Девочка на шаре - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Шумяцкая, Марина Друбецкая cтр.№ 62

Фотографии на паспорт сделал Лурье, к которому Эйсбар был направлен с запиской. Назначили дату отъезда. В ближайшее воскресенье в Стамбул уходило большое грузовое судно, на верхней палубе которого было устроено несколько кают первого и второго класса. Во второй класс и был куплен билет.

В день отъезда оставалось лишь передать Эйсбару паспорт вместе с некоторой суммой наличными и банковскими чеками. Ожогин с утра хмурился, стучал о блюдце кофейной чашкой, несколько раз переодевал влажные от пота рубашки. И все потому, что Ленни сказала: поеду, милый, с тобой в порт. В кремовом шелковом платье с шалью, очень дамском, слегка пополневшая, она уже не выглядела мальчишкой. «Но, боже, — беззвучно простонал Ожогин, когда она шла по садовой тропинке, — теперь она стала еще притягательней. И к тому же такой элегантной! С какой простотой и естественностью она превратилась в даму, не замечая в себе перемены. Так же готова была носиться и по-птичьи подскакивать и не знала, что все движения ее стали плавнее, задумчивее». Каждое из них Ожогин хотел затормозить, остановить стоп-кадром — чтобы успеть насладиться. Что же будет сегодня? Что случится? Она уселась рядом с ним в машину, завязала ленты шляпы, улыбнулась, но… нет, не беззаботно. Сосредоточенно и собранно она вглядывалась вперед.

Когда они прибыли в порт, грузы были уже на корабле, а почти все пассажиры поднялись по трапу. На пирсе одиноко маячила высокая фигура Эйсбара. Ленни взяла у Ожогина конверт и, придерживая шляпу, двинулась вперед. Он приотстал на несколько шагов, потом еще на несколько и — остался стоять в самом начале пирса. Ленни ускользала от него в сверкающую морскую морось. Орел или решка.

Эйсбар издалека узнал ее решительный шаг, увидел ее фигурку и ясно очерченный овал живота, вокруг которого ветер завертел платье. Он вспомнил внезапно день на взлетном поле, когда она неутомимо гонялась за взлетающими этажерками с тяжелой старой деревянной камерой, сломала штатив, плакала, но оставалась неутомимой.

Ветер сорвал и чуть не унес в море ее шляпу. Приподнявшись на носочки, она исхитрилась поймать ее и, не останавливаясь, намотала ленту на локоть. «В соответствии с глупым жанром в этот момент белый конверт с паспортом должен скользнуть из ее рук на пирс, а там порыв ветра подхватит его и унесет в море», — подумал Эйсбар. Но этого не произошло. Они стояли на пирсе одни.

Корабль должен уже был отойти — Ленни и Ожогин чуть не опоздали, — но задержался. Ждали груз одного из пассажиров. Тот кричал, молил подождать, кажется, даже вставал на колени перед капитаном, его поднимали, люди в белых кителях на разных палубах махали друг другу флажками, гудели сигналы. Наконец прямо на пирс въехала машина — старомодная, вычищенная до блеска, с ярко-синими воздушными шарами, привязанными к ручкам дверей.

— Дипломатический груз! Подарок очень важной особе! — Радостные возгласы нервного пассажира врывались в суматоху звуков: гудки, вопли чаек, треньканье оркестрика, играющего на катере, который весело прошуршал волной вдоль пирса, и ладошки тех, кто отправлялся на прогулку, махали тем, кто отправлялся в дальнее плаванье. Вероятно, матрос сейчас прибежит за коробками с подарками, что прячутся в салоне этого чудного авто. Но вдруг заработал кран и потащил автомобиль с шарами в небо, чтобы потом отправить на корабельную палубу.

«Надо сказать ей сейчас!» — приказал себе Эйсбар.

Каждое его слово ветер тут же уносил вдаль.

— Помогите еще раз, Ленни, прошу вас. Там в Москве есть «существо». Ребенок. Его мать погибла в Индии на моих съемках. Я напишу о подробностях.

— Не надо писать, — слова Ленни тоже улетели в море и, может быть, там сплелись со словами Эйсбара.

— Назовите его, как сочтете нужным. Я думал, может быть, Тимофей. Вы знаете, мне больше некого просить. Вот адрес и записка. Там няня, индианка.

Она кивнула.

— Милостивый государь, прошу на борт, — к ним подошел матрос. Эйсбар вскочил на трап.

Он смотрел на Ленни, чей абрис уже превратился в плоскую открытку, сентиментальный южный «привет», не имевший теперь к нему никакого отношения. За его спиной поднимался мерцающий, волнующийся занавес моря, который должен был открыть ему новую судьбу, предъявить другой шанс.

Ленни поняла, что он никогда не вернется в Россию. Прощание, не начавшись, закончилось. Шляпа наконец улетела, и, проводив ее взглядом, Ленни завороженно смотрела на парящий в воздухе автомобиль. Синие шары — по два около передних и задних дверей — шеренгой устремились в небо. Сияние никелированных деталей. Был какой-то растерянный шик в том, как громоздкая машина плыла в воздухе. И сотни глаз — матросов, пассажиров, провожающих, застывших на набережной, парочек на пляже — были устремлены вверх.

Ожогин стоял на ступеньках пирса и смотрел, как Ленни шагнула вперед, к кромке, за которой начинался блистающий синий ковер. Голова ее была закинута, руки ловили теплый ветер. Он не понимал: она провожает Эйсбара или встречает, прощается с ним или уже начинает ждать, когда на линии горизонта появится приветственный дымок из корабельной трубы и гудок возвестит о том, что Эйсбар вернулся обратно. Непонимание было мучительно, но он знал, что ни о чем не станет спрашивать ее. Он не видел — и не мог видеть, — что глаза ее устремлены к синим шарам, которые, повинуясь необъяснимой силе, казалось, подняли автомобиль в небо и теперь благосклонно позволяли ему опуститься в грузовой отсек нижней палубы. «А ведь на точно таком же авто я ездил в Москве пять лет назад, — подумал Ожогин. — И было оно такого же синего цвета, как эти шары».

Корабль прогудел несколько раз и отошел. Ленни медленно шла по пирсу к берегу. Несколько раз оглянулась назад. Когда она подошла к Ожогину, ее лицо ничего не выражало, и он не нашел на нем ответа на вопрос, который так мучил его.

Через месяц в газетах появилось сенсационное сообщение: князь Долгорукий, чиновник правительства по особым поручениям в делах искусства, пришел в себя и сообщил, что в него стрелял Сергей Эйсбар, автор «Защиты Зимнего». Объяснений не последовало. Однако многие не спешили верить заявлениям князя. Ведь он показал себя слишком двусмысленной фигурой.

К масленице распогодилось и резко потеплело. Столбик термометра днем поднимался до 15 градусов. В саду проклюнулись крокусы, вздумали цвести розы, на кустах сирени набухли почки. Дни стояли переливчатые, жемчужные. Неяркое солнце нежилось в легких облачках. Гостей решили встречать в саду. Вдоль дорожек расставили французские «фонари» с углями — они давали мерцающий свет и мягкое, уютное тепло. На лужайки вынесли плетеные столики и кресла, устланные пледами. Охапки оранжерейных роз в простых стеклянных вазах стояли на ступенях лестницы, ведущей с террасы в сад. Ожогин наконец осуществил свою давнюю мечту — запустил в траву светящихся бабочек, кузнечиков, жуков, опутал ими, как гирляндами, ветки кустов и деревьев. Прием задумывался как двойное торжество. Накануне состоялись крестины двойняшек — Сашеньки и Леночки, — которых Ленни родила месяц назад. Одна — Сашенька — была копия отца. Крупная, крутолобая, с темными, с рождения густыми волосиками на круглой головенке, с пока мутными зелеными глазками. Вторая — Леночка — во всем повторяла мать. Рыженькая, с маленьким острым личиком, она все время дрыгала ножками и таращила глазенки цвета яшмы: светло-карие с темными крапинками. Ожогин холодел от счастья, глядя на них, но именно эту — слабенькую, с прутиками вместо ножек и ручек, рыженькую — брал на руки с сердечным, до обморока замиранием.