Артур резко встряхнул его, почти не замечая, как в левой руке стрельнуло от резкой боли.
— Эй! Вы способны соображать?
Он был выше Генриха едва ли не на голову, но тот был крепок и так отпихнул Артура, что юноша едва не упал.
— Все я соображаю, — огрызнулся Генрих и затряс головой, вытирая запястьем лицо. — Проклятье, я плохо вижу, так заливает кровью.
— Вы ранены?
Не ответив, Генрих продолжал тереть лицо.
— Это была засада, — заговорил он чуть погодя с легким придыханием. — И сколько-то нападавших уцелели. Могут и продолжить начатое. Сейчас нам желательно поспешить и укрыться за стенами аббатства…
— Нет. Нас не пустят в аббатство — чтобы эти люди действительно смогли довершить начатое.
На миг настала тишина. Может, юный Генрих еще и не отошел после схватки, но соображал и впрямь быстро.
— Ага, преподобный отец Эммануил! Чертово брюхо! То задерживал меня под всякими предлогами, хотя кони уже стояли под седлом, а едва ударил колокол, как поспешил нас спровадить.
Он еще что-то ворчал, пока Артур, не замечая, как по руке бежит кровь, пошел ловить коня. Генрих покорно взобрался в седло и даже протянул руку своему спасителю, помогая взобраться на круп.
— Кто бы вы ни были, я обязан вам жизнью.
— Позже обсудим долговые обязательства. Ибо если у этих ребят еще остались болты и они поторопятся за нами…
Генрих понял.
— Куда поедем, если не в аббатство?
— Главное, отъехать подальше, а там нам надо забрать кое-кого, ожидающего в лесу.
— Это друг?
— Стал бы я вести вас к врагу. А заставлять ждать леди как-то недостойно.
— Вы сказали — леди?
— Поехали, говорю!
Глава 20
Милдрэд с удивлением разглядывала юного принца Генриха.
Солнце лишь недавно взошло, но едва она, проснувшись, выбралась из охотничьего шалаша, в котором им пришлось провести ночь, как тут же следом вылез и анжуйский принц. Все еще с белой повязкой на голове, на ходу распускающий боковую шнуровку обшитой бляхами кирасы
[92]
, взъерошенный и сонный, он вмиг просиял, едва девушка оглянулась. Пока она отвечала на его не лишенный изящества поклон, Генрих оказался рядом, и не успела Милдрэд опомниться, как он обнял ее и крепко и умело поцеловал в губы.
— Нет ничего слаще, чем облобызать лесную фею в столь прекрасное утро!
При этом его рука как бы невзначай скользнула по ее груди, но тут же он отступил, весело подмигнув оторопевшей от подобной бесцеремонности леди. А потом, насвистывая сквозь зубы, этот мальчишка направился умываться к протекавшему неподалеку ручью.
Мальчишка. Гм. Теперь, когда он обнажился до пояса и плескался в ручье, Генрих Плантагенет мало походил на шестнадцатилетнего мальчишку. По крайней мере, таких юнцов Милдрэд еще не встречала. Ростом не выше ее самой, он был широкоплеч, мускулист и тело имел крепкое и сильное, как у хорошо развитого мужчины. Да и держался он с дерзостью опытного соблазнителя, а не робкого юноши, которого только вчера спасли от бандитов и который полночи сокрушался, что пришлось пережить подобное. А сейчас… Все позабыто, кроме здорового ража от плескания в холодной воде.
В какой-то миг, ощутив ее взгляд, Генрих оглянулся и подмигнул.
— Я вам нравлюсь, дивная маленькая фея?
— Ну уж я-то вам точно нравлюсь, — отрезала она и пошла прочь.
Надо же, какой наглец! А ведь вчерашней ночью, когда Артур привез его к ней, истомившейся тревогой и ожиданием, Генрих Плантагенет все больше хныкал, то и дело поминая погибших спутников. Когда же Артур предложил поехать в какой-нибудь из соседних маноров, Генрих решительно отказался — и это притом, что оба они были ранены и нуждались в помощи. Генрих твердил, что после предательства эптонского аббата он не доверит свою особу никому, кроме своего спасителя.
Вот и пришлось им пробираться через лес, пока Артур не вывел их к шалашу на одной из разбросанных по Динскому лесу стоянок для углежогов. И здесь на полянке у ручья виднелись ямы, в которых крупные стволы и сучья пережигали на уголья. В темноте Генрих едва не свалился в одну из них, зато вторая оказалась полна поленьев, сырых сверху, но снизу достаточно сухих, чтобы они могли развести костерок. При свете огня Милдрэд обработала раны обоих — и простого бродяги, и наследника короны. Точнее, предполагаемого наследника, так как пока никто из Блуаского дома не спешил делиться с ним властью. Но Генрих и ночью все время что-то бормотал о своих правах, так что Милдрэд даже обругала его. Какие к черту права, когда они где-то в глуши Динского леса, будто изгои. У Генриха все лицо было залито кровью из рассеченной брови, а что до Артура, то порез от плеча до локтя хоть и казался на первый взгляд неопасным, но юноша потерял слишком много крови и заметно слабел. Хорошо еще, что на лошади оказалась привязанная у седла сума лекаря-цистерцианца, который сопровождал раненого Генриха из-под Вустера и лечил его в Эптонском аббатстве, а в ней полотно для перевязки, корпия и какие-то остро пахнувшие бальзамы. Милдрэд, как и большинство женщин, умела оказывать первую помощь, поэтому тут же принялась обрабатывать раны обоих. А потом они укрылись в шалаше на подстилке из сухого папоротника, Генрих отдал девушке свой теплый шерстяной плащ, и вскоре все трое заснули, несмотря на пережитые волнения… а может, именно благодаря им.
Поэтому Милдрэд и была смущена, обнаружив наутро, что спит, положив голову на плечо Артура, а Генрих прильнул к ней сзади, обняв за талию. Ну просто какие-то крестьяне, привыкшие спать скопом. Милдрэд поспешила выбраться, разбудив при этом Генриха. Который больше не казался испуганным мальчишкой, еще вчера размазывавшим по лицу слезы вперемешку с кровью.
Когда девушка вернулась на поляну, Генрих уже разводил костер, а Артур продолжал спать в шалаше. Милдрэд это показалось странным, но едва она попыталась его разбудить, как Генрих удержал ее.
— Не мешайте ему, красавица. Парень потерял много крови, пусть отдохнет и наберется сил. Правда, тут у нас есть кое-что, восстанавливающее силы не хуже, чем сон — клянусь всеми ребрами Адама!
И он с торжествующим видом вынул из сумы мех с чем-то булькающим.
— Превосходное анжуйское вино! Несчастный де Сабле — упокой, Господи, его душу — был большой любитель вин и всегда имел при себе этот дивный нектар. А добрый глоток сего божественного напитка скоро вернет силы нашему другу… а также краску вашим лилейным щечкам, моя красавица!
— Мое имя леди Милдрэд из Гронвуда, — напомнила болтливому мальчишке саксонка.
Генрих окинул ее откровенным мужским взглядом.