– И подохнуть там? – пожал плечами один из водолазов. – Воздух для дыхания в баллонах – на пределе.
– А он? – изумленно переспросил агент Стасевич. – Он что же, без воздуха остался?
– Не знаю, – был беспечный и равнодушный ответ. – Сейчас баллоны сменим, спустимся туда снова. Может быть, еще успеем…
На лице Стасевича продолжала играть тонкая, ядовитая улыбка. В конце концов, это был не самый худший вариант. Если вовремя кому-то подсказать и кто-нибудь посторонний найдет русского пленника в трюме затонувшей баржи мертвым, провокация тоже окажется неплохой. Для Стасевича такое развитие событий было как бы запасным вариантом, и, уж конечно, лучше, чем если бы проклятый русский попросту сбежал. Так что агент вовсе не был недоволен таким оборотом. Однако вслух он сердито сказал:
– Этот русский нужен мне живым! Понимаете? Живым! Мне утопленник ни к чему!
– Понимаем…
– Так поспешите же, черт!..
Водолазы вальяжно расположились на палубе, в полном изнеможении после длительного пребывания под водой, они не хотели даже лишний раз пошевелиться. Другие моряки суетились вокруг них, снимали баллоны, надевали новые. Потом принесли еще один комплект баллонов, для оставшегося в трюме Полундры.
– Вы бочки сами-то видели? – спросил Стасевич.
– Видели…
– А русский знает, что в них?
– Мы ему не говорили, – отозвался водолаз. – Хотя у него, я думаю, будет время рассмотреть все подробно…
Стасевич нахмурился, отвернулся, отошел снова на капитанский мостик. Оттуда он с сумрачным видом наблюдал, как водолазы медленно поднимаются на ноги, переваливаются по штормтрапу через борт, отправляются в новое погружение.
У сидящего в трюме затонувшей баржи Полундры давно уже пропало четкое ощущение того, что из возникающих перед его глазами картин существует на самом деле, а что является только продуктом его погибающего от кислородного голодания галлюцинирующего мозга. Временами у него наступало прояснение, и он снова видел тускло светящийся зеленоватым светом фонарь, кучи песка в трюме баржи и торчащие из них цинковые бочки с ипритом. Но в следующее мгновение мозг его начинал фантазировать, ему казалось, что вот люк, ведущий в трюм, бесшумно отворился, и к нему приближается его отец. Удивление и радость Полундры велики: ведь он знает, что отец остался дома, в Североморске. Как же это здорово, что он сумел-таки узнать о трудном положении, в которое попал его Серега, успел прибыть на Балтику и спасти сына из подводного плена. Полундре только кажется немного странным, что его отец прибыл к нему без акваланга и одет вовсе не в гидрокостюм, а в свой парадный черный китель с золотым шитьем и всеми боевыми наградами. Полундра хочет спросить его, как же он ухитрился спуститься на такую глубину без вспомогательных средств, но язык не слушается его. Отец открывает под водой рот, и Полундра отчетливо слышит произносимые им слова: «Североморцы своих в беде не бросают!»
Но вот отец отплывает куда-то в сторону, и из-за его спины появляется Наташка, почему-то в развевающемся на ветру белом платье, нежно-золотистые волосы распущены, подобно пышным волосам русалки. И Полундре хочется крикнуть Наташке, что она напрасно в таком виде спустилась на глубину, что здесь так ходить нельзя, опасно для жизни. Что она обязательно должна надеть акваланг, иначе ей будет плохо от большого давления воды и нехватки воздуха. Однако губы Полундры шевелятся беззвучно, ни единого слова не может он произнести, и она так и уплывает прочь, пышные золотистые волосы развеваются в темно-зеленой воде.
Когда один из водолазов перекрыл ему кран у пустых уже баллонов, что были на его спине, Полундра тут же потерял сознание, успев, однако, подумать, что все, это точно конец. Однако он очнулся вскоре, ощутив прилив нового, свежего воздуха в свои легкие. Он сообразил, что прибывшие водолазы поменяли ему баллоны, старые сняв со спины и подсоединив к его маске новый комплект. Полундра чувствовал, как чьи-то сильные руки тянут его прочь из трюма, ему хотелось сопротивляться, но тело по-прежнему не слушалось его, и тогда он снова потерял сознание.
Он очнулся уже на поверхности моря, водолазы подталкивали его к борту сопровождающего их судна, откуда тянулись руки моряков, собиравшиеся тащить его наверх. Поняв это, старлей пошевелился, почувствовал, что руки и ноги снова подчиняются ему, отстранил своих помощников, вцепившись обеими руками в штормтрап и напрягаясь изо всех сил, он сумел в конце концов взобраться на палубу и только там рухнул под тяжестью обрушившейся вдруг на него невероятной физической слабости. Перед глазами его плавали круги всех цветов радуги, он с большим трудом соображал, что сейчас с ним происходит.
Меж тем свежий морской воздух сделал свое дело, Полундра пришел в себя, пошевелился, поднял голову, взгляд его глаз был бессмысленный, смотрящий и не замечающий ничего из окружающих предметов. Стасевич решился спуститься с капитанского мостика и подойти ближе к обессиленному пленнику.
– Завтра утром бочки должны быть подняты! – как можно громче и отчетливее сказал он. В глазах русского моряка появилось какое-то движение, губы дрогнули, на лице появилась гримаса отвращения…
– Не буду… – едва слышно проговорил он.
– Что?! – заорал агент, кидаясь к измученному Полундре, очевидно, намереваясь избить его, но его вовремя остановил один из водолазов. Агент Стасевич понял, что сейчас русский не в той кондиции, когда от него можно чего-нибудь добиться мордобоем.
– Дайте поговорить с женой, – едва слышно проговорил Полундра.
– Нет! – отчеканил Стасевич. – Это совершенно лишнее!
– Вы убили ее, – через силу произнес русский моряк. – Ее и Андрюшку… А теперь шантажируете меня… Если не поговорю с женой, больше под воду спускаться не стану… И делайте со мной, что хотите…
– Тут не переговорный пункт! – заорал Стасевич. – Сами посудите, как я устрою вам этот звонок? Мобильные телефоны в море не работают. А рацию специально для вас я использовать не стану, это опасно. Нас могут подслушать, засечь и тогда…
Стасевич нетерпеливо прервал самого себя, сделал знак своим подручным, и те подхватили русского пленника под руки, потащили его вниз в каюту. Там они помогли ему стащить с себя гидрокостюм, переодели в сухое и чистое белье, положили на койку. Засыпая, старлей слышал, как возле двери его запертой снаружи каюты раздаются мерные, тяжелые шаги. Его охраняли по полной программе, как самого настоящего пленника, без всяких поблажек и послаблений.
Глава 33
Предприниматель из Германии Рудольф Майшбергер, приезжая по делам бизнеса в Гданьск, предпочитал останавливаться в собственном трехэтажном особняке, расположенном на окраине города. Этот особняк был выстроен очень давно, еще до Второй мировой войны, и благополучно сумел пережить не только ужасы военного времени, но и годы правления коммунистов, впрочем, нежно заботившихся об этом доме и устроивших в нем дачу одного из своих партийных функционеров. Когда настали новые времена, дом достался в руки тому, у кого оказалось больше денег. И хотя на самом деле Рудольф Майшбергер происходил из беднейшей гданьской немецкой семьи и его родителям принадлежала небольшая квартира в беднейшем квартале города, где они проживали вместе с семью своими детьми, молодым своим посетителям вроде Фрица Зельге Майшбергер говорил, что выкупил свой старинный родовой дом, принадлежавший трем поколениям его предков. Те, безусловно, верили утверждению Майшбергера, несмотря на упорно циркулировавшие среди немецкой диаспоры в Гданьске слухи о настоящем происхождении ныне такого богатого предпринимателя.