— И все же было бы здорово... — сказал Анжель. Рошель задумалась, скрестив руки под головой.
— Это было бы как в кино. Вы думаете, так действительно можно умереть?
— Возможно, что и нет. А жаль, — сказал Анжель.
— Я видела в каком-то фильме, — сказала Рошель, — они умирают от любви друг возле друга. А вы могли бы умереть из любви ко мне?
— Сначала, кажется, мог бы.
— Правда могли бы? Надо же...
— С этими каплями вряд ли что-нибудь получится, — сказал Анжель, откупоривая флакон.
— Не получится? Мы всего лишь заснем?
— Вероятно.
— А что, если попробовать? — предложила Рошель. — Как было бы славно теперь заснуть. Мне бы хотелось снова увидеть тот сон.
— Существуют наркотики, от которых всегда снятся такие сны.
— Правда? Может быть, это и есть тот наркотик?
— Возможно.
— Ах, я хочу, — сказала Рошель. — Я хочу увидеть мой сон. Сама заснуть я не смогу.
Она испытующе посмотрела на Анжеля. Тот сидел свесив голову и пристально глядел на флакон.
— Давайте отопьем каждый понемногу, — сказала она.
— Это ведь тоже выход, — повторил Анжель.
— Ужасно забавно, — сказала Рошель, садясь. — Люблю такие вещи. Чуть-чуть опьянеть или принять наркотик — и ты уже сам не знаешь, что творишь.
— Я думаю, Грыжан преувеличивает, — сказал Анжель. Если мы выпьем каждый по половине, то увидим потрясающие сны.
— Значит, вы останетесь со мной?
— Но... ведь так не принято...
— Какой вы глупый, — засмеялась она. — Кто же сюда войдет?
— Вас ждет Дюдю.
— О, — простонала Рошель, — после всего, что я перенесла, я не буду работать. Дайте флакон.
— Осторожно, — сказал Анжель, — все пить нельзя: опасно.
— Мы разделим!..
Она взяла капли из рук Анжеля и поднесла бутылочку к губам. На мгновение замерла.
— Так вы остаетесь?
— Остаюсь... — сказал Анжель. Он был белым как мел. Рошель отпила половину и вернула флакон.
— Ужасная гадость. Теперь вы.
Анжель держал флакон в руке и не сводил с Рошель глаз.
— Что с вами? Вам нехорошо? — спросила она.
— Я думаю об Анне...
— О, черт возьми! Опять!.. Воцарилась тишина.
— Пейте, — сказала она. — Потом ложитесь со мной рядом. Мне уже хорошо.
— Сейчас, — сказал Анжель.
— Долго ждать, пока заснешь? — спросила Рошель.
— Недолго, — ответил он совсем тихо.
— Идите сюда, — позвала Рошель. — Обнимите меня. Он сел на кровать и просунул руку ей под спину. Женщина с трудом приподнялась.
— Я не могу шевельнуть ногами, я их не чувствую, — сказала она. — Это не больно. Приятно.
— Вы любили Анну? — спросил Анжель.
— Любила. Но я и вас люблю. — Она едва заметно пошевелилась. — Я тяжелая.
— Вовсе нет.
— Я любила Анну... — тихо оказала она, — но не так уж сильно. Какая я глупая...
— Вы не глупая, — так же тихо проговорил Анжель.
— Глупая... Вы будете пить?
— Да, сейчас выпью.
— Держите же меня... — произнесла она, выдыхая. Она уронила голову на грудь Анжеля. Он видел сверху ее тонкие, темные волосы, уложенные в тяжелые пряди, сквозь которые просвечивала более светлая кожа. Отставив флакон, который он все еще держал в левой руке, Анжель взял ее за подбородок. Он приподнял ей голову и убрал руку. Голова безжизненно упала.
Он вытащил руку из-под Рошель и положил женщину на кровать. Глаза ее были закрыты.
Перед окном, испещряя темными пятнами залитую солнцем комнату, бесшумно размахивала оранжевыми цветами ветка гепатроля.
Анжель взял в руки темный флакон и встал у кровати. Он с ужасом смотрел на тело Рошель и чувствовал в правой руке то усилие, которое сделал, чтобы приподнять это тело. Усилие, которым столкнул Анну в пустоту.
Он не слышал, как вошел Грыжан, но уступил напору пальцев, которые взяли его за плечо и увлекли прочь из комнаты.
X
Они сошли вниз по остаткам лестницы. Анжель все еще сжимал в ладони маленький темно-коричневый флакон. Грыжан молча шел впереди. Пространство между двумя половинами отеля было заполнено ароматом красных цветов. Последняя ступенька упиралась теперь в рельсы, и, спустившись, они заковыляли по острым камням. Анжель пытался наступать на шпалы, более удобные для ходьбы из-за гладкой поверхности. Грыжан спрыгнул с рельсов на песок пустыни, Анжель последовал за ним. Он наблюдал за тем, что происходит вокруг, всей своей головой, а не только глазами; и чувствовал, что просыпается. Оцепенение собиралось где-то внутри, готовое выплеснуться наружу, но кто-нибудь должен пробить оболочку. Грыжан непременно это сделает, и тогда можно будет выпить содержимое флакона...
— Что вы намереваетесь делать? — спросил аббат.
— Вы должны мне подсказать...
— Никто, кроме вас, не может найти ответ. Когда вы найдете, я с удовольствием его одобрю — это входит в мои профессиональные обязанности. Но искать вы должны сами.
— Я не могу искать, не проснувшись. Я все еще сплю. Как Рошель.
— Стоит кому-нибудь преставиться — и вас немедленно тянет разглагольствовать.
— Это естественно, если я причастен к смерти.
— А вы считаете, вы к ней причастны?
— Разумеется, — сказал Анжель.
— Значит, убить вы можете, а проснуться — нет?
— Это не одно и то же. Я убил их во сне.
— Ничего подобного, — сказал Грыжан. — Вы неправильно формулируете. Они умерли для того, чтобы вы проснулись.
— Знаю, — сказал Анжель. — И все понимаю. Я должен выпить то, что осталось в пузырьке. Но сейчас я спокоен.
Грыжан остановился, повернулся к Анжелю и впился глазами ему в переносицу.
— Что вы сказали?
— Что я выпью это. Я любил Анну, любил Рошель. Но они оба умерли.
Грыжан поглядел на свою правую руку, несколько раз сжал и разжал кулак, потом засучил рукав и сказал:
— Берегитесь!
Анжель увидел черную массу, летящую ему прямо в лицо, пошатнулся и сел на песок. Голова зазвенела чисто и радостно, будто серебряный колокольчик. По верхней губе заструилась кровь.
— Черт возьми!.. — сказал Анжель в нос.
— Так лучше? — спросил аббат. — Позвольте, — сказал он, доставая четки. — Сколько искр вы увидели?