– Почему бы и нет? Садистам все равно, над кем измываться,
над мужчиной, над женщиной. Подожди, Саша заявил, что ее использовать нельзя,
злился, что ей стало плохо. Что он имел в виду?
– Хрен его знает. Привозят девчонок, комната без окон,
дверь заперта, деваться им некуда, отчего бы не поразвлекаться с обеими? Но их
зачем-то разделили.
Возможно, в целях собственной безопасности с одной
справиться легче, чем с двумя. – Артем откинулся на спинку стула.
– Но, принимая во внимание эту фразу... Они привезли
девчонок, намереваясь их как-то использовать, но Кате стало плохо. Парень
обозвал ее свиньей и очень разозлился. Использовать ее, с его точки зрения, в
таком виде было нельзя...
– И чтоб не пропадать добру, они не побрезговали и
использовали ее сами.
– Отсюда вывод: парни там были не одни и девчонок
привезли для чего-то или для кого-то. – Артем кивнул, соглашаясь. – И
этот кто-то не любил оставлять за собой трупы, предпочитая укладывать их в
опоры моста.
– Как намеревались использовать девочек, можно лишь
гадать, – заметил Вешняков. – Зацепки по-прежнему ни одной, кроме
подвала, где в углу лежат какие-то ящики.
Мы замолчали, невесело размышляя.
– Артем, – прервала я молчание, – они не
собирались их убивать. Иначе бы Катю не отпустили. Юля сопротивлялась, или
произошло еще что-то и им пришлось это сделать.
– А трупы парней?
– Да погоди ты с парнями. Девчонку не собирались
убивать, и это дает нам шанс.
– Какой? – не понял он.
– Вполне возможно, подобное они проделывали не раз. И
другие их жертвы живы. Они сильно запуганы, поэтому молчат, но они живы.
– И как мы их найдем?
– Я говорила, что есть шанс, но не обещала ответить на
твои вопросы, – развела я руками. – Парни появились у Горбатого
моста. Они могли принять девчонок за проституток, по крайней мере сначала. Надо
поговорить с девицами, работающими там...
Артем скривился:
– С каждой разговаривали, и не один раз.
– Возможно, они вспомнят клиента, любителя
специфических удовольствий.
– Бесполезняк все это... Разве вот только сифилис...
Может, парень где-то лечился? Сегодня же проверим.
– Вряд ли он обращался к врачу официально. Скорее уж к
тому, кто своих пациентов не регистрирует и лечит за большие бабки.
– С этими еще проще. Тряхнем, и все выложат, как
миленькие.
– Очень может быть, что о своей болезни парень не знал.
Трудно предположить, что он решил сделать другу такой подарок, развлекались-то
они вместе. Разумеется, если не болеют на пару.
– Проверить стоит. А еще просмотреть все дела об
изнасиловании, вдруг мелькнет что-то похожее.
– Ты обратил внимание на слова Кати? Когда парни
вернулись, они были чем-то напуганы и сказали:
«Никакой папа не поможет»?
– Хочешь сказать, Юля пригрозила им и сказала, кто ее
отец? И тогда они перетрусили и убили ее? А что... похоже на правду. Потому и
труп спрятали. Одно дело убийство, другое – человек пропал без вести. Катю они
не опасались.
– Надо искать парней... Они как-то связаны с ремонтом
моста, либо они там работали...
– Ясно, что связаны. Всех, кто там работает, уже в гроб
вогнали допросами, и – ничего. А связи каждого не отследишь, там не один
десяток людей. И Саша с Валерой в реальности могут быть Пашей с Дормидонтом.
Вот если бы девчонка помогла составить фоторобот или хотя бы
словесный портрет. Но сколько с ней ни бились, все без толку, она рыдает и
работать не может. Теперь понятно почему. У нас по-прежнему ни одной зацепки,
кроме этого сифилиса, черт бы его побрал.
– Ты поднял дела пропавших проституток? – спросила
я.
– Нет никаких дел. Ушли и не вернулись. Вот,
взгляни. – Он протянул мне две тонкие папки, я быстро просмотрела их и тяжко
вздохнула:
– Невезуха.
– Это точно, – отозвался Вешняков.
* * *
От Вешнякова я отправилась к Деду, надо было отчитаться, раз
уж я теперь в штате. Похвалиться было нечем, так хоть уважение проявлю. Дед,
слушая меня, болезненно морщился. Помолчал, потом сурово изрек:
– Надо работать эффективнее.
– Есть идея, – кивнула я. – Допросить всех,
кто занят на ремонте моста, с пристрастием. Можно рвать ногти или жечь каленым
железом. Если не сам убийца сознается, то хотя бы тот, у кого здоровья не
хватит терпеть.
– Прекрати болтать чепуху. Неужели ничего нельзя
сделать?
– Почему нельзя? Можно. Все, что можно, мы делаем.
– Иди, – махнул рукой Дед. – Когда у тебя
скверное настроение, ты становишься невыносимой.
Я поехала домой, сообразив, что ничего полезного сделать уже
все равно не смогу. Я ужинала, когда позвонили в дверь. Открыв ее, я увидела
молодого человека, сидевшего на корточках и разглядывающего видеокассету,
которую он держал в руке. Он поднял голову и сказал:
– Привет. – Я узнала в нем одного из парней Лялина.
Не дожидаясь, когда я начну задавать вопросы, он пояснил:
– Только что здесь был паренек, разносчик пиццы. –
Он протянул мне кассету. – Не возражаешь, если я войду?
– Заходи.
Я закрыла за ним дверь и направилась в гостиную.
– Подвоха я особо не жду, – сказал он мне в
спину. – Скорее всего это действительно просто кассета.
«Скорее всего», – мысленно передразнила я, вставила
кассету в видеомагнитофон и нажала кнопку. На экране возникло лицо
Кондаревского, рот он приоткрыл, глаза закатил, дышал тяжело и двигался
ритмично. Сообразить не трудно, человек занят важным делом, удовлетворяет
чувство сексуального голода. Я нахмурилась, пытаясь понять, кому вздумалось со
мной шутки шутить, тут камера чуть сдвинулась в сторону, и я увидела девушку,
сначала лишь часть спины и затылок, она стояла на коленях, его руки были на ее
шее, девушка вскрикнула и подняла голову, точно пыталась высвободиться из его
рук. Я увидела лицо, не лицо, бледную маску с бессмысленным взглядом, рот ее
был открыт, точно девушка беззвучно кричала. Это была Юля Якименко. А дальше
все как в дрянном триллере.