Ближе к вечеру Эдгар выслал вперед людей, чтобы заранее позаботиться о хорошем ночлеге — многие придорожные харчевни совсем не годились для благородных дам. В итоге они остановились в большом цистерцианском монастыре, где Артур рассчитывал уловить момент для разговора с Милдрэд, однако девушка поспешила удалиться, хотя и послала ему долгий нежный взгляд. Юноша же удостоился беседы с леди Гитой. У Артура сложилось впечатление, что баронесса благосклонна к нему, поэтому с готовностью отвечал на все ее вопросы, рассказал, как сэр Гай жил в Уэльсе, поведал о его жене, и леди Гита посокрушалась, узнав, что Гай потерял недавно родившегося сына. То, что у Гая есть две незаконнорожденные дочери, не показалось ей существенным, и она спросила, кому же перейдет наследство после рыцаря? Похоже, ее это особенно интересовало, она испытующе смотрела на Артура, но не успел он ответить, как баронесса задала совсем иной вопрос: если Артур ле Бретон решил оставить орден, дабы вступить в брак, то есть ли у него уже на примете невеста? При этом Артур непроизвольно посмотрел на дверь, куда удалилась Милдрэд. Правда, он тут же спохватился, стал что-то говорить, но неожиданно запнулся под ироничным взглядом леди Гиты. Однако она ничего не сказала ему, просто улыбнулась и пожала руку. А когда ушла, Артур еще какое-то время стоял на крыльце монастырского странноприимного дома, с радостью понимая, что у него появилась союзница.
Чего нельзя было сказать об отце Милдрэд. Ох уж эти отцы! Как же они пекутся о чести своих дочерей! Артур заметил, что Эдгар всякий раз оказывался рядом, как только юноша подъезжал к облаченной в траурные одежды Милдрэд. И так было всегда до того дня, пока Эдгару не пришлось оставить обоз. Перед отъездом он подозвал Гая де Шампера и сказал:
— Мы приближаемся к Колчестеру, где, как я говорил, расположена комтурия храмовников. Мне придется заехать туда как по своим делам, так и для того, чтобы сообщить, что к моей свите примкнул рыцарь-иоаннит.
Гай понимающе кивнул. Что касается Артура, то он, едва барон отбыл, почувствовал явное облегчение. Тем более что леди Гита сама попросила молодого рыцаря догнать уехавшую вперед Милдрэд и охранять ее. Девушка же, заметив, что Артур ее нагоняет, тут же пришпорила свою вороную лошадку. Юноша настиг ее только в отдаленной придорожной роще, где они, скрытые за ветвями деревьев, склонились друг к другу в седлах и стали упоенно целоваться.
— Ты мой, — шептала Милдрэд между поцелуями.
— Да, кошечка, я твой без остатка. И все сделаю, чтобы мы всегда были вместе!
Они дождались подтягивающегося обоза, поехали впереди, негромко переговариваясь, или просто молчали, переполненные своим счастьем.
Опять ночевка, а затем снова в путь. Молодые люди теперь не разлучались. Метью и Рис, поглядывая на них, шептались, перейдя на валлийский: по всем приметам выходило, что их ловкий приятель все же сумеет добиться своей саксонки. Наблюдали за влюбленными и иные члены свиты. А строгая Клер даже обругала Торкеля, когда тот стал говорить, что любой орденский рыцарь забудет свои обеты, когда ему строит глазки такая красотка. Вот Клер и высказала Торкелю, чтобы не болтал лишнего. Сам еще недавно то и дело крутился вокруг молодой госпожи, а теперь… Теперь просто завидует! Вот уж Клер пожалуется на Торкеля его матушке Элдре!
Самим же влюбленным не было никакого дела до всех этих пересудов. Они словно плыли в упоении своего счастья и не рассуждали по поводу того, что пока ничего не решено. А еще они верили, что созданы друг для друга, верили, что само Провидение поможет им.
Мир вокруг был прекрасен. Легкие ночные дожди оканчивались с рассветом, и целыми днями светило нежаркое июньское солнце. Воздух благоухал ароматами цветущего льна и мальвы, был наполнен жужжанием пчел, собирающих мед на красно-белом ковре из клевера. На реках и озерах можно было увидеть лебедей, отражающихся в зеркальной воде, неподалеку от селений шумели колеса водяных мельниц, издали долетал благовест колоколов.
После остановки в аббатстве Бери-Сент-Эдмундс путники свернули с большого тракта на дорогу к Гронвуду и прибыли туда на закате, когда все окрест сопровождалось игрой цветов от желтого до оранжевого и пурпурного. Теплые блики сумерек уже скользили по глади речки Уисси и поверхности рва, окружавшего замок, отражались на светлых стенах цитадели, на скатах крыш и на лицах высыпавших встречать их людей.
Артур с интересом огляделся. Конечно, Милдрэд рассказывала ему о Гронвуде, но все же он не ожидал увидеть такую мощь, такое оживление и ликование, царившие вокруг. Они проехали через раскинувшийся вокруг Гронвуд-Кастла городок, и всюду слышались приветственные возгласы. Миновали мост и мощный барбакан
[28]
, проехали внешний двор, и наконец копыта коней зацокали по плитам внутреннего двора.
Когда они спешивались, в многоголосье собравшихся людей можно было различить и взволнованные речи. Кто-то спросил, отчего они прибыли раньше положенного срока, причем юная леди явилась не с женихом и вся в черном. Пока баронесса обращалась к собравшимся с приветственной речью, весть о том, что жених Милдрэд погиб на турнире, уже разошлась среди челяди. А одна толстая старуха даже довольно громко заметила:
— Неладно это. Что же, нашей леди теперь всю жизнь ходить в трауре по женихам? Того и гляди люди скажут, что она несет смерть своим избранникам.
Леди Гита даже запнулась и гневно взглянула на говорившую. Но поняла, что подобный слух и впрямь может распространиться, а людям рты не закроешь.
Что касается Милдрэд, то ее куда больше воодушевили разговоры молоденьких служанок, успевших рассмотреть, какой красавец приехал в свите леди, и решивших, что наверняка у него что-то намечается с их хозяйкой. Ведь все заметили, как он поспешил снять ее с седла.
На другой день в Гронвуд прибыл барон. И перво-наперво спросил, где его дочь.
— Она поехала показать Артуру ле Бретону усадьбу Незерби, — пояснила леди Гита. И добавила с неким вызовом: — Я сама им это позволила!
Позже барон переговорил с Гаем.
— Я поведал тамплиерам, что в моем замке будет гостить бывший иоаннит. Их это не особенно взволновало, поскольку они учли, что он и впрямь снимет орденский плащ и не прислан распространяться всюду о своем ордене.
— Да уж поверь мне, так все и есть, — усмехнулся Гай.
Милдрэд с Артуром вернулись ближе к вечеру. Эдгар с неким удивлением взирал на свою одетую в траур, но необычайно оживленную дочь. Да и ее спутник выглядел просто сияющим. Молодые люди почти не расставались, болтали, смеялись чему-то, а вечером в соларе просидели за партией в шахматы. Когда позже Милдрэд пришло время удалиться, Артур тоже поспешил откланяться. И все бы ничего, но немного погодя барон распахнул окно и, выглянув наружу, был неприятно поражен: на крепостной стене прогуливалась парочка — его дочь и Артур.
— Что все это значит? — Он указал Гаю и жене на молодых людей, которые, держась за руки, брели по зубчатой куртине
[29]
. — Что станут говорить о них люди?