Карантин - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс Фелан cтр.№ 18

– Уй!

Хирург посмотрел на меня так, будто сильно удивился, что я почувствовал боль, и вернулся к ране.

– Сделаю тебе противостолбнячную сыворотку.

Подошла санитарка с таблетками на ладони и стаканом воды. Том снова уколол меня.

– Это обезболивающие и противовоспалительные. Еще сделаем инъекцию пенициллина на всякий случай. От лекарств будет хотеться спать, – объяснял Том.

Я проглотил таблетки. Он за это время набрал очередной шприц.

– Что? Еще укол?

Вместо ответа он протер мне ляжку ватным тампоном и всадил иглу.

– Хоть бы разрешения спросили.

В моем положении было даже что–то забавное, будто все это происходило не со мной. Если бы еще поменьше болело, я бы вообще не возражал. Только никто почему–то не смеялся. Одри стояла чуть позади Пейдж и держала ее за плечи. У обеих лица были взволнованные, но у Пейдж – особенно. Ей, кстати, очень шло.

– Пейдж, нужно присмотреть за Джессом, – сказал ей Том.

– Конечно!

Она подошла и села на пол рядом с матрасом, на котором я лежал: справа, подальше от моей страшной воспаленной руки. Я показал Даниэлю поднятый вверх большой палец: мол, доволен, как слон. Он улыбнулся из–под бинтов.

– Ребята, – обратился я к хирургу и проповеднику, все еще стоявшим возле кровати: на меня нашла какая–то странная веселость, появилась уверенность в своих силах, – вы еще сердитесь друг на друга?

Том быстро посмотрел на Пейдж и сразу же на Одри, получив в ответ такой взгляд, что сразу стало ясно, какую власть над ним имеет жена. Он повернулся к Даниэлю и протянул ему руку. Но тот не ответил на рукопожатие. Вместо этого он подался вперед и обнял Тома – быстро, всего на мгновение.

– Извини, – сказал Том, – Я не хотел…

– Я знаю.

Наступило шаткое, далеко не полное, примирение, но и такой шаг значил для них много. Том метнул в мою сторону быстрый взгляд, мне показалось, не лишенный упрека, собрал инструменты и быстро вышел. Даниэль тоже посмотрел на меня: глаза под бинтами распухли до неузнаваемости, но улыбка разбитых губ говорила сама за себя. Он ушел, и Одри покинула нас почти следом за ним.

Меня потянуло на сон. Стало тепло, казалось, что во всем мире нет ни единой проблемы, которая меня касается. Пейдж гладила меня по лицу, и я забыл про покалеченную руку. Глаза закрылись сами собой, и я поддался сну на несколько секунд – так мне казалось. Проснувшись, я не сразу сообразил, где я: мне всегда нравилось такое пробуждение, ведь можно оказаться где угодно. Пейдж стояла на коленях возле кровати и, приблизив лицо, смотрела мне в глаза. Затем поцеловала меня. Какое знакомое ощущение.

– Ты пахла клубникой, я помню, – сказал я, и снова навалилась усталость – липкая, непреодолимая. Лекарства делали свое дело. В голове творилось что попало. – Прости, что я оставил тебя…

– Джесс, – позвала меня девушка, взяв за руку. Бороться со сном не было сил.

– Анна, прости. Я не хотел. Я должен был остаться там, с тобой, навсегда.

– Джесс, это я, – она снова нагнулась и приблизила свое лицо к моему. – Ты не бросал меня.

Я улыбнулся, не открывая глаз.

– И не брошу. Больше никогда не брошу друзей…

13

Я уснул в лазарете. Думаю, поцелуй был не совсем настоящим. Пейдж не особо обратила на него внимание. Когда я проснулся, она сидела рядом; судя по моим новым часам, прошло около четырех часов. Цифреблат и стрелки мягко светились в темноте под одеялом. Пейдж читала книжку.

– Привет.

– Привет, – ответила она, откладывая книгу и вставая, чтобы помочь мне приподняться на постели. – Как ты себя чувствуешь?

– Как у меня вид?

– Очень даже ничего.

– Ладно, – ответил я, заливаясь краской. – А самочувствие дерьмовое.

– Чем тебе помочь?

– Достанешь билет первого класса до Австралии?

– Хм, а еще чем?

– Попить горячего.

Пейдж кивнула и вышла.

Другие пациенты спали, а может, просто казались спящими. Я не знал, насколько серьезно они ранены, но у одного была нога в гипсе. Пришла медсестра, помогла мне переодеться в чистые вещи. Наверное, их подобрала Пейдж, пока я спал: черные джинсы, черная футболка, носки и подштанники такого же цвета, кожаная куртка на молнии и ботинки – тоже черные. Одежда была вся новая, с этикетками: подарок от города, который ничего не жалел для тех, кто остался жив.

Пейдж принесла горячий чай; медсестра осмотрела мою раненую ладонь и измерила температуру. Рука болела чуть меньше, но все равно напоминала распухший кусок мяса. Носить перчатки, пока рана не заживет, Том запретил, хотя мог бы и не напоминать: натянуть перчатку на ставшую вдвое больше обычного кисть все равно не получится. Я проглотил очередную порцию таблеток. Оставаться в лазарете больше не было смысла.

– Пойдем ко всем? – предложила Пейдж.

– Давай, – согласился я. Когда мы шли по коридору, я сказал: – Извини, что сбежал утром: в смысле, не попрощавшись.

– Ничего. Я так и подумала, что ты ушел с ребятами, и обрадовалась: отцу нужно было остаться одному на какое–то время. Где вы были?

– Хотели проверить кое–что насчет выхода из города. А потом началась буря. Боб еще не вернулся…

– Да, я знаю, – сказала она, взяв меня за здоровую руку. – С ним все будет хорошо.

Я кивнул.

– Тебе идет такой цвет.

– Спасибо. Мне показалось, ты предпочитаешь брюнеток.

Разве? Я и сам этого не знал. Поэтому просто пожал плечами.

В маленькой часовне Даниэль вел молитву. Одри сидела в первом ряду. Глаза у нее были закрыты, а губы двигались – она говорила с Богом. Даниэль произнес: «Ибо Господь – судия наш». Паства закивала и заулыбалась в знак того, что все поняли слова проповедника, а вот мне ничего не было ясно. Я понимал только, как и за что они любят Даниэля: уже одно его присутствие успокаивало. И хотя даже я рядом с ним чувствовал себя увереннее, по–настоящему я полагался только на свои силы, никогда не перекладывая груз ответственности за свои поступки на других, каким бы тяжелым он ни был.

В столовой перед Томом тоже собралась группа людей. Сразу же стало ясно, что два лагеря никуда не исчезли: одни по–прежнему следовали за проповедником, другие по–прежнему прислушивались к мнению хирурга. Хотелось верить, что скоро это разделение исчезнет.

Пейдж взяла меня за руку и повела на террасу: даже крыша не защищала от снега с ветром, пурга и не думала успокаиваться.

– Снежный конец света какой–то, – сказал я, думая о Бобе: спрятался он где–нибудь или все еще на улице?

На террасе собрались подростки: на пластиковых креслах, завернувшись в одеяла и с чипсами–крекерами на коленях, они, как в кино, наблюдали за разбушевавшейся природой, за засыпанной снегом пустой дорогой. Они ни капли не напоминали моих друзей: Анну, Мини и Дейва; Рейчел и Фелисити, оставшихся в зоопарке. Мне они показались странными, вернее, немного помешанными: когда мы появились, они как раз сошлись на том, что наступает Судный День.