Преторианец - читать онлайн книгу. Автор: Томас Гиффорд cтр.№ 14

И ни намека на то, зачем Вардан вытащил его в Кембридж.

Дождь прошел, и лужи сверкали золотом в лучах вечернего солнца. Они вернулись к колледжу, прошли под арку и по газону. Мимо проходили, спеша по своим делам, люди в черных мантиях. На древней стене пламенели плети дикого винограда, ветер гонял красные листья по траве лужайки. Все здесь было полно пьянящих, щедрых и пышных красок.

Вардан задержался ненадолго, чтобы переговорить с парой проходивших мимо старшекурсников, выслушал их, чуть склоняясь с высоты своего роста, поцокал языком и повернул назад, к реке Кем. Годвин подумал про себя, что Монк является отличным образцом породы: заметно выше шести футов ростом, кожа да кости, узкоплечий, сутулый, с разболтанной походкой, с резкими и неловкими с виду жестами. Он с одинаковой уверенной небрежностью носил костюм от Хантсмана, вельветовые бриджи и твид, а также, надо думать, красный охотничий камзол. Сегодня на нем был помятый старый костюм с потертыми манжетами и обшлагами брюк и сапоги, измазанные в грязи, как и наконечник полученного в наследство от деда зонта-трости.

Они шли мимо парков и лужаек, тянувшихся над рекой Кем. Дальше раскинулись знаменитые колледжи: в позолоте последних солнечных лучей они представлялись подобием великого сказочного Камелота. Осенние костры, наполнявшие воздух запахом горящей листвы, подобно прустовскому кусочку пирога, внушали ностальгические воспоминания. Блестела под солнцем вода, городской шум терялся в шорохе листвы под ногами.

— Между прочим, — лениво протянул Вардан, — Толстячок Блэкландс рассказывал, что видел вас на каком-то из приемов у леди Астор. С Кимом Филби, Чипсом Гэнноном и еще с этим Мюрроу. Избранное общество! Говорит, вы проявили себя наилучшим образом: едва не затмили Кима Филби, а выпили вдвое меньше его.

— Удивительно, как он это определил. То есть насчет Кима. Парень, похоже, сливает спиртное в деревянную ногу — сколько бы ни влил в себя, все разве что капельку под мухой.

— Толстячок говорил, что Филби основательно перепил и наблевал в горшок с пальмой. Может, вы ушли раньше?

— Я вечно пропускаю самое веселье. Все из-за этих полуночных эфиров.

— Еще Толстячок рассказывал, что Мюрроу разобидели чуть не до слез. Сперва кто-то нелестно отозвался о его портном, а потом еще какая-то толстуха уселась на его шляпу. Толстячок неплохо относится к Мюрроу, но полагает, что порядочный человек не стал бы так серьезно относится к вопросам одежды.

— Филби в тот вечер рассказал мне славную историю. Клянется, что чистая правда. Мол, фон Риббентроп как-то встречался с Черчиллем — конечно, еще до того, как тот перебрался в номер 10. И вот фон Риббентроп старался убедить Черчилля, что англичанам нечего и думать воевать с наци. Долго толковал насчет гигантской военной машины Германии, насчет Люфтваффе, вермахта, насчет всех этих танков, а Черчилль знай попыхивает сигарой и слушает. Ну, а на закуску фон Риббентроп заявляет: а еще, мол, у Германии есть итальянцы! Черчилль еще малость попыхтел, потом вынул сигару изо рта и говорит: «По справедливости они и должны были достаться вам. В прошлый раз с ними мучились мы».

Вардан одобрительно рассмеялся, прикрывая рот длинной, похожей на птичью лапу ладонью.

— Должен признать, это похоже на Уинстона.

— Филби уверяет, что все правда, он сам там был. До фон Риббентропа не сразу дошло, зато когда дошло, он расхохотался, не сумел удержаться.

— Развратник и мелкий позер. Он, знаете ли, не имеет право на «фона».

— Да, я слышал.

— Настоящая свинья. У Геринга, говорят, есть свои достоинства, но он тоже свинья. Все они свиньи. Впрочем, я напрасно обижаю свиней. Все дело в том, что Мюрроу воображает себя этаким красавчиком Бруммелем. Симптом глубинных психологических проблем.

Ветер снова стал холодней, и на горизонте, затягивая солнце, собирались тучи.

— Или ему просто нравится хорошо одеваться.

— Да ведь в этом все дело! Он слишком много об этом думает. Вот вами, Роджер, старая школа могла бы гордиться. У вас есть стиль.

— Я просто никак не подыщу приличной прачечной. Ту, которая мне верно служила, закрыла бомба, и, кажется, навсегда.

— Вот что я вам скажу — я хотел бы видеть вас в Итонском дискуссионном клубе. Поверьте, я далеко не всякому бы это сказал.

— Вы очень любезны, Монк.

— У меня до сих пор хранится мой клубный жилет. Парчовый. В те времена он был мне вполне к лицу. И до сих пор сидит не хуже, чем тогда, сквайр Годвин, а ведь я — ровесник века!

Они остановились полюбоваться рекой. Дым костров плыл мимо, унося груз воспоминаний. Вардан сложил ладони чашечкой, чтобы закурить сигарету. В его светлых волосах виднелись зарождающиеся пролысины. Он приладил ладонью растрепанные ветром пряди.

— Вы гадаете, зачем я просил вас приехать.

— Помнится, вы сказали, дело жизни и смерти?

— Некто должен приехать сегодня вечером, и он хотел с вами повидаться. Просил меня устроить встречу. Занятой человек, как и вы, — нелегко оказалось вас свести. Вы молодец, что приехали.

— Будет тема для очерка?

— Полагаю, вполне может быть, — таинственно улыбнулся Вардан.

— Насколько я понял, этот некто обходится без имени?

— К чему портить мне игру? Имя появится к ночи.

Вардан хлопнул Годвина по плечу. Ехидный, лукавый тип — он наслаждался своей таинственностью. Любил пошутить за чужой счет — и особенно в присутствии жертвы розыгрыша. Блеск звезд ослеплял его меньше, чем других, он питал меньше почтения к окружающим. Ему нравилось думать, что он видит вещи, как они есть. Но встреча с Уинстоном Черчиллем проявила любопытную сторону его натуры: разбирая людей холодным пронзительным взглядом, он постоянно искал среди них того, кто оказался бы достойным его преклонения. В Черчилле он нашел своего героя. Кое-кто поговаривал, что любовь к Черчиллю преобразила Монка Вардана. Другие говорили, что Монк Вардан нашел в Черчилле своего Гитлера.

Годвин готов был без конца наслаждаться неторопливым течением времени, но Монк к ужину стал беспокоен. Сказал, что, подумавши, не в состоянии вынести трепетной академичности торжественной трапезы, и увел Годвина в маленький ресторанчик, где пахло пивом, бифштексами и картошкой. Здесь было полно дыма и коммивояжеров, разбавленных несколькими компаниями донов и студентов, ужинавших с родителями.

На обратном пути Монк сверился со своим золотым «хантером» и снова запихнул часы в жилетный карман. Приближалось время «дела жизни и смерти». Ночь оказалась слишком промозглой для октября, и косой дождь со всех сторон хлестал готические здания. Годвин вслед за Варданом вошел под сводчатую арку, ведущую к лестнице, и по узким сырым ступеням поднялся в комнату. Здесь было холодно, из глубоких оконных ниш тянуло сквозняком, но Вардан, как видно, привык. Через десять минут в камине загорелся огонь, и их потянуло к теплу, в кресла, составленные на ветхом коврике, прожженном искрами и угольками. Здесь было три кресла: два — лицом друг к другу и одно между ними, прямо перед огнем. Оно, очевидно, предназначалось гостю. На откидном столике, горячо сверкавшем медными петлями, стоял поднос с напитками: скотч, джин, бренди, сифон с содовой, тяжелые хрустальные бокалы и тяжелая пепельница, вполне пригодная, чтобы послужить орудием убийства в каком-нибудь романе Агаты Кристи. Вардан рухнул в кресло, закинул длинные ноги на подлокотник, протянув подошвы к огню.