Потерявшая имя - читать онлайн книгу. Автор: Анна Малышева, Анатолий Ковалев cтр.№ 9

На Тверскую на взмыленных конях ворвался эскадрон под командованием полковника Александра Бенкендорфа. Разведка докладывала, что Москва полностью очищена от неприятеля, но у губернаторского дома он наткнулся на польский обоз. Поляки встретили эскадрон бранью, схватились за сабли. Стычки с поляками, как правило, не знали компромиссов. Тут же завязалась драка. Двадцатидевятилетний полковник участвовал и не в таких баталиях. Как-никак с пятнадцати лет в седле, воевал с турками на Балканах, с персами — в Армении, дрался с осетинами и лезгинами высоко в горах, где выживали немногие, только самые отчаянные. Стального цвета глаза Бенкендорфа горели диким огнем. Он рычал и скрежетал зубами во время сечи, что больше подстать казакам, а не остзейскому дворянину.

Тут подоспел отряд князя Сергея Волконского, и поляки в несколько минут были порублены. На отбитых у противника телегах стояли ящики с вином «Шато Марго» из наполеоновских погребов.

— Выпьем, Серж, за нашу победу! — предложил Бенкендорф.

Относилось ли это к только что произошедшей баталии или к всеобщей победе над Бонапартом, до которой было еще так далеко? Как бы то ни было, в голосе его звучала уверенность победителя, и к тому же он хотел поддержать боевого товарища, еще не привыкшего к ужасам, увиденным в Москве.

Не слезая с коней, они отбили саблями горлышки у бутылок и залпом выпили вина. По руке Бенкендорфа текла кровь — то ли порезался стеклом, то ли был ранен. Он не обращал внимания на такую мелочь. Глупо думать о царапине, когда вокруг тебя выжженный город, с трупами, болтающимися на фонарях.

— В Кремль! — крикнул полковник.

— В Кремль! — поддержал князь Сергей, и оба отряда пустились вскачь.

То, что они увидели, лишило обоих дара речи, а у партизан исторгло яростные вздохи. В Кремле валялись груды мусора, трупы лошадей. Под куполом Ивана Великого был вырублен огромный пролом, чтобы корсиканец мог со всеми удобствами созерцать оттуда московские красоты. Архангельский собор оказался по щиколотку залит прокисшим, вонючим вином.

— Варвары! Варвары! — Волконский в бессильном гневе бил себя кулаком по бедру. — Ничего святого нет у этих людей!

— Они не люди, Серж.

Александр старался держать себя в руках, потому что его боевой товарищ уже был на пределе душевных сил. Из светлых, еще наивных глаз князя Сергея брызнули слезы. Бенкендорф обнял его за плечи и сказал тихо, чтобы не услышали партизаны:

— Не надо, Серж. Солдаты не должны видеть слез своего командира.

Прискакал молоденький казачок с донесением. В Спасских казармах обнаружены раненые, среди них есть русские. Князь уже пришел в себя, вытер слезы.

— Ну что, брат Волконский, — подмигнул ему Александр, — пора за дело! Поставь здесь караулы! Пусть пока никого не пускают в Кремль!

— Да, да, ты прав, Алекс, — горячо поддержал его князь. — Православные не должны это видеть.

— А заодно прикажи саперам убрать пороховые бочки и поискать мины…

В другое время Волконский, пожалуй, рассердился бы на Бенкендорфа. Тот не был старшим по званию, чтобы приказывать, но князь настолько растерялся, что явно нуждался в руководстве.

В Спасских казармах французы устроили госпиталь. Здесь стояло невыносимое зловоние, от которого у Бенкендорфа закружилась голова. Раненые лежали вперемешку с давнишними трупами. Мольбы о помощи раздавались на всех европейских языках. Русские солдаты, оставленные Кутузовым на милость врага и каким-то чудом уцелевшие, встретили партизан радостно: «Наши пришли!», но слышалось что-то потустороннее в их слабых возгласах.

Полковник велел первым делом вынести мертвых, но это оказалось непосильной задачей. У почти разложившихся трупов при малейшем сотрясении отваливались ноги, руки, головы. Вонь усилилась. Повидавшие многое за время войны, партизаны не выдерживали, падали в обморок, их выворачивало наизнанку. Сам Александр едва держался на ногах, то и дело прикладывая к носу платок. Душевная мука отобразилась на его лице. «Солдаты не должны видеть слез своего командира», — стучало у него в висках. Да и времени на сантименты не было. Он разбил своих людей на бригады, одних отправил искать подводы, крестьянские телеги, мобилизовывать любой транспорт, что подвернется под руку. Другим приказал выносить раненых, третьим — трупы. Решения принимал молниеносно и требовал немедленного исполнения. Понимая, что город обезлошадел, велел запрягать в подводы партизанских лошадей.

— Раненых перевозить в Петровский дворец!

— Так ведь он почти сгорел…

— Выполнять!!!

На его лице снова появился звериный оскал, каким он был во время сечи с поляками.

— Что прикажете делать с трупами, господин полковник?!

— Везти к реке! Там жечь! Пепел сбрасывать в воду…

Он чувствовал, что одежда на нем насквозь промокла. Дождь лил не переставая, от холода била предательская дрожь.

— Александр Христофорыч, — по-отечески обратился к нему седоусый офицер, старый екатерининский вояка, — не стояли б вы под дождем. Далеко ли до беды? Вон как вас уже пробирает. Шли бы лучше в церковь, погрелись, мы тут сами управимся.

Кроме одинокой, почерневшей от пожара церквушки рядом не было ничего. Выжженная улица напоминала кладбище с остовами печей вместо надгробных памятников. Он послушался старого офицера и поднялся по разбитым ступеням храма. Дверь висела на одной петле и жалобно стонала под порывами ветра. Несмотря на это, воздух в церкви оказался спертым, отдававшим тухлым мясом. Бенкендорфы, верой и правдой служившие при русском дворе, оставались верны лютеранской церкви. Его мудрый учитель аббат Николя, иезуит, любил повторять: «Бог для всех един. Это люди придумали конфессии и никак не могут между собой договориться».

Волконский сказал, что православным нельзя это видеть, но и ему, лютеранину, стало не по себе: стены с божественными ликами измазаны кровью и калом, а на алтаре лежит, разинув пасть, лошадиная голова, застывшая в предсмертном истошном ржании. На полу видны следы от костра, повсюду разбросаны обглоданные кости. Оккупанты резали здесь лошадей, здесь же жарили и ели.

— Варвары! — вырвалось теперь из груди Александра. — У них нет Бога! Никакого Бога!

В тот же миг он представил прелестное личико толстушки Марго, услышал ее заливистый смех, ее ласковое французское щебетание: «Мой милый маршал, когда вы научите меня стрелять?» Она в шутку звала его маршалом, и Александру это льстило. Он был тогда всего лишь флигель-адъютантом русского консула в Париже. «А вот когда вы приедете ко мне, в Россию, тогда и научу», — с заносчивой любезностью ответил он. Надув губки, Марго лениво и грациозно махнула надушенной ручкой и заявила, томно растягивая слова: «У вас так холодно, и медведи… Брр! Не поеду, даже если будете на коленях просить!» Она казалась избалованным ребенком, «маршал» вставал перед ней на колени, целовал ее детские ручки, а Марго смеялась и игриво ворошила ему волосы.