Контора Кука - читать онлайн книгу. Автор: Александр Мильштейн cтр.№ 3

— Нет. Не думаю.

— Ну, так что скажете, юноша? — Лев потирал руки, и очевидно было, что он уже собрался по этому поводу «накатить» превентивно грамм по сто — сто пятьдесят…

— Прикольно, — сказал Паша, — а вдруг возьмут и… возьмут?

Собеседование проходило на английском.

Несколько раз Паша пользовался присутствием Веры — она переводила слова, которые не переводились у него с ходу…

И в обратном направлении — её шефу тоже не всегда приходили на ум английские слова, и Вера тогда с нескрываемым энтузиазмом переводила с немецкого на русский.

Всё остальное время эта упитанная тётка в крупных роговых очках явно скучала.

Во всяком случае, зевала, не прикрывая рта, как бы подтверждая своё определение, о котором знать не могла, — что Паша занёс её с первого взгляда в категорию «жаб», откуда, впрочем, он её теперь уже вычеркнул за её добрые дела, так сказать, и… так никуда и не вписал: «Ну тётка и тётка… когда улыбается, становится похожа на какого-то еврейского классика, но на какого именно — не вспомню…»

К концу беседы шеф вспомнил Пашиного предшественника и совсем уже было перешёл на свой родной язык, при этом ярость, так и гудевшая в его словах, была бы понятна и без перевода…

Господин Гогенблейхер явно был рад наконец излить накипевшее: «Всё бросил и смылся, подлец… ищи-свищи… ветер в поле…» — со смаком переводила Вера — перекладывала , можно сказать, с больной головы на здоровую…

И когда в конце собеседования Паше сказали, что ответ дадут в течение недели, он понял, что тут нельзя ничего предугадать.

Невозможно.

Верил он, скорее, в худшее, естественно, но все же при этом говорил себе, что, может, ещё не все потеряно, его просто предупредили заранее — как в притче, которую он слышал в младших классах от дурака-учителя, — о цыгане, ударившем ребёнка прежде, чем тот разбил кувшин, потому что «когда разобьёт, будет уже поздно»… Паше тут ещё вспомнилось из последних новостей — о выселении румынских цыган из Франции…

Он подумал, что хорошо, что он не во Франции и не цыган…

Хотя тут же он подумал: а что, собственно, хорошего? Тем мало того, что есть куда и откуда и потом снова — куда, так ещё им подъёмные дают. Правда, какую-то дребедень, копейки, но всё равно, сам факт… тогда как ему… разве что подъёбные.

Ну да, пинком под зад.

Он немного ослабил… и снова затянул узел галстука, глядя на двух дородных парней, которые сели напротив него и заговорили по-русски, наперебой тыкая пальцами в новомодный планшет. У него не было никакого желания их слушать.

Ему было душно, он решил было полностью снять с шеи удавку, но почему-то «завис» — рука, то есть кисть левой руки, осталась лежать на узле, а потом и он весь завис , веки опустились, как свинцом налитые .

Да-да, последний раз — на выпускном…

Благодаря галстуку Паша смог скатать сочинение с «гармошек», которые каким-то чудом раздобыл в авиамодельном кружке при Дворце пионеров у мальчика, дед которого был писателем, про отца никто ничего не говорил, может быть, гены отдыхали, но во внуке проснулись: все знали, что внук замечательно хорошо пишет сочинения, так что эти «гармошки» были просто бесценным приобретением…

Хотя Паша слабо надеялся ими воспользоваться — они были слишком уж длинными и не слишком-то узкими — и думал, что берёт их скорее для моральной поддержки, ну как пистолет уверенности придаёт, когда просто тихо лежит за пазухой, или там нож за голенищем… Примерно так он себя почувствовал, когда начинил ими пиджак, — увереннее. Больше он надеялся на то, что у него у самого развяжется язык и «пойдёт писать губерния» — читать-то он ведь почти всё читал, по крайней мере из обязательной программы…

Но пробежав несколько раз глазами список тем, написанных на доске, понял, что если не попытается списать «Образ Пьера Безухова в романе Льва Толстого» (из перечисленных только это было у него с собой на шпаргалке), то всё, пиши пропало.

Потому что собственные мысли теперь разбегались в разные стороны — и какой уже можно было слепить из них текст…

Если от всего гигантского «образа Пьера» в голове остался один толстенький мудозвон, который, обезьянничая, грозился выпить бутылку рома, сидя на окне с опущенными наружу ногами, но так никогда и не выпил…

Причём ясно было, почему из всего «массива безуховых» (массива в матричном смысле, алгебраическом, то есть с индексами страниц, на которых эти самые безуховы возникали и снова исчезали в толще… страниц… Да, надо заметить, что, в отличие от литературы, из алгебры Паша знал не меньше, а больше школьной программы, будучи в этой области как бы автодидактом), почему из всех из них остался именно этот — даже не потому, что он был начальный…

Какая-то уже и вовсе… или — вовсю — безмозглая Пашина мысль перескочила на крышу шестнадцатиэтажки, где он со своим одноклассником Лунёвым распивал газированный коньяк…

Да-да, в качестве сиропа в сифон заливалась бутылка четырёхзвёздочного коньяка, а потом уже вода и углекислота…

У Лунёва дома был маленький компрессор, привезенный его родителями из-за бугра, так что не надо было идти в пункт заправки — где коньячок в качестве сиропа им, конечно, не залили бы.

Паша тихонько достал «гармошку» из кармана, положил на свою тощую ляжку и быстро накрыл полой пиджака… Всё просматривалось насквозь, учительница ходила между рядами, Паша был почти уверен, что его сейчас разоблачат и с позором выдворят из класса.

Но делать уже было нечего, он выпрямил спину, тем самым приподняв полу пиджака, и перетащил снизу вверх первое предложение: «Образ Пьера Безухова проходит красной нитью сквозь роман Льва Толстого», — после чего снова накрыл полоску бумаги, лежавшую на ноге, полой пиджака, потому что «русачка» уже шагала по его ряду — он думал, что прямо к нему, но нет, она прошла мимо, а первые слова таким образом были телетайпированы, или графированы, — так он тогда подумал и сразу же вдогонку: «На самом деле это обратный процесс, потому что в телетайпе бумажная полоска выползала на выходе… телетайпом была такса от Парижа до Лондона… а теперь мы имеем то же самое, но вместо таксы — граф…»

И вот всё это окрылило Пашу, он понял, что может незаметно задвигать шпаргалку обратно — галстуком…

Да-да, кончиком галстука… Двигая шеей, Паша, когда надо было, задвигал шпору под крыло… ну то есть — под полу… А надо было каждые две-три минуты… Но главное, что не руками, руки были — вот они, ручки, где… Одна пишет, другая придерживает лист, обе всё время на парте, и всё осуществляется движением «третьей», шёлковой руки (классная руководительница: «Чтоб были у меня как шёлковые!» ) и других частей тела, микроскопическими сокращениями мышц, ну на сколько там нужно вытянуть шею или поднять плечо, чтобы из-под полы высунулись два-три сантиметра бумажной полоски… А потом спрятались обратно, подталкиваемые кончиком галстука, который на время, пока писалось сочинение, сделался как бы прямым продолжением Паши Шестопалова.