— Мне кажется, его там нет. — Матвей тоже говорил шепотом.
— Сейчас проверим. — Туча сделал глубокий вдох, решительно направился к подлеску.
Эта странная ночь подарила ему не только бесстрашие, но еще и почти звериную ловкость. Он шел по мягкому ковру из прошлогодней листвы бесшумно и уверенно, как тигр. Во всяком случае, так ему хотелось думать. И с каждым шагом росла уверенность, что им с Матвеем нет нужды прятаться, что там, куда они идут, нет ничего опасного.
Он не ошибся. В последнее время он ошибался все реже и реже.
— Включи фонарик, Матвей.
Через мгновение темноту вспорол тусклый луч света.
— Батарейки садятся, — пробормотал Матвей, встряхивая фонарик. — Ну, что там?
Туча молчал, он наблюдал за скользящим по рыхлой земле пятном света.
— Он копал здесь. Видишь?
— Вижу. — Матвей кивнул. — Не хило, я тебе скажу, он тут поработал! Интересно, нашел то, что искал?
— Дай-ка! — Туча забрал фонарик, присел на корточки, коснулся чуть влажной, свежевскопанной земли.
— Что там? — Матвей присел рядом.
— Не знаю, не понимаю пока…
— Так, может, пойдем? Если тут и было что-то, то Суворов его уже давно выкопал. Выкопал и забрал.
Выкопал и забрал…
Тьма навалилась со всех сторон, густая, не позволяющая дышать полной грудью. Фонарик выпал из рук, почти полностью провалившись в рыхлую землю. Тучу затошнило. В нос шибанул запах крови…
Он упал на колени, голыми руками принялся разрывать землю.
— Туча, ты чего? — Голос Матвея доносился словно издалека. — Что ты делаешь?
Он не понимал, что делает, знал только, что нужно торопиться. Возможно, они еще успеют…
— Посвети мне!
Матвей светил, а Туча продолжал копать. Наконец рука коснулась чего-то твердого, из земли появился носок кроссовки. Белой мужской кроссовки, а он боялся, что кроссовка окажется черной, женской…
— Туча, там человек! — Голос Матвея охрип, как будто ему в горло попала лесная земля.
Неправильно они копают, копать нужно с другой стороны, с той, где не ноги, а голова.
— Кто это? — Матвей отшвырнул фонарик, принялся помогать.
Ему не пришлось отвечать, через мгновение они увидели залитое кровью мужское лицо.
— Суворов?.. — Руки Матвея дрожали. — Туча, это же он?!
— Да.
Не рой другому яму… Кому рыл яму Суворов, прежде чем сам оказался на ее дне? Что он тут искал? И кто нашел его?
Прикасаться к грязному, с потеками запекшейся крови лицу было страшно, но Туча себя заставил. Под его дрожащими пальцами бился пульс чужой жизни. Тот, кто похоронил Суворова в этой лесной могиле, даже не озаботился узнать, жив он еще или нет. Не рой другому яму…
Вдвоем с Матвеем они вытащили Суворова из осыпающейся желтым песком воронки, уложили на землю. Матвей, уже оправившийся от шока, ощупал голову вожатого.
— У него рана, — сказал парень, разглядывая свои окровавленные руки. — Глубокая, до кости. А может, и вообще до мозга. Его кто-то ударил по голове… чем-то тяжелым… — Матвей вытер руки о траву. — Туча, как он до сих пор жив?
— Не знаю. Его нужно перевязать. — Туча оторвал лоскут от своей не слишком чистой майки. — Перевязать, а потом отнести в лагерь.
— До лагеря далеко. — Матвей забрал лоскут, принялся обматывать им голову Суворова. — Лучше на дебаркадер к Туристу, у него наверняка есть лекарства. Он вообще мужик бывалый. Только вот как донести?
— Донесу. — Туча взвалил Суворова на плечо. — Как-нибудь донесу, только бы живым…
Они выбирались из кустов, когда где-то далеко в небо взметнулся столб зеленого света.
— Начинается, — простонал Матвей, поудобнее перехватывая уже едва работающий фонарик.
Гальяно
Гальяно уже не один раз пожалел, что фонарик остался у Матвея и Тучи. Им с Дэном он был нужнее, потому что у Тучи чутье и особый дар, а у них только смутно обозначенное направление. А темень вокруг — хоть глаз выколи! Непонятно, как они до сих пор не переломали себе ноги в этом буреломе.
Дэн шел молча, на все попытки завести разговор не реагировал. Наверное, его тоже вело какое-то особенное чутье, потому что двигался он решительно, не останавливаясь. Гальяно едва за ним поспевал. Он взмолился о передышке как раз в тот момент, когда небо над лесом озарилось зеленым светом. Вот он и появился — блуждающий огонь!
— Как думаешь, где это? — Гальяно спросил без особой надежды на ответ, но Дэн вдруг остановился, всмотрелся в небо.
— Мне кажется, это где-то возле гари. Давай быстрее!
— Конечно, быстрее, — Гальяно застонал, прибавил шагу, — а до этого мы просто прогуливались, да?
Дэн не ответил, скорее всего, он его даже не услышал.
А огонь тем временем исчез, чтобы через несколько минут появиться уже совсем в другом месте. Вот потому он блуждающий, что возникает в разных местах. Или это два разных огня?
— Видишь, что творится? — Гальяно посмотрел в небо. — Он не остается на одном месте.
— Вижу. — Дэн кивнул, а потом вдруг сказал: — Ксанкин ключ светится точно таким же светом.
— В каком смысле светится?
— В прямом. Когда появляется блуждающий огонь, ключ тоже начинает светиться.
— А какая тут связь?
— Не знаю, но она точно есть.
— Лучше бы не было, честное слово! Не нравится мне все это. Хватит уже и того, что какой-то гад нас едва не убил. И этому мерзавцу моя Мэрилин доверила свое сердце!
Мысли о Мэрилин отогнали страх и, кажется, темноту. Или светлее стало оттого, что лес поредел, здоровые деревья уступили место чахлому молодняку?
— Уже близко, — сказал Дэн.
Гальяно и сам видел, что уже близко, уговаривал себя не дрейфить, быть настоящим мужиком.
Блуждающий огонь загорелся прямо перед ними, призрачным зеленым светом осветил подлесок. Или не светом, а туманом? Точно таким, какой они уже видели однажды. Туман просачивался сквозь тонкие деревца, выплескивался им под ноги, окрашивал все зеленым. Деревья расступились внезапно, испуганно застыли на краю лесной поляны. Дэн с Гальяно тоже застыли.
Гарь жила особенной ночной жизнью. В подсвеченном бьющим из-под земли светом воздухе вертелись сотни крошечных смерчей, пахло дымом и пеплом, дышать даже за пределами гари было тяжело. Что творилось в эпицентре, Гальяно даже боялся себе представить. Наверное, из-за этого пепельно-туманного марева он не сразу увидел Ксанку.
Хрупкая девичья фигурка была едва различима. От них с Дэном ее укрывали набирающие силу пепельные смерчи. Она и сама находилась в центре такого смерча. Беспомощная пушинка, попавшая в невидимые сети. Именно сети, потому что носки ее кроссовок не касались земли, а руки были раскинуты в стороны, словно для полета.