Кровная добыча - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Глебова cтр.№ 7

В камере был один человек, которому никто не осмеливался возражать. Иван еще раньше догадался, что тот – очень авторитетный в этой арестантской среде. Немолодой, крупный, малословный, он одним взглядом заставлял любого умолкнуть. Сам ничего не делал, все ему приносили, за ним убирали, к нему подходили на зов. Вот и тогда он произнес что-то тихо, и тут же двое парней подхватили Чура под руки, потащили, поставили перед «старшим». Тот спросил:

– Ты басурманин?

– Чего такого? – забормотал Чур. – Православный я!

– Что ж ты тогда, погань, творишь? Нательный крест даже с мертвеца не снимают. Не трогай доходягу…

Чур больше не осмеливался покушаться, но раза два, проходя мимо Ивана, говорил тихо:

– Мое от меня не уйдет…

И вот теперь он сел рядом на скамью, когда Иван был один и беззащитен, ухмыляясь, сказал:

– Давай снимай сам.

– Нет!

Иван замотал головой и ухватился двумя руками за крест. Тогда Чур молча и зло рванул за нить – раз, второй. Та не порвалась, а больно врезалась в шею, так, что молодой человек вскрикнул. И вдруг Чур отпустил нить, сам взвизгнув от боли. Это подоспевший Степан резко рванул его за плечи, почти отбросил в сторону. У Ивана сильно кружилась голова, он почти не слышал слов, только истеричный крик бандита о том, что какая-то кодла порежет Степана на куски. Смирнов сильно толкнул того в грудь, сказал спокойно:

– Отойдем в сторону, нечего больного человека нервировать.

И почти оттащил Чура на несколько шагов. Иван со страхом смотрел на них, ожидая, что сейчас начнется драка, прибегут конвоиры и Степана запрут в карцер, заберут от него… Но нет, Смирнов что-то тихо сказал, Чур отступил, Ивану даже показалось – шарахнулся. И побрел прочь, несколько раз растерянно оглянувшись.

По дороге к больничному корпусу Иван восторженно говорил:

– Вот что значит сила слова образованного человека! Никакая ругань на этого негодяя не подействовала бы, а ты сказал ему жестко, решительно! И, конечно, твой характер – твердый и благородный…

«Да, – думал Смирнов, идя рядом и поддерживая возбужденного товарища под руку, – очень сильно на этого валета подействовало имя Хлыста». И усмехнулся про себя, вспомнив, как тихо выговорил в перекошенную злостью физиономию Чура: «Ты, шелупонь, хочешь, чтоб на воле лично Хлыст объяснил тебе, кто я? Сам он до тебя не снизойдет, поручит Коту и Крысаку поставить тебя в стойло. Представляешь?» Судя по тому, как Чур отшатнулся и сник, он хорошо представил двух личных палачей главаря самой суровой в городе шайки…

Позже, когда Смирнов пришел в изолятор перед сном, присел, по обыкновению, на кровать, Иван рассказал ему, что Чур пытался отобрать крест еще раньше, в камере.

– Я вижу, – сказал Смирнов, – вещь ценная. Из вашей семейной коллекции?

Иван покачал головой:

– Нет, не оттуда.

И вдруг, схватив Смирнова за руку, быстро зашептал:

– Я, Степан, спрятал нашу коллекцию! Не всю, картины остались. А иконы спрятал. Они – самые ценные! Не только по стоимости своей, это, конечно, тоже, что и говорить. Но ведь какие есть прекрасные и древние работы, каких мастеров! Андрей Рублев – ты ведь слышал о нем? И даже одна икона самого Алипия, одного из первых иконописцев, монаха Киево-Печерского монастыря! Это одиннадцатый век. А какие работы Гурия Никитина, семнадцатого века, а старообрядческие иконы-миниатюры, а работы Кирилла Уланова! Есть не только письмо на досках, нагрудные иконы-панагии, даже работа Амвросия пятнадцатого века! Серебряные и золотые, литые и чеканные, с эмалью, сканью, драгоценными камнями. Красоты великой, а в руки возьмешь – такое благоговение охватывает… Батюшка мой десятилетия собирал. Видишь, и ты слышал, что музей древнерусского искусства он создавал. Для всех, для сохранения памяти…

Иван обессиленно откинулся на подушку. Отдышался, продолжил уже спокойно:

– Когда я понял, что в Настасьевку войдут эти революционные роты, успел спрятать. Теперь не разграбят, не сожгут, не испоганят.

Смирнов сделал удивленную гримасу:

– Как же ты умудрился вывезти все? Не попал под проверку, обыск?

– Так я там же, в Настасьевке, и спрятал. – Иван радостно заулыбался. – Вместе с моим другом Васей Шарошевым перенесли в тайник, только-только успели и сразу к баррикадам, отстреливаться.

– Рисковый ты парень, – покачал головой Смирнов. – Там ведь сейчас столько народу, солдаты, как ты говоришь, «революционные». Они, полные энтузиазма, обшаривают небось Настасьевку, миллионы ваши ищут. Если наткнутся?

– Нет, – ответил Иван уверенно. – Наткнуться на этот схорон невозможно, уж очень хороший специалист-архитектор его задумал и сделал. Можно только знать. А знают о нем лишь члены моей семьи… которых почти и не осталось…

– А твой друг, Василий? – осторожно спросил Смирнов. – Ему ты доверяешь?

Иван глубоко вздохнул, слезы набежали на глаза:

– Вася погиб там, когда мы пытались отбиваться. А меня вот взяли.

Он замолчал. Нельзя было спрашивать напрямую, как-то в обход… И Смирнов сказал, как бы тревожась:

– А если власти спросят тебя: где коллекция икон? Наверняка о ней знают.

– Скажу, что матушка увезла их за границу. Не проверят теперь.

Иван прикрыл веки, выдохнул еле слышно:

– Устал…

Смирнов понял, что сейчас Христоненко больше ничего не скажет. Ладно, подумал, скажет после, придумаю что-нибудь, чтоб сказал… Он оставил больного, уже засыпающего. И пока помогал другим больным арестантам, пока мыл на кухне посуду и подметал коридоры, все время думал. О том, что время сейчас такое, в котором выживет лишь умеющий приспосабливаться. Кто сможет вцепиться в глотку другому, более слабому, и отхватить себе кусок пожирнее. Люди, которые, упорствуя в наивной глупости, продолжают жить по старым принципам – по чести, совести, сочувствию, – пропадут, сгинут. Он сам отбросил эти сентиментальные пережитки… Ну, если и не отбросил совсем, то уж загнал подальше, в самый дальний уголок души. Те события, которые поначалу показались страшными, разрушительными, ломающими привычную жизнь, теперь виделись ему по-другому. Именно сейчас, в неразберихе, растерянности, суматохе, можно очень быстро разбогатеть умному и предприимчивому человеку. В банде Хлыста он быстро сумел стать правой рукой главаря, и то, что был схвачен и оказался в тюрьме, считал неудачей. И лишь теперь понял – это судьба! Ведь как все сошлось: сын миллионера Христоненко, профессор Шатилов, больница, признание Ивана. Там, в Настасьевке, настоящее богатство, с которым можно уйти за границу и самому стать миллионером. А уж он сумеет распорядиться капиталами, удвоить и утроить их… Нельзя затягивать, нужно сделать так, чтоб этот чахоточный дурачок доверился ему до конца. Найти повод…

Но искать ничего не пришлось. Закончив все дела, Смирнов зашел в изолятор – Иван спал, но стонал во сне, метался. Поднялась температура, понял Смирнов. Ясное дело – пережил сильное волнение, страх, боль. Надо разбудить, дать порошок и теплое питье. Он подошел к постели, тронул было за плечо, но вдруг Иван, не просыпаясь, разборчиво произнес: