– Я хочу туда пройти, там мой дом! – громко крикнула она и махнула рукой перед собой.
– Ты, красивая, пришла с другой стороны, так что не ври мне, – ухмыльнулся лейтенант, разглядывая ее.
– Там живет мой брат, мне надо к нему пройти! – не унималась девушка. В ее голосе слышалось раздражение и злость. Симпатичный русский исчез, с ней разговаривал оккупант ее республики. Грохот очередей уже стих, началась «зачистка».
– Никто туда не пойдет, – спокойно и громко произнес офицер. – Вот эту линию, – и он показал стволом автомата на соседний БТР, стоявший метрах в пятидесяти от него, – пересекать нельзя! Я буду стрелять.
В кольце оцепления оказался не только дом, занятый бандитами, но и несколько других жилых строений. В эти дома вошел спецназ, людей загнали в подвал, и они находились в максимальной безопасности, но собравшаяся толпа этого не знала, и вполне можно было предположить, что они серьезно беспокоились о родственниках, оказавшихся в самой гуще военных действий.
– Стреляй! Вы, русские, только и умеете мирных жителей убивать!
Девушка, выкрикнув эти слова, секунду постояла, набрала воздуху в грудь и шагнула вперед. Лейтенант сжал зубы и вскинул автомат. Он, конечно, не собирался убивать ее, но если он сейчас не предпримет каких-либо мер, толпа ринется через кольцо оцепления, сметет солдат и окажется на месте штурма. А этого допустить никак нельзя.
Солдаты и толпа женщин напряженно молчали, ожидая, что перевесит – решимость девушки пойти до конца или способность русского на глазах у людей выстрелить по безоружной чеченке.
Сиваков всегда хорошо стрелял, ежемесячно пристреливал свой автомат, или, как написано в уставе, «приводил его к нормальному бою». Оружие требует внимания, тем более во время войны, когда резко возрастает количество толчков, ударов по стволу и прицелу автомата.
Двумя пулями Сиваков, почти не отличающийся от солдата (ему было двадцать четыре года, выглядел он на удивление молодо), вспорол песок в десяти сантиметрах от белых женских босоножек.
– Дальше не ходи, – сквозь зубы процедил он, не опуская ствол автомата. Солдаты, увидев, что их командир настроен решительно, без команды вскинули оружие и направили на людей.
– Грязная кровь, – тихо проговорила чеченка и слегка откинулась назад, собираясь сделать еще шаг.
Разговор шел уже не между двумя молодыми людьми, а между двумя врагами, каждый из которых не собирался уступать. Сиваков, конечно, понимал, что его ждет. Слишком много людей видят происходящее. Разбирательство в военной прокуратуре будет долгим и нудным, и он даже не собирался предсказать его результат. Он уже решил, что постарается только ранить эту дуру, хотя она в аналогичной ситуации наверняка бы убила его. Он постарается ранить ее в ногу, а там уж как ей повезет. Остановить эту упертую требовалось любой ценой.
Чеченка сделала еще шаг, и у лейтенанта сузились глаза. Он затаил дыхание и выбрал свободный ход спускового крючка. В этот момент пожилая полная женщина в цветастом платке и красном домашнем халате громко выкрикнула: «Линга!» – и бросилась к девушке, расталкивая людей. Молодая чеченка оглянулась, женщина подскочила к ней, одарила Сивакова ненавидящим взглядом, схватила ее за руку и быстро потащила назад в толпу. Лейтенант опустил ствол, покачал головой и перевел дух.
Онищенко услышал громкий топот ног у себя за спиной. Он недоуменно обернулся, стараясь сообразить, кто это может так мчаться с места боевых действий, из внутреннего кольца оцепления. Все его внимание и мысли были поглощены развивающейся ситуацией с отчаянной чеченкой. Он был занят непростой задачей – стрелять в безоружных людей или нет. Он понимал, что толпу надо остановить любым способом, но не таким же радикальным... Потом плюнул и решил – то, что будут делать все, сделает и он. В конце концов все эти собравшиеся здесь люди не желали ему ничего хорошего и от души ненавидели его.
Арби мчался через запущенный сад, как кабан, которого преследуют волки. Он понимал, что дорога каждая секунда, и не разбирал дороги. Единственная мысль беспокоила его – не повредить бы ноги. Тогда он не уйдет. А ведь все шансы на спасение есть. Его не ранили и вряд ли заметили. В бою всегда присутствует элемент беспорядка и бардака, так что он еще мог скрыться незамеченным.
На Кавказе традиционно ставят высокие глухие заборы, там нет низеньких штакетных ограждений, поэтому он увидел солдат, стоящих в оцеплении, только тогда, когда перемахнул через очередное препятствие. Он свалился на землю после прыжка и немного прокатился по ней, гася скорость падения. И встретился глазами с обернувшимся на шум солдатом. В руках у того был автомат. Не раздумывая ни секунды, Онищенко вскинул оружие и дал длинную очередь. Первые две пули попали Арби в бедро, остальные выбили каменную крошку над его головой. Удержать автомат в момент длинной очереди невозможно: ствол уходит вверх и вправо, Сергей знал это, но внезапно появившийся с тыла человек напугал его, и реакция у солдата могла быть только одна.
Собравшиеся перед оцеплением люди снова подались назад при звуке автоматной очереди. Сиваков моментально развернулся на выстрелы. Он с ходу оценил ситуацию, спрыгнул с БТР и побежал к лежавшему у каменного забора человеку. Тот был без оружия, держался руками за ногу и глухо стонал.
– Ты кто?! Ты откуда?! – крикнул Сиваков и принялся осматривать рану на ноге. Люди вытягивали шеи, пытаясь рассмотреть раненого, переговаривались между собой. Но никто не отваживался переходить невидимую линию оцепления.
– Я спал дома... Начали стрелять... Я выскочил, в меня попали... Вы кто? – прошептал Арби, сжимая простреленное бедро. Руки его были в крови. – Мне в больницу надо... Я ничего не знаю... – снова проговорил чеченец и закрыл глаза.
Сиваков положил автомат на траву рядом с ним и рванул «липучку» на разгрузке, открывая карманчик с аптечкой. Вытащив пластмассовую ампулу с промедолом, офицер чуть сдавил ее, и из иголки одноразового шприца брызнула тонкая, как волос, струйка лекарства. Не разжимая пальцы, Сиваков нагнулся и вогнал иглу в ляжку лежавшего человека, прямо через ткань грязных спортивных штанов. Арби вздрогнул и открыл глаза.
– Я ничего не знаю... За что в меня стреляли? – спросил он и посмотрел в глаза русского.
Сиваков смутился. Перед ним был явно человек, не имевший отношения ко всему происходящему. Наверняка какой-нибудь соседский мужик, который спросонья попал под «раздачу». Он был в порванной футболке и «спортивке». Оружия при нем не было, да и спрятать его было некуда, не в трусы же пистолет засунешь... Сиваков обернулся и крикнул:
– Врача сюда!
* * *
– Ну что, давай прощаться? На базе увидимся, – и Гордей протянул руку Газдиеву.
Тот с колонной разведбата уходил в Ханкалу, увозя с собой троих раненых и восемь мертвых тел, найденных в доме. Ему предстояла долгая бумажная работа по оформлению силовой операции и допросы задержанных. В общем-то, результаты работы были неплохие. Гордей же решил, что спецназу удобнее всего вернуться тем же путем, каким пришли. Можно, конечно, потащиться в Ханкалу, потом оттуда домой, но на это уйдет несколько дней. У военных свои правила, одиночные машины практически перестали передвигаться по территории Чечни в районах, где велика опасность нападения, надо было ждать формирования колонны с надлежащей охраной, и старший группы СОБРа просто не хотел терять времени.