Ярлыки - читать онлайн книгу. Автор: Гарольд Карлтон cтр.№ 5

Когда я начал свой роман, я узнал то, что знают тысячи авторов: в образы только тогда можно поверить, когда за ними стоят реальные люди, которых ты знал. Итак, я начинаю с самого начала, не придумывая ни слова, а просто вспоминая то, что наблюдал; вспоминая, что мне говорили, когда я спокойно выслушивал великих мира моды, доверявших мне; вспоминая события, свидетелем которых был, и которые привели к сегодняшнему дню.

Все это началось в Париже, весной 1962 года, на демонстрации моделей.

Из громкоговорителя в салоне Пьера Бэлмэйна доносилось попурри на темы песен Пиаф — даже для Парижа это уже устарело. Группу художников по костюму, к которым на показах, подобных этому, относились, как к гражданам второго сорта, оттеснили к ряду золоченых стульев у подножия лестницы. Колин Бомон занимал центральное место. Первый показ весенней Парижской коллекции 1963 года вот-вот должен был начаться. Но поскольку Пьер Бэлмэйн уже некоторое время не делал открытий в моде, событие это имело большей частью общественное, а не профессиональное значение. В переполненном салоне американские покупатели и представители прессы махали друг другу руками; слишком рано было претендовать на скорейшую публикацию сенсационных сообщений — на презентации этой коллекции они еще могли сохранять дружеские отношения.

Директриса Жинет Спанье оживленно приветствовала наиболее известных редакторов журналов мод. В насыщенном запахами духов зале раздавались звуки поцелуев. Немецкий журналист сделал вид, что потерял сознание — он надеялся занять более удобное место. Вывели четырех японских покупателей — их попытка выдать себя за представителей прессы была немедленно пресечена, благодаря острому глазу мадам Спанье. Вдруг все зашикали, как в школьном зрительном зале, когда показывают детскую пьесу.

Женский голос произнес через усилитель:

— Мы рады вас приветствовать на показе весенней коллекции Пьера Бэлмэйна. Позвольте вам напомнить, что туфли в сегодняшней коллекции — от Пьера Бэлмэйна. Чулки и колготки — от Бэлмэйна. Парики — от Бэлмэйна. Духи — от Бэлмэйна. Драгоценности и меха — от Пьера Бэлмэйна. И грим — от…

По подиуму прошествовала манекенщица с карикатурно раскрашенным лицом, и американский художник выкрикнул:

— Грим Уолта Диснея!

Все художники засмеялись, но продолжали зарисовывать каждую застежку, шов, карман, которые разработал и предлагал Пьер Бэлмэйн и его команда. В конце концов именно за это им и платили, а впереди было еще много других коллекций. Во время изобилующей показами недели в Париже Бэлмэйн обычно первый демонстрировал свою коллекцию, а большие звезды устраивали шоу в самом конце. Гордые красавицы тоже поздно приходят на вечер: они уверены, что все будут их ждать.

Сосед Колина из Америки, но, судя по чертам его лица, наполовину китаец, сказал:

— Эти маленькие позолоченные стульчики позолотят мне зад!

Колин кивнул и подвинулся. Почетные кресла занимали влиятельные главные редакторы американских журналов мод. Среди них была Мэйнард Коулз, «великая пожилая леди американской моды», и редактор из ее журнала «Дивайн» Корал Стэнтон. «Дивайн», ежемесячное издание, печатавшееся на великолепной глянцевой бумаге, затмевало и «Вог», и «Базар», которые выглядели по сравнению с ним как дешевки из супермаркета. «Дивайн» всегда, по крайней мере на один сезон опережал всех, а «Уименз Уэр Дэйли» (или, как его коротко называли, «УУД») окрестил его «журналом для интеллектуалов из мира моды». Модельеры мечтали о том, чтобы статью о них поместили на видном месте в этом журнале. Художники, фотографы и манекенщицы тоже жаждали появиться на его страницах. Хорошая репутация полностью зависела от удивительной Корал Стэнтон, звезды на небосклоне моды, которую «УУД» называл «Ее Величество Мода». Очевидно, она фактически работала вместо своего босса Мэйнард Коулз, которую в тесном кругу величали «Ее Величество Оскомина».

Корал получала наслаждение от своего высокого положения: сейчас она сочла возможным раскрыть «Нью-Йорк Гералд Трибьюн», чтобы прочитать колонку Хиба Дорсея, и несколько человек позади нее ничего не могли видеть.

Манекенщицы Бэлмэйна шествовали перед ней, она же не удостаивала их своим вниманием. Бэлмэйн рекламировал на «драгоценных» страницах «Дивайн» свои духи, поэтому ее визит был чисто протокольным. «Дивайн» поместит только одну фотографию творений Бэлмэйна. Просто для порядка.

Дремлющей Мэйнард Коулз передали по ряду крошечную чашечку кофе. В конце показа все ведущие редакторы получали такие маленькие дозы кофеина. Им надо было взбодриться в этой душной, переполненной ароматами различных духов атмосфере. Им следовало напомнить о моделях, которые они, возможно, хотели бы сфотографировать. В конце показа, когда по традиции демонстрируются свадебные туалеты, они попросят еще раз показать некоторые модели, возможно, чтобы художники смогли зарисовать их. Это вызывало неистовую ярость коммерсантов — элегантных леди в черном, которые придерживались старых взглядов на торговлю. На показах тайно присутствовали их частные клиенты, и коммерсанты сгорали от желания приступить к выполнению полученных распоряжений. Они считали, что возня с прессой — это пустая трата времени, поскольку твердо верили в то, что деньги — у частных клиентов. За сфотографированное на какой-нибудь премьере бальное платье, украшенное фамильными драгоценностями, платили чеком из старого семейного банка. Вот что значила для коммерсантов высокая мода. И пусть молятся Богу все, кто встанет на ее пути.

Мэйнард Коулз вдруг вся вытянулась, чтобы получше рассмотреть шелковистую ткань, напоминающую тюль, в наряде одной из проплывавших мимо нее манекенщиц. Одна из коммерсанток прошипела: «Cette Americaine!» [2] Определенно, американцы и французы не питали друг к другу нежных чувств. А отсюда и всякого рода колкости и унижения. Плохо воспитанные покупатели из Нью-Йорка требовали, например, чтобы падающие от голода и усталости манекенщицы еще раз продемонстрировали им модели после показа, пока они сами угощаются канапе и шампанским. И все было в порядке, потому что французам нужны были доллары, а американцам — стиль. На таком отвратительном обмене и держалась французская мода.

Раздался взрыв аплодисментов, и «невеста» проплыла к краю подиума. Взбудораженные журналисты приготовились помчаться через весь Париж на очередной показ. Колин Бомон торжественно закрыл свой альбом для зарисовок.

— Черт бы побрал этот показ! — пробормотал он, а его сосед автоматически ответил:

— Хорошо бы!

Следующая демонстрация была в Пату, около Плас де ла Конкорд. Колин поедет туда с кем-нибудь на такси, но это позже, а пока он сидел и рассматривал проходящих мимо него людей. Он увидел Катрин Денев, молодую актрису, которую он недавно нарисовал для французского журнала «Вог». Рядом с ней была девушка из британского «Вог», она вся блестела от вазелина. Колин решил, что она похожа на вареную картофелину, намазанную маслом. Он увидел, как толпа безвкусно одетых британских журналистов последовала за Жинет Спанье в пресс-центр. Там она раздавала милостыню: черно-белые фотографии, которые журналисты могли использовать в своих статьях. В главном зале пресс-атташе беседовал с Мэйнард Коулз, а Корал Стэнтон в это время нетерпеливо ощупывала длинную баску черного платья, самого лучшего в коллекции. Манекенщица, бледная и усталая, изо всех сил старалась улыбаться важному американскому редактору.