Когда герцог вернется - читать онлайн книгу. Автор: Элоиза Джеймс cтр.№ 5

— Ну да, — ледяным тоном проговорила она. И он вспомнил, как мать сотни, нет, тысячи раз произносила эти самые простые, но неодобрительные слова в ответ на любое его замечание. — Надеюсь, ты простишь меня за то, что я сомневаюсь в твоей искренности, потому что ты мог вернуться домой в любую минуту.

Справедливый упрек.

— Как только я получил твое письмо, — примирительным тоном начал он, — я тут же отправился в Фонтхилл. С женой все было в порядке. — Симеон помолчал, спрашивая себя, не должен ли он отчитаться перед матерью за состояние девственности Исидоры.

— Надеюсь, вы оба немедленно уехали оттуда, — сказала герцогиня.

Она сцепила руки. Ее пальцев почти не было видно из-за блеска бриллиантов. Это Симеон тоже помнил в матери: она всегда напоминала ему сороку из-за любви к сверкающим вещам, бриллиантам, золоту, серебру.

Он кивнул.

— И где же герцогиня? Она должна быть здесь, с тобой. К сожалению, ты безответственно отнесся к своей обязанности продолжить род Козуэев.

Симеон невольно подумал о том, что мать, похоже, намеревается следить за тем, как часто он посещает спальню жены.

— Исидора в Лондоне, — ответил он. — И она останется там, пока я занимаюсь приготовлениями к венчанию.

— К венчанию? — изумленно переспросила герцогиня. — Но ты уже женат, так что о каком венчании может идти речь?

— Мы вступили в брак по доверенности, — промолвил он. — Поэтому я бы хотел повторить брачные клятвы подобающим образом.

— Что за чушь! — бросила герцогиня. — Все это весьма сильно смахивает на тот романтический вздор, которым ты привык забивать себе голову. Ерунда!

— Исидора с тобой согласна.

— Исидора? Исидора?! Кто это — Исидора? Не имеешь ли ты, случайно, в виду герцогиню Козуэй? Не ее ли так легкомысленно называешь по имени?

— Да, — согласился Симеон.

— Ну да…

Ну вот, теперь они ступили на знакомую тропу. Его ждет целая лекция. Симеон сел и лишь секунду спустя вспомнил, что сначала должен был попросить разрешения.

Однако вместо того, чтобы вскочить на ноги, он откинулся на спинку кресла. Лекция началась с указания на недопустимость обращения к жене по имени, потом она плавно перетекла к рассуждению о том, что у его жены вообще нелепое имя — Исидора. Слова текли легко, журча, как вода в ручье весенним днем, и это дало Симеону возможность передохнуть и оценить нелепые аспекты его возвращения.

Мать была разодета в узорчатый шелк. Ее гостиная выцвела, к обивке мебели и драпировкам, похоже, никто не прикасался еще задолго до смерти отца, которого не стало три года назад. В доме даже плохо пахло. Принюхавшись, можно было ощутить легкий запах уборной. Неужели этого никто не замечает?

Он бы вернулся раньше, но у него возникли проблемы с деньгами. Поверенный ежегодно высылал ему отчет о состоянии усадьбы, однако он ни разу не обмолвился в письмах о том, что ему не хватает средств на то, чтобы приводить в порядок дом, подстригать деревья и ухаживать за полями.

Давно пора этим заняться.

Ревелс-Хаус

22 февраля 1784 года

— Куда это ты собираешься в такой одежде? — Вдовствующая герцогиня Козуэй умела кричать, но в этом случае она почла за лучшее не делать этого. Любой разумный слон предпочел бы пуститься в бегство.

— Хочу побегать, — ответил Симеон. Чтобы не смущать окружающих, он надел простую рубашку, хотя обычно делал пробежки в коротких штанах и с голым торсом.

— Куда это ты побежишь? — спросил его тринадцатилетний брат Годфри, выходя следом за матерью в холл.

Резонный вопрос. Как-то раз Симеон перегнал случайно встреченного льва (правда, ему помогло дружески расположенное к нему дерево). Однако с крокодилом такой номер не прошел, и его едва не съели в качестве наказания. А вот в скучной английской провинции, окружающей Ревелс-Хаус, бегать было не от кого, и это наводило на размышления о том, что даже волки не рисковали забредать на пастбища герцога.

— Я хочу просто побегать, — объяснил Симеон. — Это отличная зарядка, и она мне нравится.

Мать с братом заговорили в один голос.

— Что это у тебя за туфли? — спросил Годфри.

А герцогиня приказала:

— Ты должен немедленно бросить это занятие.

Симеон вздохнул.

— Может, вернемся в гостиную и там поговорим? — предложил он.

— В гостиную? — возмутилась мать. — Да ты… ты в таком виде… ты полуодет… — Похоже, от возмущения она даже не нашла подходящих слов, поэтому просто махнула рукой.

— Ты не одет, — захлебываясь от смеха, проговорил Годфри. — Я вижу твои колени.

— Так удобнее бегать, — сказал Симеон. — Хочешь попробовать? У меня есть еще несколько таких же штанов.

— Даже не пытайся приобщить его к этому! — рявкнула герцогиня.

— Мама… — укоризненно бросил Симеон.

— Можешь назвать меня «ваша светлость», когда мы на людях, — огрызнулась она.

— Но мы же не на людях.

— Пока я не приглашу тебя в свои личные покои, мы на людях! — упрямилась она.

Симеон проигнорировал ее слова.

— Надеюсь, к моему возвращению ты окажешь мне честь и дашь мне аудиенцию — минут на пять, не больше, — сказал он. И добавил: — Я буду тебе весьма признателен за это. — Симеон поклонился.

— Окажешь честь, дашь аудиенцию… — повторил Годфри. — Ты именно так обращаешься к дикарям, когда знакомишься с ними, Симеон?

— Не смей так фамильярно обращаться к герцогу! — прикрикнула на сына мать.

Подмигнув брату, Симеон отворил дверь и спустился по ступенькам, временно оставив свою семью.

А через пару минут он уже бежал по безлюдной дорожке за усадьбой. Впрочем, и саму усадьбу можно было тоже назвать «безлюдной». Отогнав от себя эту неприятную мысль, Симеон переключился на свои ощущения, — он очень любил бегать.

О том, что бегать можно для удовольствия, а не для того, чтобы избежать опасности, Симеон узнал от абиссинского горного короля по имени Барнагаш. Для того чтобы попасть в Абиссинию по горной тропе, нужно было чем-то задобрить Барнагаша. Симеон знал о привычке этого монарха убивать людей и делить их имущество между соплеменниками, и это его тревожило.

Так что когда Симеону предложили побегать и в награду пообещали его собственную жизнь и жизни его спутников, он решил, что это дело стоящее. Барнагаш оказался коротеньким человечком с выбритой налысо головой, в монашеской сутане и в коротких штанах. На вид ему было лет пятьдесят. На нем не было обуви, и он не выказал ни малейшего желания снять с себя грубый ремень, за который был заткнут тяжелый нож. Поэтому Симеон заключил, что сможет без труда добежать до свободы.