Тайга мятежников любит - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Сухов cтр.№ 3

Официант в засаленной рубашке возник, когда до начала занятий оставалось двадцать минут. Вытер ладони о предназначенные для вытирания ладоней брюки и не очень ласково осведомился:

– Чего изволите?

Максим вздохнул:

– Кефир изволю. И плюшку с маком.

Он вошел в аудиторию, протиснулся на предпоследний ряд и, чтобы сделать приятное меланхоличной Алле Микош, сел рядом с ней. Алле стало приятно – улыбнулась и плавно сократила дистанцию. Семигин влетел за Максимом, покрутился вокруг оси и плюхнулся за первый стол у кафедры – остальные места были заняты.

В затылок дышали Генка Шуйский с Чесноковой – почему они всегда оказываются сзади?

– Представляешь, – Генка обмахивался газеткой с гороскопами, – на этой неделе отличное время для приобретения недвижимости за рубежом. Чеснокова говорит, что это судьба.

– Приобретай, – пожал плечами Максим, – только не рассчитывай на вспоможение. Я не слишком преуспел на финансовом поприще.

– Обидно, – зашипела Чеснокова, – а мы надеялись на выделение кредитов… На пиво хоть наскребешь?

– Наскребу, – он чувствовал плечом дыхание соседки – Алла Микош вторглась в личное пространство и притормозила, не решив, что делать дальше. Максим поощрительно улыбнулся – настроение после плюшки и кефира было терпимым. Испортил его профессор, вошедший в аудиторию.

– Еще раз всех приветствую, господа студенты. Отдохнули? Перекусили? Все собрались, в чью обязательную программу входит мой предмет?

Ироничные глазки придирчиво обозрели три десятка страдальцев, выбравших будущей специальностью историю.

– Обойдемся без преамбул, – объявил Загорский, подошел к кафедре и украдкой заглянул в нее – не подложили ли манихеи бомбу? – Мы завершили цикл лекций на тему «Мировая война: причины, боевые действия, результаты». Тема следующего цикла – «Гражданская война 1918–1924 годов». Господа и дамы, вы заканчиваете третий курс, – в голосе профессора зазвучали патетические нотки. – Отшлифовали зубы о гранит науки, сдали в ломбард розовые очки… Надеюсь, некоторых из вас можно считать взрослыми людьми. Вы с чем-то не согласны, Бергман? Чеснокова, отодвиньтесь от Шуйского, Микош – от Казаченко… Не буду перечислять вам свои ученые звания, титулы, награды – поверьте, в истории я немного разбираюсь. Так вот, господа и дамы, постарайтесь запомнить: науки под названием «история» на свете… не существует!

– Дожили… – бухнула Чеснокова.

– С ума сошел, – согласился Генка. – Врача пора вызывать. На хрена нам несуществующие науки, неприменимые в домашнем хозяйстве?

– А что же мы изучаем? – спросила худая, как штык от трехлинейки, Севастьянова, папа которой работал омским банкиром и заседал в попечительском совете.

– Вы изучаете историографию – описания процессов, механизм которых не ясен до сих пор. Поясню на примере химии: любой студент-первокурсник способен не только изложить в виде уравнений проведенную реакцию, но и предсказать, что получится, если в одной колбе встретятся те или иные реактивы. То же с физикой, астрономией, биологией – науками, чья конструкция имеет математический фундамент. У истории нет математического фундамента, поэтому называться наукой она не имеет права. Пожалуйста, не надо озабочиваться сакраментальным: «За что три года мучились?» Вы посещаете лекции по психологии – уважаемый Аристид Илларионович и его адъюнкт Кукушкин объяснили вам, что наличие души – вопрос спорный. Год назад вы сдали зачет по теологии – что вы знаете о Боге? Не в упрек – я тоже ничего не знаю. Резюмирую: задача тех, для кого история – предмет не профилирующий, – вызубрить и сдать. Но таких здесь нет. Ваша задача – учиться исследовательской работе: перекрестной проверке дат, фактов и предпосылок под неусыпным надзором собственного здравого смысла. Кому не по зубам – еще не поздно поменять специализацию.

– Христа ради, Леонид Осипович, к чему вы это говорите? – жалобно протянула Севастьянова.

Студенты озадаченно перешептывались.

– Сюрприз готовит, – прошептал Максим на ухо Алле. – Посмотри, какой загадочный.

– Чую, – отозвалась девушка, – не кончится это добром. Мы еще нахлебаемся с ним до экзаменов…

– Все успокоились? – профессор сделал короткую паузу. – Никто с воплями не бежит в деканат? Вернемся в семнадцатый год. Николай II прославился даром полной прогностической слепоты. Накануне Русско-японской войны, закончившейся поражением и революцией, самодержец изрек: «Япония кончит тем, что меня рассердит». Чудом сохранил власть, втянул страну в еще одну бессмысленную бойню, растерял последние крохи монаршего авторитета и даже не расстроился. Прочтя телеграмму Родзянко о начавшейся в Петербурге революции, отреагировал бесподобно: «Опять этот толстяк написал мне разный вздор, на который я даже отвечать не буду!» Людовика XVI защищали швейцарские наемники и несколько десятков французских дворян. Николая не защищал НИКТО. Гвардия разбежалась, Церковь отвернулась, августейшая родня спешно паковала вещи. Покапризничав, Николай отрекся – как всегда, не думая о последствиях…

– Вы забываете о семье! – вскричала Липатова с передней скамьи. Окружающие недовольно зароптали. Обожала эта выскочка листать «великосветские» журналы, ища свою фамилию в геральдических справочниках.

– Ошибаетесь, Валерия Семеновна, – обращение по отчеству у Загорского было сродни презрению, – о семье я помню. А царь забыл. Решил покончить с собой – дело хозяйское, но детей-то зачем за собой тащить? А страну, которую поклялся беречь и приумножать?

– Не подерутся, – вздохнул за спиной Генка. – Вес у них разный.

– Революция победила – быстро, неожиданно и малой кровью. Власть досталась Временному комитету Думы. Председатель – князь Львов – серый, скучный, неинтересный. Члены комитета – профессиональные болтуны. Кричали о демократии, справедливости. Все у них имелось – полномочия, поддержка масс. Враги слева – большевики – еще слабы, враги справа – дезорганизованы. Что им мешало провести выборы, разработать земельные проекты, распустить по домам хотя бы небоеспособные воинские части? НИЧЕГО, кроме собственной бездарности. Спорили, произносили речи, пугали друг друга неведомым Бонапартом, пока толпа пьяных матросов не разогнала их прикладами.

Липатова хотела что-то возразить, но поперхнулась. Сосед Бакланов постучал ее по спине. Профессор удовлетворенно кивнул.

– Большевики развалили страну и армию, но от власти отказываться не собирались – что бы там ни говорил Ленин об «отмирании государства». Красная гвардия ненадежна, революционные матросы никуда не годны – что и доказали в Зимнем и под Нарвой. Сразу после переворота началось формирование «частей особого назначения» – из маргиналов всех национальностей, от испанцев до китайцев. Костяк ЧОНов составили германские военнопленные. А были еще и австрийские… Чехи, призванные в австро-венгерскую армию, сдавались сотнями. К семнадцатому году в России набралось несколько десятков тысяч чешских «пацифистов». И тут чехи объявляют, что хотят воевать на стороне Антанты. Сформировали чешский корпус, но на фронт отправить не успели – Временному правительству было не до того, а большевикам – незачем. После Бреста корпус оказался в подвешенном состоянии – на фронт отправлять нельзя (да и не было больше Восточного фронта), интернировать – некуда, уничтожить – как-то неудобно. Нашли компромиссное решение – чехи едут во Владивосток, там садятся на пароходы до Европы, а дальше – как хотят. Понятно, в Европу проще попасть через Архангельск или Мурманск, но воевать уже не хотелось. Пока доедут, пока пароходы обогнут Азию – глядишь, и мир наступит…