Сорок имен скорби - читать онлайн книгу. Автор: Джайлс Блант cтр.№ 4

— Вызовите кого-нибудь из города, они там постоянно имеют дело с бетоном. И вот что: если у кого-то были планы на ближайшее время — смело можете их отменять. Сейчас будем долго копаться в снегу.

— Но ее убили несколько месяцев назад, — возразила Делорм. — Снег нам ничего не даст.

— Неизвестно. С военными у кого-нибудь есть контакты?

Коллинвуд поднял руку.

— Скажите им — нам нужна гигантская палатка. Размером с цирковой тент, чтобы накрыть весь остров: снега на месте преступления и так хватает. И еще нужна пара самых больших нагревателей, они используют такие у себя в ангарах. Растопим снег и увидим все, что под ним.

Коллинвуд кивнул. Он сидел ближе всех к печке, и его перчатка исходила паром.

Установка дополнительных ограждений и постов круглосуточного наблюдения на острове отняла больше времени, чем они предполагали: в работе полицейских вообще на все уходит больше времени, чем предполагается вначале. В итоге Кардинал добрался домой лишь в час ночи. Он был слишком взвинчен, чтобы уснуть. Уселся в гостиной, плеснув себе пальца на два неразбавленного «Черного бархата» и стал набрасывать план на завтра. В доме было так холодно, что хозяина не могло согреть даже виски.

Келли сейчас уже, наверное, вернулась в Штаты.

В аэропорту Кардинал видел, как дочь опустила один из своих чемоданов на весы, и не успела она поднять следующий, как молодой человек, стоявший в очереди позади нее, подхватил его и поставил на лоток. Ну что ж, Келли девушка привлекательная. Кардинал с обычной отцовской предубежденностью относился к внешности дочери, будучи уверен, что каждый непредвзятый наблюдатель считает ее такой же прелестной. И потом, Кардинал знал, что обладать хорошеньким личиком — это как быть богачом или знаменитостью: люди всегда предлагают тебе свои услуги.

— Тебе не обязательно провожать меня, пап, — заявила она, когда они спускались по лестнице в зал ожидания. — Думаю, у тебя найдутся дела поважнее.

Но у Кардинала не было более важных дел.

Аэропорт в Алгонкин-Бей рассчитан на одновременное обслуживание восьмидесяти пассажиров, но столько набирается очень редко. Малюсенькая кофейня, автоматы, продающие «Алгонкин лоуд» и торонтские газеты, — вот и все. Они сели, и Кардинал купил «Торонто стар», предложил часть газеты дочери, но она отказалась, и он почувствовал, что и сам тоже не должен бы читать. Какой смысл оставаться, если он собирается всего лишь полистать газету?

— У тебя все нормально получается с пересадками? — спросил он. — Успеешь перейти с одного терминала на другой?

— Времени вагон. В Торонто у меня будет полтора часа.

— Не так уж много. Через американскую таможню быстро не проскочишь.

— Меня они всегда пропускают не глядя. Надо мне податься в контрабандисты, папочка.

— Ты говорила, в последний раз тебя остановили. И ты чуть не опоздала на пересадку.

— Редкий случай. Такой таможенник попался. Старый служака, зануда, очень хотел меня помучить.

Кардинал мог это себе представить. Иногда ему казалось, что Келли становится молодой женщиной того типа, который его всегда раздражал: слишком умная, слишком образованная, слишком, черт возьми, самоуверенная.

— Не понимаю, почему не сделали прямых рейсов из Торонто в Нью-Хейвен.

— Это не такой уж центр мира, детка.

— Зато там один из лучших колледжей в мире.

И стоил он бешеных денег. Когда Келли получила бакалавра изобразительных искусств в Йорке, ее преподаватель живописи убеждал девушку поступать в йельскую магистратуру. Келли и не мечтала о том, что ее туда примут, даже когда собрала образцы своих работ и отправила в Нью-Хейвен. Кардинал стал было ее отговаривать, но скоро сдался. «Это же настоящий художественный колледж, папа. Туда приезжают самые знаменитые художники. Если не хочешь поступить в Йель — значит, учись на бухгалтера». Кардинал размышлял, правда это или нет. В его представлении Йель ассоциировался с праздными снобами в теннисной форме, с Джорджем Бушем. Но живопись?

Он поспрашивал знакомых. И те, кто должен быть в курсе, убедили его, что дочь, в общем, права. Если человек хочет засветиться в художественном мире планеты (что на самом деле означает — в художественном мире США), отличный способ для этого — получить магистра искусств в Йеле.

— Ну правда, пап, ехал бы ты домой, а? Тебе незачем тут торчать.

— Ничего. Я сам хочу здесь побыть.

Парень, который помог Келли с багажом, теперь сел напротив. Если Кардинал уйдет, юнец мигом подсядет к его дочери. Я — гнусный собственник, обвинил он себя. Вечно волнуюсь по пустякам из-за близких мне женщин. Так же он вел себя и с женой, с Кэтрин.

— Хорошо, что ты приехала домой, Келли. Тем более в середине семестра. Думаю, мама очень это оценила.

— Да ну? Не знаю. Ей, по-моему, в эти дни было как-то все равно.

— Зато я знаю.

— Бедная мама. И ты тоже бедный. Не пойму, как вы это выносите. Меня-то почти все время не бывает, а вам приходится с этим жить.

— Так оно и бывает. То горе, то радость. То здоров, то болен. Сама понимаешь.

— Сейчас масса народу не мирится с такими вещами. Тебе это как-то удается. Но мама меня иногда просто пугает. Тебе, наверное, жутко тяжело.

— Ей куда тяжелее, Келли.

Они еще посидели молча. Парень напротив вынул роман Стивена Кинга; Кардинал притворился, что читает «Стар»; Келли рассеянно смотрела в окно на пустую площадку перед ангаром, над которой в свете аэродромных огней крутились снежные вихри. У Кардинала уже зародилась надежда, что рейс отменят и дочери придется побыть дома еще день-другой. Но Келли утратила всякую привязанность к Алгонкин-Бей. «Как вы можете жить в этой дыре, в этом затхлом болоте?» — не раз спрашивала она его. В ее возрасте Кардинал ощущал то же самое, но десять лет службы в полиции Торонто убедили его, что у затхлой дыры, где он вырос, есть свои преимущества.

В конце концов самолет прибыл — винтовой тридцатиместный «Дэш-8». За пятнадцать минут его заправят, и он будет готов к вылету.

— У тебя наличных денег достаточно? Вдруг застрянешь в Торонто?

— Ты слишком переживаешь, па.

Она обняла его, и потом он наблюдал, как она катит тележку через контроль (там дежурили две женщины в форме — ненамного старше, чем она сама), направляется к выходу. Кардинал приблизился к окну и стал смотреть, как она сквозь метель пересекает летное поле. Проклятый мальчишка тащился позади нее. Но, выйдя наружу и счищая перчаткой снег с ветрового стекла, Кардинал обозвал себя ревнивым хамом, чересчур опекающим дочку, мешающим ей нормально развиваться. Кардинал был католиком, точнее — бывшим католиком. Но, как все католики, отошедшие или не отошедшие от церкви, он сохранил способность почти радостно обвинять себя в грехах, хотя не обязательно именно в тех, которые совершил на самом деле.