Бета-самец - читать онлайн книгу. Автор: Денис Гуцко cтр.№ 12

— Ты другое дело. Интеллигент. Слова подберешь.

— Антон, только мне уговаривать ее…

— А не надо уговаривать, — Антон оживился, пристроил ружье на сгиб бедра. — Не надо. Если что, я уже сам тогда… Ты главное… подай все правильно… Убедительно, как ты умеешь. А уговаривать не надо. Нет, это не надо. Сделаешь?

— Сделаю… да.

— Спасибо, Саш. Выручаешь меня здорово.

Раздался близкий хруст валежника.

— А, вот вы где!

На отмель вышел Долгушин, остановился в отдалении, запрыгнув на ствол поваленного дерева.

— А мы вас потеряли. Мы тут собираемся плыть…

— Плывите, — оборвал его Антон, мотнув бритой головой. — Мы уезжаем.

Долгушин протянул к ним руки.

— Да что вы, господа! Всё только начинается!

Антон не настроен был затягивать беседу.

— Слушай, отвали. Сказали тебе, уезжаем. Срочное дело.

Долгушин постоял, растерянный. Молча ушел. Антон поднялся, пересел поближе к Топилину.

— И вот еще что… по ходу. Ну, просто одно за другое, знаешь… цепляется… Короче, нам бы дело это закрыть. Не доводить до суда. Попроси ее. За примирением сторон в нашем случае закрывается на раз-два. Я уже проконсультировался. Я стопроцентно невиновен, все говорят. Суда не боюсь, не о том речь. Но не хотелось бы до суда доводить, сам понимаешь… Мне-то ничего. А для отца это совсем нежелательно. Все-таки положение…

Антон стлал не то чтобы гладко, но довольно споро. Торопился: не помешал бы кто снова.

— Пока что обошлось без огласки. Но если в суд… Журналюги по-любому разнюхают, поднимут вой… Видел, как эти уроды зыркали, — Антон кивнул в сторону охотников, выстроившихся в нестройную шеренгу. — Оно и это, конечно, можно пережить — насчет огласки. Но, опять же, для бати это будет очень нехороший расклад… Понимаешь? Не сегодня завтра власть в области могут сменить, ходят слухи. Тогда начнется свистопляска, любое дерьмо потащат наружу. Зачем нам Карповича подставлять? Нужно все тихо уладить… И адвокатов, чужих людей в это вмешивать — на фига? Когда ты есть. Ты предложи ей, и все. Что ответит, так пусть и будет.

Хорошо, что не послушал Антона, поехал на своей. Пришлось бы всю обратную дорогу из «Логова» сидеть рядом, травиться тишиной — или разговор из себя давить.

Душно возле Антона. Нечем дышать.

Белый «Рендж Ровер Спорт» Литвинова-старшего, на котором после инцидента ездил Антон, маячил впереди. Топилин специально придерживал, хотел отстать. Трасса была загружена меньше обычного, ничто не мешало Антону оторваться. Но Антон не спешил давить на газ. Так и ехали гуськом в среднем ряду, обгоняя ржавые деревенские «ВАЗы». На спидометре слегка за сто. Сбавлять скорость дальше будет совсем уж демонстративно. Самому уйти в отрыв нереально: в «Рендж Ровере» пятьсот десять лошадей, попробуй от него отвяжись.

Позвонила Мила, милая дырочка Мила, с которой он спал по предварительному созвону.

— Алло, Саша.

— Да, Милочка.

— Ну, ты забыл?

Топилин забыл, но не признаваться же.

— Нет, конечно.

— Помнишь?

— А то.

— Так когда тебя ждать? Очень без денги плохо.

А! Точно! Обещал подкинуть деньжат.

Всегда коверкает «деньги», когда их просит, ломает язык: «Денги нет, денги сильно-сильно». В прошлый раз у Топилина не оказалось наличности. Обещал завезти и не завез. Все забывает оформить Миле пластиковую карточку, чтобы можно было перебрасывать со своей.

— Милочка, я сейчас в одно место по делам заскочу, и сразу к тебе.

— Сначала в банкомат!

Когда после смерти Шумейко папа не стал главным режиссером «Кирпичика» — на эту должность спустили сверху бывшего комсорга Суровегина, мама сказала, что если папу не назначили из-за того, что он не умеет угодничать, она гордится им еще больше. И ей не стыдно смотреть приличным людям в глаза.

— Остальное не наш уровень, — сказала мама, слегка наклонив голову — как бы напоминая папе: ты что, забыл?

Папа очень переживал.

Случилось это зимой, январь в том году был холодный. Отец приходил домой с мороза, здоровался, старательно избегая наших с мамой взглядов. Да мы и сами старались не попадаться ему на глаза. Мыл руки, отказывался от ужина и поднимался в мансарду. Вдыхая морозный запах, исходивший от отца, от его пальто и ондатровой шапки, я становился участником тяжелого отступления под началом отважного командира, выполнявшего свой долг, несмотря на ранение. Несколько вечеров отец пролежал пластом. Я нарисовал плакат, чтобы его взбодрить: «Папа, мы с тобой!». Но мама, поглядев скептически, сказал: «Пока не нужно. Рано».

Отец пришел в себя после первого же ночного дежурства: отиты, аденоиды и сломанные носы привели его в чувство. Вернувшись наутро — была суббота, слепившая снегом и солнечным светом, — отец гаркнул с порога:

— Семья! Строиться на завтрак!

Мама принялась метаться по комнате, громко топая пятками — изображала переполох. Я вытащил из-за шкафа свой плакат, выскочил с ним в прихожую. Увидев его, папа улыбнулся:

— Вот и здорово. Пробьемся.

Притопала мама, бормоча себе под нос: «Ура-ура, наши в городе». Мы обнялись втроем.

— Конечно, пробьемся, дорогой. Иначе и быть не может.

Однажды пришло осознание приобщенности к некоему сообществу людей нашего уровня, перед которыми может быть стыдно или не стыдно, на которых только и следует равняться. Присмотревшись и поразмыслив, я уточнил, что, конечно, не все, кто у нас бывает и кого я встречаю в «Кирпичике», — не все они входят в это сообщество. Но круг наверняка широк — недаром же именно о нашем уровне вспомнила мама прежде всего, когда на семью навалилась проблема. И держалась так уверенно. Непринужденно даже.

Кто угодно мог оказаться «нашим». Сразу не угадаешь. Первым номером шла баба Женя. Она выучила по самоучителям французский и обычно раньше всех остальных добывала перепечатки запрещенных книг (за которые, как я уже знал, могли надолго посадить). С обаятельным стариковским пофигизмом баба Женя произносила: «хренов совок», «кремлевские пердуны» — и ходила в застиранных вьетнамских кедах «Два мяча». Всюду, даже на гастроли столичной оперы.

— Вчера комсомолец наш модернизированный ко мне приставал, — рассказывала баба Женя, комично изображая деревенские интонации, то упирая руки в боки, то прижимая к груди. — Афиши ему нужны. В кабинет себе повесить. У директора, конечно, Сыроветкин ничего не нашедши, какие там афиши! А к Григорию Дмитриевичу ему обращаться, конечно, как серпом… Решил старушку попытать. Ну, я возьми да скажи, по простоте-то душевной: «Принято собственными афишами кабинетики заклеивать. Чужими-то какой смысл?» И пошла. А он стоит, — баба Женя делала наивное лицо. — Эх, бабушка старенькая, бабушке все равно.