Жернова истории - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Колганов cтр.№ 51

Копаясь в своей памяти и в памяти Осецкого, не нахожу ответа. Ну не вспоминается эта дамочка, хоть убей! Не видел я ее никогда раньше. И Осецкий, похоже, также не видел. Уже дома, снимая пальто, обнаруживаю близ плечевого шва небольшую дырочку. Похоже на 22-й калибр. Да, из несерьезного оружия меня пытались завалить. Вот уж поистине дамский пистолетик. Но с чего же это? Может быть, это та же ниточка, что тянется из Лондона? И еще этот обыск сейфа на работе… Он-то каким боком? Но, во всяком случае, надо принять меры дома – чтобы обнаружить следы обыска, если таковой состоится. А то еще подсунут что-нибудь…

Время шло, холоднющий март подошел к концу, и повеяло апрельским теплом – третьего апреля «Правда» сообщила, что состоявшийся накануне Пленум ЦК РКП(б) постановил созвать очередной, XIII съезд РКП 20 мая сего года. А это значило, что денечки для меня становились горячими…

Первым делом я воспользовался приглашением Д. Б. Рязанова и навестил его в Социалистической академии, располагавшейся недалеко от моего дома, по соседству с Музеем изящных искусств, в начале Малого Знаменского переулка в бывшем особняке Голицыных. В этом здании я частенько бывал в своей прежней жизни – студентом проходил там практику в Институте экономики АН СССР, а когда Институт экономики переехал в новое здание у метро «Профсоюзная», то захаживал в Институт философии, продолжавший занимать этот особняк.

Здесь еще с лета 1922 года Давид Борисович настойчиво и целеустремленно превращал несколько выделенных ему кабинетов Соцакадемии в Институт Маркса – Энгельса. Отыскав его в кабинете теории и истории марксизма, я обнаружил Рязанова в гордом одиночестве корпящим над каким-то документом. Неужели какая-нибудь раритетная рукопись Маркса? Поздоровавшись и удостоившись в ответ легкого кивка Давида Борисовича, так и не оторвавшего взгляда от бумаги, быстро подхожу ближе, движимый любопытством. Нет, это не раритет. Директор Института Маркса – Энгельса сам что-то сочиняет.

Когда я подошел уже совсем вплотную к столу, Рязанов наконец соизволил поднять на меня глаза, буркнул: «Садитесь, будьте добры!» – кивком указывая мне на стул, затем, видимо сочтя свое поведение недостаточно вежливым, со вздохом все же окончательно оторвал глаза от сотворяемого им документа и промолвил:

– Желаю здравствовать! Вот, оторвали меня от бюрократического сочинительства – изобретаю проект постановления о переименовании Социалистической академии в Коммунистическую. – Однако, несмотря на то что Давид Борисович постарался придать своему голосу слегка ернический тон, мне почему-то казалось, что он придает этому переименованию некое значение. – К нам-то с чем пожаловали?

– Позвольте представиться – Виктор Валентинович Осецкий! – Не забываю о правилах хорошего тона.

– Полноте, голубчик! – машет на меня рукой Давид Борисович. – Я еще не старик и провалами памяти не страдаю. Это ведь вы подходили ко мне на лекции в Коммунистическом университете, когда тамошние комсомольцы заварушку устроили? С вами еще такая симпатичная барышня была… – И тут Рязанов вновь вздохнул, но на этот раз едва заметно. – Так что у вас за дело?

– Дело такое: разбирая мои старые архивные бумаги, я натолкнулся на записку Леонида Борисовича Красина с резолюцией Ленина. Как я слышал, теперь подобного рода бумаги положено…

– …Теперь подобного рода бумаги положено сдавать в Институт Ленина при Истпарте, – продолжил за меня мою мысль Рязанов. – Но вы явились не по адресу: этим делом у нас заведует сам товарищ Каменев. – И с этими словами Рязанов воздел указательный палец к небу, сохраняя торжественно-серьезную мину на лице.

– А не могли бы вы, Давид Борисович, взять на себя труд переправить эту бумагу в Институт Ленина таким образом, чтобы она непременно попала в руки Каменеву? И чтобы никоим образом нельзя было определить, что эта бумага исходит от меня? И еще крайне желательно было бы, чтобы вместе с этим документом ко Льву Борисовичу попал еще один, к делам Истпарта отношения не имеющий, но имеющий большое значение лично для товарища Каменева. – Я вопросительно уставился на своего собеседника.

Рязанов медлил, немного нахмурившись, и разглядывал меня в упор. Зная его репутацию, я решил, что называется, не темнить, а рассказать все как есть. Доносить он ни в коем случае не станет, а если откажет – есть и другие варианты. Правда, будет немного жаль той толики нервов, которую пришлось потратить накануне. Пользуясь тем, что Фрумкин, замещавший Красина на время пребывания того во Франции, на несколько минут оставил меня в кабинете наркома одного, я лихорадочно обшарил несколько архивных папок – и под конец все же обнаружил столь нужный мне документ с ленинским автографом.

– Так вы хотите, пользуясь моей добротой, подбросить Льву Каменеву горячий уголек за пазуху? – прервал молчание Рязанов.

– Именно! – не раздумывая, согласился я. – Вот, если хотите, можете ознакомиться с письмом, которое требуется «случайно» подколоть к официальной корреспонденции, которая пойдет от вас в Институт Ленина к Каменеву. А достаточный предлог для такого официального обращения я вам принес. – И с этими словами я протянул директору Института Маркса – Энгельса и записку Красина с ленинской резолюцией, и собственное письмо, написанное аккуратнейшим чертежным шрифтом…

Рязанов внимательно изучил оба документа и опять задумался. Нетрудно было догадаться (с достаточной степенью приблизительности, конечно), к каким выводам он пришел.

«Этот Осецкий непрост, ох непрост. В корень зрит. Недаром он мне тогда, уже при мимолетном знакомстве, показался весьма неглупым человеком». – Рязанов внутренне усмехнулся своим мыслям и промолвил, с прищуром глядя на меня:

– А что, если мне просто прийти да самому выложить Каменеву это письмо? От себя лично?

– Нет, не пройдет, – тут же отзываюсь на этот зондаж. – Заершится наш председатель СТО: «Опять, – скажет, – этот полуменьшевик тут воду мутит!» У вас ведь, Давид Борисович, в нашем руководстве репутация штатного возмутителя спокойствия. Даром что вы ни в одну оппозицию не входили и не входите, а потому вас, простите, всерьез не принимают и гонений не устраивают.

– Ладно, – Рязанов вновь тянет паузу, – отнесу я Каменеву ваш документик. Так, чтобы он ни о чем не догадался и ни меня, ни вас с этим делом связать не смог.

* * *

…Когда Лев Борисович Каменев, выбрав возможность уделить несколько часов работе в Институте Ленина, директором которого он был недавно назначен, сел в своем кабинете разбирать поступившую на его имя корреспонденцию, он не предполагал чего-либо экстраординарного. Пришедший после телефонного звонка Рязанов принес ему записку Леонида Красина с ленинскими пометками, которая ничем не выделялась в ряду десятков таких же документов, поступавших в Истпарт и к нему лично. Но, доставая из шкафа папку, куда он складывал подобные поступления, и убирая в нее очередной ленинский автограф, Каменев не заметил стремительного движения Давида Борисовича, ловко всунувшего какой-то конверт в середину пухлой стопки неразобранной корреспонденции.