Большая грудь, широкий зад - читать онлайн книгу. Автор: Мо Янь cтр.№ 145

Цзиньтун жадно жевал листья и веточки, поражаясь, что про такое лакомство все забыли. Поначалу они казались сладкими, но потом стало ясно, что это страшная горечь, проглотить которую невозможно. Так вот почему их никто не ел. И всё-таки он яростно жевал эти листья и веточки, а глаза были полны слёз. Он видел, что всё закончилось и Рябой Чжан уже улизнул. Цяо Циша стояла, непонимающе озираясь по сторонам. Потом тоже ушла, задевая головой низко свешивающиеся ветви, освещённые закатным солнцем.

Голова у Цзиньтуна кружилась, он обнял ствол и уткнулся в шершавую кору.

Долгая весна шла к концу. Вскоре должна была созреть яровая пшеница, и казалось, голодные времена миновали. Для поддержания сил к уборочной страде начальство распределило партию соевых лепёшек — по четыре ляна на каждого. И вот так же, как Хо Лина переела ядовитых грибов, Цяо Циша умерла, переев этих лепёшек. Цзиньтун видел её мёртвой: живот походил на большой перевёрнутый чан.

За лепёшками выстроилась длинная очередь. На раздаче были Рябой Чжан и ещё один повар. Цяо Циша с коробкой для еды стояла впереди Цзиньтуна. Он видел, как, выдав лепёшки, Рябой Чжан подмигнул ей. Никто не обратил на это внимания, все были одурманены ароматом лепёшек. Но из-за любого недовеса или перевеса обозлённые люди лезли в драку с поварами. Цзиньтун предчувствовал, что Цяо Циша получит что-то от Рябого Чжана по блату, и страшно переживал.

Распоряжением по хозяйству эти четыре ляна лепёшек были рассчитаны на два дня, но люди съедали под одеялами всё подчистую, до последней крошки. В ту ночь все то и дело бегали к колодцу пить. В желудке сухие лепёшки разбухли, и Цзиньтун испытал уже давно забытое чувство сытости. Он непрерывно рыгал и пускал омерзительно вонючие газы. Наутро к туалету было не пробиться: у изголодавшихся людей расстроились животы.

Никто не знал, сколько лепёшек съела Цяо Циша. Знал лишь Рябой Чжан, но этот разве скажет! Цзиньтуну тоже не хотелось поливать грязью покойную сестру. Рано или поздно все помрут от переедания или от голода, так стоит ли переживать.

Причина смерти была ясна, и никакого расследования проводить не стали. Погода стояла жаркая, долго держать тело было нельзя, и было дано распоряжение срочно похоронить Цяо Циша. Обошлись без гроба и погребальной церемонии. Женщины из правых нашли у неё кое-какие красивые вещи и хотели было переодеть её, но передумали из-за огромного живота и жуткого запаха изо рта. Мужчины раздобыли в механизированной бригаде кусок рваной парусины, завернули в неё тело, обмотали стальной проволокой, положили на тележку и отвезли на луг, к западу от свалки техники. Вырыли яму рядом с могилкой Хо Лина, закопали и насыпали холмик. Неподалёку была похоронена Лун Цинпин, — вернее, её скелет без черепа, его забрал судмедэксперт.

Уже смеркалось, когда Цзиньтун вошёл в ворота родного дома, где не был целый год. На утуне висела корзинка, в ней — сын Лайди и Пичуги Ханя. Над корзинкой для защиты от солнца и дождя был устроен навес из клеёнки и рваного пластика; мальчик стоял в ней, держась за края. Смуглый и тощенький, он всё же выглядел на редкость здоровым для того времени.

— Это кто у нас такой? — заговорил с ним Цзиньтун, сняв скатку.

Мальчик моргнул чёрными бусинками глаз и с любопытством уставился на него.

— А я кто, знаешь? Я — твой дядя.

— Баба… яо-яо… — лопотал мальчонка, и по подбородку у него текли слюни.

Усевшись на порожек, Цзиньтун стал ждать возвращения матушки. После распределения на работу он пришёл домой впервые, и возвращаться в агрохозяйство уже было не нужно. При мысли о том, что сейчас с десяти тысяч му будут убирать урожай яровой пшеницы, его охватывала злость. Ведь после уборки урожая работники хозяйства смогут есть досыта, а его и ещё несколько человек как раз в это время безжалостно сократили. Но спустя неделю злиться стало не на что, потому что как только механизаторы хозяйства из правых вывели красные комбайны на поля и были уже готовы показать, на что способны, налетел град и безжалостно побил пшеницу, смешав её с грязью.

Цзиньтун сидел на порожке, но мальчик не обращал на него внимания. Блестя глазёнками, он следил за слетевшими с кроны утуна изумрудно-зелёными попугаями. Они безбоязненно кружили вокруг колыбельки, садились на её края, опускались ему на плечи и загнутыми клювами щекотали ушки. Он слушал их хрипловатые крики и сам издавал звуки, похожие на птичий щебет.

Мысли в голове Цзиньтуна путались, глаза закрывались. Вспомнилось, с каким удивлением посмотрел на него паромщик Хуан Лаовань. Каменный мост через Цзяолунхэ снесло до основания ещё в прошлом году, вот народная коммуна [169] и наладила переправу. Вместе с Цзиньтуном в лодку сел молодой словоохотливый солдатик — судя по акценту, с юга. Он стал торопить Хуан Лаованя:

— Отчаливай быстрее, дядюшка! Видишь — телеграмма, приказано вернуться в часть сегодня до полудня. В наши непростые времена приказы военных нужно выполнять!

Хуан Лаовань оставался спокойным, как скала. Втянув голову в плечи, словно баклан, он сидел на носу лодки и смотрел на быстрые воды реки. Подошли двое ганьбу из коммуны, ездившие в город по делам. Они запрыгнули в лодку, уселись с бортов и тоже стали поторапливать:

— Давай, почтенный Хуан, отваливай! Нам нужно успеть донести до народа дух собрания, на котором мы присутствовали!

— Погодите чуток, — пробормотал Лао Хуан, — сейчас она подойдёт.

Она взошла на лодку с лютней-пипа в руках и села напротив Цзиньтуна. На лице, несмотря на пудру и румяна, проступала болезненная желтизна. Ганьбу нахально смерили её взглядами, и один бросил свысока:

— Из какой деревни будешь?

Она сидела, опустив глаза, но теперь упёрлась взглядом в вопрошающего, и в них сверкнула дикая ненависть. У Цзиньтуна бешено заколотилось сердце. В этой с виду совершенно дряхлой женщине он почувствовал силу, способную покорить любого мужчину. Но ни одному мужчине не дано было покорить её. Кожа на лице у неё обвисла, торчащую из воротничка шею изрезали морщины, но Цзиньтун заметил аккуратно наложенный лак на ухоженных ногтях, а это свидетельствовало о том, что она значительно моложе, чем можно было судить по лицу и шее. Опалив взглядом ганьбу, она крепко, как ребёнка, прижала к груди лютню.

Хуан Лаовань, стоя на корме, упёрся в дно длинным бамбуковым шестом и вывел лодку с мелководья. Несколько толчков — и лодка уже рассекает поверхность реки, вспенивая белые бурунчики; она двигалась вперёд, словно большая рыбина. Над водой порхали ласточки и висел холодный запах водорослей. Все сидели молча. Наконец тот же ганьбу, видимо любитель поговорить, обратился к Цзиньтуну:

— Ты ведь из семьи Шангуань, верно? Тот самый…