сноуборд и поднялся на ноги. Болели спина, ноги, затылок. Лавина не захотела так просто отпустить меня и взяла с меня плату за доставленное удовольствие. Я все еще плохо соображал. Мысли двигались, как плохо смазанный старый велосипед. Трудно было поверить в то, что я спустился по южному склону, сидя верхом на лавине. То, что произошло в реальности, спуталось с моим представлением об укрощении лавины по рассказу Альбиноса. Воображение и жизнь утратили четкие границы…

Я приложил комок грязного снега к затылку и еще раз позвал Мураша. Лавина – выдохшаяся, умершая – растеклась темной кучей по дну ущелья, накрыв собой голубое тело ледника Джанлак. Все, что она прихватила с собой по пути, торчало из-под снега – перемолотые стволы деревьев и раскрошенные камни. Белоснежное чудовище, могучее и стремительное, теперь напоминало мусорную свалку. Божественный экстаз закончился.

– Я уже совсем рядом, – пробормотал я, как только в моем сознании всплыл образ Ирины, и тотчас почувствовал, что это действительно так. До недавнего времени Ирина была где-то далеко, в какой-то абстрактной темнице, и я, ощущая пространственные масштабы, мчался к ней, выбирая по возможности самые быстрые способы передвижения. А теперь вдруг, когда осталось сделать последний шаг, стал невольно придерживать порыв и уже не считал разумным лететь к месту обрушения ледника сломя голову.

Я еще раз позвал Мураша и сделал несколько шагов по снежной мешанине. Скалы, снег, ледяные глыбы плыли перед глазами. Я никак не мог отдышаться. А хватит ли у меня сил помочь Ирине? Лавина, позволив воспользоваться своей энергией, вытянула из меня мою. Я ухватился рукой за сосновую ветку с куцей челкой из длинных иголок, торчащую из снега как флагшток, и тотчас услышал слабый стон. Знал бы, что я здесь один, то подумал бы, что это предсмертный вздох лавины. Я опустился на корточки, готовый припасть к снегу ухом, как к груди раненого.

– Еще разочек, пожалуйста! – попросил я. – И погромче!

– У-ух, – ответила лавина.

Я выпрямился и заметил лунку, из которой вился едва заметный пар. Уменьшенная копия Ключевской сопки, на которую я как-то взбирался. Побежал к ней и едва не наступил на розовую, будто освежеванную руку. Опустился на колени, разрыл лунку и увидел застывший взгляд Мураша.

– Снег бывает теплым… только в жизни раз, – прошептал он, – когда смерть-старуха прибирает нас…

Помню, в моем детстве была такая забава – переводные картинки. Размачиваешь в теплой воде белый листочек, а потом аккуратно трешь по нему пальцем, и начинает проявляться что-то необыкновенно яркое и красивое, проступают детали рисунка, и высвобождается от бумажного плена сначала пушистый хвост, потом полосатые лапы, потом милая усатая мордочка кота или еще какого-нибудь зверя… Сейчас происходило что-то похожее. Я разгребал снег двумя руками, и постепенно вырисовывался цельный образ Мураша, лежащего в позе выжатого пододеяльника.

– Снег бывает теплым и тогда, мой друг, – продекламировал я, – если ты со страху обмочился вдруг.

Так, замечательно. Откопал две руки, две ноги, прикованные к сноуборду, и одну голову. Не считая исчезнувшей банданы, все на месте, вот только лицо неважное. Левая половина окрасилась в лиловый цвет, глаз заплыл и превратился в маленькую щелочку.

– Нечто похожее, – сказал я, аккуратно приподнимая голову Мураша, – я видел в национальном парке Перу на выставке хамелеонов. Подняться сможешь?