Женщина в песках - читать онлайн книгу. Автор: Кобо Абэ cтр.№ 26

— Подождите! Я ведь серьезно? Эй, подождите, пожалуйста!.. Пожалеете! Вы ведь еще ничего не поняли!.. Прошу… Ну подождите!..

Но старик ни разу даже не оглянулся. Сгорбившись, будто нес на плечах тяжелый груз, он повернулся и пошел. Через три шага исчезли его плечи, а после четвертого он совсем скрылся из виду.

Мужчина в изнеможении прислонился к стене ямы. Руки и голову он погрузил в песок, и песок посыпался за ворот, подушкой раздулся в том месте, где брючный пояс стягивал рубаху. Вдруг обильный пот выступил на шее, лице, между ног. Из него вышла вся только что выпитая вода. Соединившись, пот и песок образовали подобие горчичника, плотно прилипшего к коже. Кожа распухла и стала похожа на гладкий резиновый плащ.

Женщина уже приступила к работе. Мужчина вдруг заподозрил, что она допила остаток воды. В панике он бросился в дом.

Вода стояла нетронутой. Одним духом он отпил три-четыре глотка и опять поразился вкусу этого прозрачного минерала. Он не мог скрыть беспокойства. К вечеру воды уже не будет. А на приготовление еды, уж точно, не хватит. Верно эти типы рассчитали. Страх перед жаждой — это вожжи, на которых они собираются водить меня как захотят.

Надвинув на самые глаза большую соломенную шляпу, он выскочил наружу, будто за ним гнались. Его мысли и суждения перед угрозой жажды превратились в жалкие снежинки, упавшие на горячий лоб. Если десять стаканов — приторный сироп, то один стакан — скорее кнут.

— Ну где она там, эта лопата?..

Женщина указала под навес и, устало улыбнувшись, отерла рукавом пот со лба. Хоть она была вся изломана, но ни на миг не забыла, где стоят инструменты. Это привычный образ мышления, естественно приобретаемый человеком, живущим в песках.

В том миг, как он взял в руки лопату, его усталые кости укоротились, точно ноги складного треножника. Наверное, потому, что в прошлую ночь он почти не сомкнул глаз.

При любых обстоятельствах нужно, видимо, прежде всего договориться с женщиной о минимальном объеме работы. Но ему было просто трудно разговаривать. Может быть, потому, что разговору со стариком он отдал так много сил, голосовые связки расползались на кусочки, как прелая пряжа. Точно автомат, он встал рядом с женщиной и заработал лопатой.

Они копали, согласно продвигаясь вперед между обрывом и домом, будто их связали друг с другом. Дощатые стены дома, мягкие, как недопеченная рисовая лепешка, превратились в рассадник грибов. Наконец они сгребли песок в одну кучу. Потом стали насыпать его в бидоны и оттаскивать на очищенное место. Оттащив все бидоны, они снова принялись копать.

Бездумные, почти автоматические движения. Рот полон вспененной слюны, напоминающей по вкусу сырой белок… Слюна бежит по подбородку и капает на грудь, но он не обращает на это внимания.

— Знаете, перехватите левой рукой вот так, чуть пониже… — тихо заметила женщина. — Тогда лопатой можно не двигать, а правая рука будет как рычаг, и устанете вы гораздо меньше.

Каркнула ворона. Свет из желтого внезапно превратился в голубой. Боль, точно снятая крупным планом, растворилась в окружающем ландшафте. Вдоль побережья низко пролетели четыре вороны. Концы их крыльев отливали темной зеленью, и мужчина почему-то вспомнил о цианистом калии в банках для насекомых. Да, пока не забыл, нужно переложить их в другую коробку и завернуть в полиэтилен. А то от жары они в два счета рассыплются…

— На сегодня, пожалуй, хватит…

Сказав это, женщина посмотрела на верх обрыва. Ее лицо стало совсем сухим, и, хотя оно было покрыто слоем песка, мужчина понял, что в нем нет ни кровинки. Вокруг все потемнело, будто покрылось ржавчиной. Ощупью, сквозь тоннель помутившегося сознания он добрался до своей засаленной постели. Когда вернулась женщина — он не слышал.

Если промежутки между мускулами залить гипсом, то, наверное, самочувствие будет примерно такое же. Глаза как будто открыты, но почему так темно? Где-то мышь тащит что-то в свою нору… В горле жжет будто рашпилем провели… Изо рта запах как из выгребной ямы… покурить хочется… Нет, раньше, пожалуй, попью… Вода!.. Он тут же возвращается к действительности… Вот оно что. Это была не мышь — женщина начала работать!.. Сколько же времени он проспал?.. Пробовал подняться, но какая-то страшная сила снова бросила его на матрас… Вдруг он сообразил и сорвал с лица полотенце. Сквозь раскрытую настежь дверь проникал свежий лунный свет, точно пропущенный через желатин. Незаметно снова наступила ночь.

Рядом с постелью стоял котелок, лампа и бутылка с водой. Он быстро приподнялся на локте и прополоскал рот. Воду выплюнул подальше — к очагу. Медленно, с смаком сделал несколько глотков. Пошарил около лампы, нащупал мягкий сверток — спички и сигареты. Зажег лампу, поднес огонь к сигарете. Отпил немного из бутылки. Разбитое на куски сознание стало постепенно складываться в нечто целое.

В свертке была и еда. Еще теплые три рисовых колобка, две вяленые селедки, сморщенная маринованная редька и немного вареных овощей, горьких на вкус, — кажется, листья той же редьки. Одной селедки и колобка было достаточно. Желудок слипся, словно резиновая перчатка.

Когда он встал, суставы затрещали, как железная крыша под порывом ветра. С опаской мужчина заглянул в бак. Он был снова наполнен до краев. Мужчина смочил полотенце и приложил его к лицу. Дрожь пронзила все тело, как искра — лампу дневного света. Он протер шею, бока, стер песок между пальцами. Может быть, такими мгновениями и нужно определять смысл жизни?!

— Чайку не хотите? — В дверях стояла женщина.

— Не стоит… Живот как барабан — водой налит.

— Спали хорошо?

— Когда вставала, надо было меня разбудить…

Опустив голову, женщина сказала со смешком в голосе, будто ее щекотали:

— Я за ночь три раза вставала, поправляла у вас на лице полотенце.

Это было кокетство трехлетнего ребенка, с трудом научившегося наконец подражать смеху взрослых. Ее растерянный вид ясно показывал, что она просто не знает, как лучше выразить переполнявшую ее радость. Мужчина хмуро отвел глаза.

— Помочь копать?.. Или лучше носить бидоны?

— Да уже время. Вот-вот должны корзины спускать…

Начав работать, он удивился, что не ощутил того сопротивления, которого ждал от себя. В чем причина этой перемены? Может быть, в боязни остаться без воды или в долге перед женщиной, в возможно, в характере самого труда? Действительно, труд помогает человеку примириться с бегущим временем, даже когда оно бежит бесцельно.

Однажды Лента Мебиуса затащил его на какую-то лекцию. Место, где она проводилась, было огорожено ржавой железной решеткой, за которой валялось столько обрывков бумаги, пустых банок, каких-то тряпок, что земли совсем не было видно. Кому взбрело в голову возводить здесь ограду? И, как бы отвечая на этот его недоуменный вопрос, появился какой-то человек в поношенном пиджаке, который перегнулся через железную ограду и старательно скреб ее пальцами. Лента Мебиуса шепнул, что это переодетый в штатское полицейский. На потолке расплылись кофейного цвета потеки от дождя — таких огромных он никогда не видел. И вот в этой обстановке лектор говорил: «Нет иного пути возвыситься над трудом, как посредством самого труда. Не труд сам по себе имеет ценность, а преодоление труда трудом… Истинная ценность труда в силе его самоотрицания…»