Повелитель императоров - читать онлайн книгу. Автор: Гай Гэвриэл Кей cтр.№ 123

— Вольно, доктор, — сказал он, позволяя себе улыбнуться. — Продолжайте. — И вышел, прикрыв за собой дверь. Приск вместе с двумя солдатами приближался по коридору. Экод посмотрел на него; тот покачал головой.

— В одной комнате кто-то жил, но уже не живет. Какой-то пациент.

— Пойдем, — сказал Экод. — Об этом я расскажу тебе на улице. Ты ни за что не поверишь.

У этой бассанидской шлюхи грязный язык, но зад приятно округлый, думал он, спускаясь вниз по лестнице впереди Приска и вспоминая первую, возбуждающую сцену, когда он открыл дверь. Интересно, не удастся ли заполучить эту девчонку самому, попозже. Вряд ли. Это не для честных солдат, выполняющих свою работу.

В прихожей у двери он подождал, пока его солдаты выйдут на улицу, потом кивнул управляющему. Вежливо. Даже сказал спасибо. Дом сенатора. Он назвал им свое имя, когда пришел.

— Между прочим, — добавил он, осененный последней мыслью. — Давно здесь эта шлюха из Бассании?

Управляющий казался искренне шокированным.

— Ты, грубиян! Что за отвратительная идея! Этот бассанид — известный лекарь и… и почетный гость сенатора! — воскликнул он. — Оставь при себе свои грязные мысли!

Экод заморгал, потом громко рассмеялся. Ну-ну. Какие мы чувствительные! Это ему кое о чем рассказало. Мальчики? Он мысленно взял на заметку спросить потом кое у кого насчет этого сенатора Боноса. Он уже собрался было объяснить, но тут увидел, как женщина за спиной управляющего подмигнула ему и приложила палец к улыбающимся губам.

Экод усмехнулся. Эта девчонка была хорошенькой. И очевидно, что чопорный управляющий не знает всего того, что происходит в этом доме.

— Ладно, — сказал он, многозначительно глядя на женщину. Может быть, ему удастся прийти позже. Вряд ли, но кто знает. Управляющий быстро оглянулся через плечо на девушку, но выражение ее лица тут же стало совершенно серьезным, а руки она смиренно сложила перед грудью. Экод снова усмехнулся. Женщины. Рождены для обмана, все они. Но эта чистенькая во вкусе Экода, в ней даже есть какой-то шарм, не то что та восточная шлюха наверху.

— Неважно, — сказал он управляющему. — Занимайся своим делом.

Ночь мчалась к концу, быстро, как колесницы. Им надо найти женщину до рассвета. Объявлена колоссальная награда. Даже если ее разделить на десять человек (конечно, декурион получит двойную долю), все они могли бы уйти в отставку и жить в достатке после окончания службы. Иметь собственных чистеньких служанок, или жен, или и тех и других. Но шансы невелики, если они будут медлить и задерживаться. Его люди нетерпеливо ждали на улице. Экод повернулся и спустился по ступенькам.

— Ладно, ребята. В следующий дом, — коротко приказал он. Управляющий со стуком захлопнул за ними дверь.

Его привело в смущение собственное возбуждение, к счастью, скрытое простынями, когда она притворялась, что занимается с ним любовью, сидя на нем верхом. Она не позволила ему запереть дверь, и он с опозданием понял: комнату должны были обыскать, и весь замысел состоял в том, чтобы солдаты застали их во время любовных игр, возмущенными вторжением. Ее голос, низкое рычание, быстро перешедшее в гнусавые вопли, изрыгал непристойности с поразительной изобретательностью, и это произвело на лекаря почти такое же сильное впечатление, как и на невысокого солдата в дверях. Рустему, который понимал, что рискует жизнью, без труда удалось изобразить гнев и враждебность.

Аликсана слезла с него, прижимая к себе простыни. Она выпустила в солдата следующий залп ругательств, а Рустем, побуждаемый страхом не меньше, чем другими чувствами, дал ей пощечину, повергнув в шок самого себя.

* * *

Теперь, когда дверь закрылась, он мучительно долгое мгновение ждал, пока до него не донесся разговор снаружи, потом шаги на скрипучей лестнице, и только тогда прошептал:

— Прости. Эта пощечина. Я…

Она даже не посмотрела на него, лежа рядом.

— Нет. Это был хороший ход. Он прочистил горло.

— Возможно, теперь можно запереть дверь, если это были… настоящие…

— Они были настоящие, — шепотом ответила она.

Казалось, теперь из нее вытекли все силы. Он чувствовал рядом с собой ее обнаженное тело, но в нем уже не осталось желания. Он испытывал глубокое сожаление и какое-то другое чувство, удивительно похожее на скорбь. Он встал и быстро натянул тунику. Подошел к двери и запер ее. Когда он обернулся, Аликсана сидела на постели, полностью закутанная в простыни.

Рустем поколебался, словно лодка, сорванная с якоря, потом прошел к очагу и сел возле него на скамейку. Он посмотрел на языки пламени, подбросил в него полено, пытаясь занять себя мелкими повседневными делами. Спросил, не глядя на нее:

— Когда ты выучила язык бассанидов?

— Я правильно все сказала? Он кивнул головой.

— Я бы не сумел так ругаться.

— Уверена, сумел бы. — В ее голосе не было никаких интонаций. — Кое-чему я научилась еще в молодости, в основном ругаться. Позже, когда приходилось принимать послов, выучила язык лучше. Мужчинам льстит, когда женщина обращается к ним на их родном языке.

— А… голос? — Словно у злобной старухи из портового притона.

— Я была актрисой, лекарь, помнишь? Это почти то же самое, что проститутка, как считают некоторые. Я убедительно сыграла?

На этот раз он все-таки посмотрел на нее. Она пустыми глазами уставилась на дверь, через которую вышел солдат.

Рустем молчал. Ему казалось, что ночь стала глубокой, как каменный колодец, и такой же темной. День выдался таким длинным, что и поверить невозможно. Он начался с того, что его пациент утром ушел, а сам он захотел посмотреть скачки на Ипподроме.

Для нее этот день начался по-другому.

Он пристально вгляделся в слишком неподвижную фигуру на постели. И покачал головой. Он был лекарем, ему уже доводилось видеть подобное. Он сказал:

— Госпожа, прости меня, но тебе необходимо поплакать. Ты должна позволить себе сделать это. Я говорю это как… врач.

Она даже не пошевелилась.

— Еще не время, — ответила она. — Я не могу.

— Можешь, — очень настойчиво возразил Рустем. — Человек, которого ты любила, мертв. Убит. Его нет. Ты можешь, госпожа.

В конце концов она повернулась и посмотрела на него. Свет очага осветил ее безупречно очерченные скулы, оттенил коротко остриженные волосы, осветил грязные пятна, но не достиг тьмы ее глаз. Рустема внезапно охватило желание — редкое для него, как дождь в пустыне, — подойти к постели и обнять ее. Он сдержался.

— Мы говорим, что, когда Анаита оплакивает своих детей, — прошептал он, — жалость приходит в мир, в царства света и тьмы.

— У меня нет детей. — Она так умна. Так тщательно себя охраняет.

— Ты — ее дитя, — ответил он.