Невидимки - читать онлайн книгу. Автор: Стеф Пенни cтр.№ 54

— Вы должны понять, он пережил слишком много горя. Знаете, у меня ведь было два брата. Иштван и Матти. Оба умерли. Иштван еще ребенком, так что Иво его не знал, а вот Матти он застал, тот дожил до тридцати.

Тене не знает, что Лулу уже вкратце посвятила меня в их семейную историю. Он-то думает, что для меня это новая информация.

— От чего они умерли?

— Ну, они оба болели. Той самой болезнью. Иштван был хуже, чем Кристо. У него совсем не было сил расти. Матти тоже болел, но не так явно. Просто подхватывал инфекцию за инфекцией: то пневмонию, то еще что-нибудь. Он был очень хороший человек.

— Соболезную.

— Потом Иво потерял братьев. Мило и Стивена. Они умерли совсем маленькими.

Я киваю.

— Но у нас родилась Кристина, а следом Иво. Мы с Мартой уже решили, что наша удача наконец переменилась. Так мы подумали. Но когда Иво было четыре или пять лет, он заболел. Они были как близнецы, эти двое. Потом умерла моя жена. Рак. Еще через два года после нее погибла Кристина.

— Очень вам сочувствую.

Я произношу эти слова шепотом. За последние несколько дней я так часто их повторял, что они стали казаться мне почти оскорблением.

Больше он ничего не рассказывает. Его горе вдруг становится почти ощутимым, оно заполняет собой трейлер, как будто все случилось только вчера.

— Я… я действительно очень вам сочувствую.

Хотя я и должен был сказать это еще раз, после такого количества соболезнований избитая фраза застревает у меня во рту. Столько утрат; я и близко не могу себе представить, каково пришлось Тене. Каково пришлось им всем, если уж на то пошло.

На стене висит черно-белая фотография в серебристой рамке. На ней запечатлена молодая темноволосая женщина, одетая по моде начала шестидесятых. Серьезное восточноевропейское лицо, широкие скулы. Она снята на фоне студийного задника — атласной занавески — рядом с двумя ребятишками. Эта женщина — жена Тене, Марта, а ребятишки — Иво и Кристина. Уцелевшие остатки семьи — на тот момент. Иво меньше сестры — он младший из двоих — и отчаянно худ, но на его лице играет радостная улыбка. На этой фотографии ему лет шесть — как сейчас Кристо. Кристина обнимает его за плечи: решительная старшая сестра, с вызовом смотрящая в камеру. Они очень похожи друг на друга.

Наверное, они тогда уже знали, что Иво болен. Они не знали, сколько еще ему осталось.

Домой я добираюсь на рассвете. На автоответчике мигает лампочка, и хотя я слишком устал, чтобы интересоваться, что там, я машинально нажимаю кнопку воспроизведения. Голос мне не знаком.

— Рэй? Мистер Лавелл? Прошу прощения, что звоню вам домой, но сейчас выходные… Я хотел вам сказать, что… прошу прощения, это Роб говорит. Роб Андерсон из Олдер-вью. Думаю, вам стоит приехать сюда еще раз. Все работы приостановлены. Тут кое-что обнаружили. Человеческие останки.

Больница Святого Луки

Почему-то моя правая рука не подчиняется мне даже после того, как все остальное тело начинает потихоньку оживать. Я правша, но с помощью левой могу поднять правую руку, сжать ее, согнуть пальцы, ущипнуть — и ничего при этом не чувствую. Как будто она перчатка, набитая песком.

Одна из сестричек ежедневно является и колет меня иголкой. Я завороженно смотрю, как металлическое острие вонзается мне под кожу, но ожидаемая боль не приходит.

— А вдруг рука останется такой навсегда? Неужели совсем ничего нельзя сделать? — беспокоюсь я.

Сестричка молоденькая и веселая. У нее розовый румянец на щеках, который она безуспешно пытается замаскировать при помощи зеленоватой корректирующей пудры, и маленький золотой крестик на шее. Он выскальзывает из выреза и болтается надо мной, точно благословение, когда она склоняется над моей постелью. Даже без крестика видно, что она купается в любви Иисуса.

— Мы назначим вам физиотерапию. Но у вас нет никаких внешних повреждений, так что нервы должны восстановиться самостоятельно. Для этого есть все шансы.

Она улыбается мне. Такая молоденькая — года двадцать четыре, — такая уверенная и милая.

Я готов биться об заклад, что она хотела стать медсестрой лет с пяти.

У меня есть все шансы. Звучит обнадеживающе. Хотел бы я, чтобы это оказалось правдой.

Я иду на поправку, это точно. За последние несколько дней — не знаю, сколько их было, — ко мне постепенно вернулись речь и подвижность. Но я до сих пор не помню, как оказался в больнице. И не могу исправить ошибки, которые совершил. Положение жертвы еще не освобождает от ответственности. После фиаско с Джорджией люди утешали меня, что это не моя вина, что я не мог предвидеть того, что случилось потом. Но они ошибались. Я встречался с ее убийцей. Я смотрел ему в глаза. Я должен был догадаться.

В один из дней меня наконец одолевает дрема. Когда я открываю глаза, на пластиковом непромокаемом стуле (они тут что, и посетителей подозревают в недержании?) у моей кровати кто-то сидит. Сначала я понимаю это лишь по тому, что свет, сочащийся сквозь листву вишневого дерева за окном, выглядит как-то не так. Он отливает красным. Лулу Янко. Лулу, с ее красными туфлями и красной помадой, с ее красными обкусанными ногтями. Сегодня на ней еще тонкий алый шарф, кровавым мазком поперек шеи. Я не сразу вспоминаю, почему ее появление здесь должно быть для меня неожиданностью. Мой неповоротливый разум, затуманенный седативными средствами, которые мне дают, чтобы я лучше спал, со скрипом приходит в действие, и я чувствую смутный укол совести. И тем не менее она здесь. Я не очень понимаю, радоваться этому или тревожиться. Наверное, в целом я счастлив.

— Вы не спите? Рэй? Здравствуйте, Рэй!

Вид у нее слегка раздраженный.

— Здравствуйте.

Даже речь у меня выходит вполне разборчивая.

— Вы сегодня выглядите гораздо лучше, — замечает Лулу.

— А вы уже были здесь раньше?

Я напрягаю память, пытаясь восстановить образ Лулу в больничной палате. У меня ничего не выходит.

— Да. Но вы тогда еще не пришли в себя. Не вполне понимали, что происходит. Я пробыла совсем недолго.

Господи! В каком состоянии я находился?! Но она приходила — дважды! Получи, молодой хлыщ в коляске!

— Зрелище, наверное, было то еще.

— Ну да, — улыбается она.

— И что вас сюда привело?

Ее улыбка меркнет. Против воли мои слова прозвучали слишком враждебно.

— Мне уйти?

— Нет. Я не это имел в виду. Я очень рад, что вы пришли. В нашу прошлую встречу… в общем, я прошу прощения — за все. Я бы не удивился, если бы вы больше не пожелали меня видеть.

Зря я сказал «очень рад». Надо было сказать просто «рад». Или «тронут». Или вообще никак не говорить. Но точно не выдавать правды.