– Ложь! Ложь и провокация! – Депутат в гневе, несколько утрированном, вскочил со стула. – Происки моих политических врагов! Гнусный слух из фракции левых! Кстати, вы проверили цирюльников на благонадежность?
– Мы-то проверим, господин Гарноусов, – безмятежно ответил Тернов, досадуя мысленно, что неприятный субъект поймал его на упущении. – Всему свое время. Но мне удивительно, что вы, крупный политический деятель, посещаете неизвестные вам парикмахерские салоны, не удостоверившись в их репутации. Так с кем вы беседовали?
– С каких пор посещать парикмахерские считается предосудительным делом? – огрызнулся потерпевший. Он снова уселся и в раздумье поскреб толстым мизинцем ушную раковину. – Не помню никого. Разве что какой-нибудь клиент. Может, я и перебросился с ним ничего не значащим словцом. Не забывайте, – в голосе политического деятеля зазвучали патетические нотки, – я нахожусь в горниле острейшей политической борьбы, а в газетах пишут Бог весть что, совершенно не разбираясь в существе вопросов! И какое мне дело до клиентов?!
– А вы не заметили, куда девался этот клиент? – Тернов не дал сбить себя с толку.
– Вы лучше у дворника спросите, – язвительно предложил Гарноусов. – Я вообще в ту минуту с жизнью прощался. А дворник молодец: догнал злостного убийцу, скрутил голубчика и вещественные доказательства добыл.
– Я не стрелял в господина Гарноусова, – Самсон все еще потирал локоть, нещадно вывернутый героическим дворником. – В него стреляла женщина. Я ее видел.
– Как вам не стыдно, молодой человек! – депутат, с виду тучный и лишенный мускулатуры, взвился едва ли не под потолок. – Стрелять вы мастер! А как отвечать – так в кусты? За спину слабого пола прятаться? На какую женщину вы намекаете?
– Погодите, господин депутат, – Тернов вновь остановил краснобая, – допрос все-таки веду я. Господин Шалопаев, отвечайте прямо, не увиливая. Почему вы бежали с места происшествия?
Самсон еще у салона, на улице, разъяснил подоспевшему городовому, что бежал с испугу, а вовсе не оттого, что стрелял. Теперь он хотел было объяснить все с начала, но задумался – надо ли скрывать, что вместе с ним был и Фалалей Черепанов? Ведь когда они услышали выстрел, звон разбитых стекол и крики, Фалалей рявкнул: «Бежим врассыпную! » – и оба бросились в разные стороны. Фалалей, возможно, уже греется дома, пьет чаек с птифурами и знать не знает, что Самсон оказался не таким быстроногим. Самсон колебался: он боялся своим признанием подвести своего наставника из журнала «Флирт», но ведь именно Фалалей, с его обширными знакомствами в сфере правопорядка, мог вызволить несмышленого провинциала из неприятной передряги.
– Молчите, запираетесь, – с сожалением констатировал Тернов. – Это вам не поможет. Вы же не будете отрицать, что обнаруженный пистолет принадлежит вам?
Самсон вздохнул – и зачем он только взял оружие с собой? Боялся мстительных извозчиков, хотел пугнуть в случае чего. А вон как обернулось – пока он боролся с дюжим дворником, заламывавшим ему руки и хватившим кулаком по уху задержанному, из кармана сюртука пистолет и вывалился.
– Но я не стрелял в господина депутата…
Самсон сознавал, что его возражения звучат неубедительно. Казенная обстановка действовала на него угнетающе. Он впервые попал в следственную камеру, оказавшуюся просторной комнатой с высоким потолком. Единственное ее окно, высокое, зарешеченное, смотрело в обрамленный заснеженными крышами двор. Вдоль крашенных зеленой масляной краской стен стояли шкафы с приоткрытыми дверцами, из которых высовывались дюжины синих папок, два стола, один, поменьше, – письмоводителя, другой, посолиднее, с зеленой настольной лампой, – самого следователя, диван и два кресла с потрепанной кожаной обивкой, с десяток стульев. Яркий свет электрических лампочек в тарелкообразной люстре под высоким потолком хорошо освещал развешанные в простенках, между шкафами, схематические планы столичных улиц и площадей, театров и вокзалов с обозначением расстановки собственных экипажей, извозчьих закладок и ломовых лошадей.
Самсон чувствовал себя беззащитным и одиноким. Перед его мысленным взором возникла Эльза. Все рухнуло с ее исчезновением. Надо было сидеть в Казани и ждать ее возвращения, она бы непременно вернулась!
– Экспертиза покажет, стреляли вы из вашего пистолета или нет.
Павел Миронович Тернов испытывал к юноше тайную жалость. Давно ли и он сам был таким! Неискушенным в подлостях жизни, доверчивым, простодушным. Пока шишек себе не набил, ума не набрался. А этот Шалопаев, возможно, управится быстрее: красив, черт, дамочки быстро всему научат.
– Я могу быть свободным? – Гарноусов встал с оскорбленным видом. – Меня ждут государственные дела.
– Пожалуй, если у вас больше нет вопросов…
– Я хотел бы воспользоваться телефоном, – заявил депутат безапелляционным тоном. – Вы позволите?
– Только недолго.
Тернов решил на всякий случай не препятствовать депутату: кто знает, что взбредет тому в голову и с какой речью он завтра блеснет на трибуне? Борзописцы потом затреплют в печати, а прославиться таким образом следователь не желал.
– Алло! Барышня! Соедините меня с квартирой адвоката Шмыгина! Да, да, 8866! Алло, Прокопий Мартыныч? Гарноусов. Слушайте меня внимательно! Срочно обзвоните все газеты. В меня только что стреляли! Кто? Это пока тайна следствия. Пусть обращаются к следователю Тернову, Казанской части…
Тернов хлопнул ладонью по рычажку и прервал связь.
– Что вы делаете, милостивый государь? – впервые за время допроса он дал волю накопившемуся гневу. – Кто вас уполномочил звать журналистов? Вы хотите сорвать следствие?
– Я хотел проинформировать общественность!
– Довольно! – Павел Миронович грозно нахмурился. – Идет следствие, а вы желаете балаган устроить? Будьте любезны не вредить следствию! Завтра в прессе появится официальная информация о происшествии. И не надо оказывать давление на судебные органы!
Гарноусов сник, его бегающие глаза выдавали сильнейшую растерянность.
– Тем более что огласка не в ваших интересах, – угрожающе продолжил Тернов, поражаясь своей невесть откуда взявшейся отваге. – Еще неизвестно, выгодно ли вам афишировать этот инцидент, ведь еще не все доказательства изучены.
– Я дам расписку о неразглашении материалов следствия, – с горячностью предложил Гарноусов. – Не гневайтесь, ваше высокоблагородие. А что, вами обнаружены еще какие-то материалы?
– Пишите расписку. В случае необходимости мы вас вызовем.
У стола письмоводителя депутат расписался в бланке, разработанном самим Терновым. Молодой следователь гордился своим новшеством: текст всегда один, требовалось только фамилию проставить да подпись получить.
– А теперь вернемся к вам, господин Шалопаев, – сурово обратился к юноше Павел Миронович. – Вы настаиваете на том, что видели стреляющую женщину?