Большая грудь, широкий зад - читать онлайн книгу. Автор: Мо Янь cтр.№ 108

— Иди, поговори с матерью, старший племянник. Не позволяй ей плакать.

Он достал из-за пазухи свидетельство о браке, разорвал на куски, швырнул на землю и, сгорбившись, вышел со двора: со спины — старик стариком, одной ногой в могиле.

Старинные тёмные очки с алмазной полировкой Сыма Ку подарил своему почтенному наставнику господину Цинь Эру в день рождения, будучи на пике своей военной славы и власти. И вот теперь, нацепив на нос этот контрреволюционный подарок, Цинь Эр сидел за сложенной из позеленевших кирпичей кафедрой с учебником родной речи в руках и дребезжащим голосом тягуче зачитывал сочетания иероглифов. Шёл урок для первого набора разновозрастных первоклассников дунбэйского Гаоми. Тяжёлые очки учителя сползли на половину изогнутого крючком носа; с кончика носа свешивалась зелёная сопля. Казалось, она вот-вот упадёт, но почему-то не падала.

— Да ян да. — Большие козы — большие, — выпевал Цинь Эр. — На дворе стоял палящий июньский зной, а он восседал в чёрной бархатной шапочке с красной кисточкой и в чёрном стёганом халате.

— Да ян да! — вопим мы, стараясь произносить слова так же, как он.

— Сяо ян сяо. — Маленькие козы — маленькие, — заунывно выводит он.

На улице жарко и душно, в классе темно и сыро, мы все босиком и в коротких штанах и при этом обливаемся потом, а он сидит разодетый, но лицо мертвенно-бледное, губы посинели, будто озяб.

— Сяо ян сяо, — повторяем мы звонкими голосами.

В классе висит застарелый запах мочи, как в давно нечищенной овчарне.

— Да ян сяо ян шань шан пао. — Большие козы и маленькие козы бегают по горам.

— Да ян сяо ян шань шан пао, — повторяем мы.

— Да ян пао, сяо ян цзяо. — Большие козы бегают, маленькие козы блеют.

— Да ян пао, сяо ян цзяо, — опять повторяем мы.

Учитывая мой обширный опыт общения с козами, я знаю, что большая коза с длинным выменем бегать не может. Ей и ходить-то неудобно, какое там бегать! То, что маленькие козы блеют, вполне может быть, и то, что бегают, тоже возможно. Большие козы мирно пасутся себе на лугу, а козлята — те, да, бегают и блеют. Так и подмывало поднять руку и задать вопрос, но я не осмелился. Перед учителем всегда лежит линейка — специально, чтобы лупить по ладоням.

— Да ян чиде до. — Большие козы едят много.

— Да ян чиде до, — послушно повторяем мы.

— Сяо ян чиде шао. — Маленькие козы едят мало.

— Сяо ян чиде шао, — эхом откликаемся мы.

Тоже верно: большие козы конечно едят больше, чем козлята, а козлята, надо думать, едят меньше коз.

— Да ян да. Сяо ян сяо.

Так, козы наелись, начнём всё с начала. Пожилой учитель без устали продолжает читать, а класс уже начинает потихоньку бузить. Вот У Юньюй, восемнадцатилетний крестьянский сын, высоченный и здоровенный, просто жеребец. Его уже женили на вдове Лань Шуйлянь, торговке доуфу. [130] Она старше его на восемь лет, а уже ходит с выпирающим животом и скоро должна родить. Так вот этот будущий папаша вытащил из-за пазухи ржавый пистолет и втихаря прицелился в красную кисточку на чёрной шапочке господина Цинь Эра.

— Да ян пао, да ян… — Бабах!

По классу прокатился смешок. Учитель поднял голову и своими белёсыми бараньими глазками уставился на нас поверх очков. В них всё расплывалось, он почти ничего не видел. Потом снова принялся читать:

— Сяо ян цзяо… — Бабах! Это У Юньюй опять озвучил свой выстрел по качающейся красной кисточке. Класс так и грохнул, а учитель схватил линейку и хлопнул по столу, как судейский чиновник:

— Тишина! — И чтение возобновилось.

Со своего места тихонько встал семнадцатилетний сын крестьянина-бедняка Го Цюшэн. Он крадучись подобрался к кафедре, пристроился за спиной старика учителя, по-крысиному закусил выступающими передними зубами нижнюю губу и, как заправский миномётчик, стал будто бы закладывать мину в иссохшую голову учителя, как в ствол миномёта. А потом «выстрелил». Что тут началось! Класс просто покатывался со смеху. Верзила Сюй Ляньхэ колотил по столу, а пухлый коротышка Фан Шучжай раздирал лежащую перед ним книгу, швырял вверх обрывки, и клочки сероватой бумаги кружились в воздухе, как бабочки.

Цянь Эр беспрестанно стучал по столу, но утихомирить разошедшихся учеников не удавалось. Он оглядывал класс поверх очков, пытаясь понять, в чём дело. Го Цюшэн продолжал свои чрезвычайно оскорбительные для учителя телодвижения, ученики же — а ведь всем уже больше пятнадцати! — вопили как сумасшедшие. Случайно Го Цюшэн задел ухо старика, тот резко обернулся и застал обалдуя на месте преступления.

— Отвечай урок! — сурово потребовал учитель.

Го Цюшэн стоял у кафедры, сама покорность и наивность, но на лице то и дело проскальзывала наглая ухмылка. Он вывернул нижнюю губу так, чтобы губы выпирали, как пупок; прикрыл один глаз и скосил рот на сторону, потом напрягся и пошевелил ушами.

— Отвечай урок! — сердито повторил Цинь Эр.

— Да нян да. — Большие бабы большие. Сяо нян сяо. — Маленькие бабы маленькие, — выдал Го Цюшэн. — Да нян чжуйчжэ, сяо нян пао. — Большие бабы догоняют, маленькие удирают…

Класс взорвался бешеным хохотом. Цинь Эр поднялся, опираясь о край кафедры. Седая бородка подрагивала, губы тряслись:

— Негодный юнец! Негодникам учение не впрок!

Старик потянулся за линейкой, схватил руку Го Цюшэна и прижал к столу:

— Негодный юнец! — Бац! Он свирепо вытянул Го Цюшэна по ладони, и тот резко вскрикнул. Глянув на него, Цинь Эр снова занёс было линейку, но рука у него вдруг словно застыла в воздухе: на лице Го Цюшэна появилось вызывающе-дерзкое выражение люмпен-пролетария, чёрные глаза обесцветились, в них сквозила ненависть. В смятенном взоре учителя читалось поражение, рука с линейкой бессильно упала. Что-то бормоча себе под нос, он снял очки, положил в металлический футляр, обернул его куском синей ткани и сунул за пазуху. Туда же последовала и линейка, которой он когда-то лупил Сыма Ку, этого смутьяна, врага рода человеческого. Затем снял шапочку, поклонился Го Цюшэну, поклонился всему классу и дребезжащим голоском, вызывавшим одновременно и жалость, и отвращение, возгласил, используя выражения классического литературного языка:

— Цинь Эр — неисправимый глупец, господа. Переоценил свои возможности, как богомол в тщании остановить колесницу. Должен бы покинуть мир сей, но увы. А цепляющийся за жизнь старец всё равно что тать. Провинности мои велики, прошу у всех прощения!

Он почтительно сложил руки перед животом, помахал ими несколько раз, потом согнулся в глубоком поклоне, как варёная креветка, и, легко ступая, мелкими шажками вышел из класса. Донеслось его чуть слышное покашливание. На этом урок закончился.