– Что-то мне не хочется, – почти не разжимая губ, проговорила Сабурова, обращаясь к Зиганиди, но все же сделала вид, будто пытается поставить ногу, но боится сорваться в воду.
Рулевой высунулся из-за лобового стекла и протянул ей руку. Его товарищи держали Катю под прицелом.
Внезапно за кормой северокорейского катера бесшумно вынырнул Саблин – осмотрелся, оценил обстановку и зычно окликнул корейцев:
– Эй, мужики!
Те инстинктивно оглянулись, но успели увидеть лишь руку, сжатую в кулак. Пальцы разжались. Из них выскользнула рифленая граната. Со щелчком отлетела, закувыркалась в воздухе и булькнула в воду предохранительная скоба. Сработал капсюль.
Дожидаться, когда граната рванет, корейцы не стали. Они даже не попытались отыскать ее, перекатывающуюся в темноте где-то под ногами. Все дружно бросились в воду, нырнув как можно глубже. А Боцман только этого и ждал. Он ухватился за корму, перевалился в катер, подхватив с полу гранату и сунул ее в карман.
– Граната-то учебная, но иногда, как видите, может пригодиться, – объяснил он своим товарищам, а через секунду Саблин уже стоял за штурвалом. – Мешки бросайте. Быстрей.
Катя и Николай, забравшись на нос катера, стали передавать снаряжение и оружие. На дне моторки уже плескалась вода, волны переливались через обмякшие борта. Беляцкий вертел головой.
– Слева! – крикнул он, когда из моря шумно вынырнул один из корейцев.
Сделал это Петр вовремя. Катя с Зиганиди успели прижаться к носу катера, а Саблин – присесть. В руках вынырнувшего блеснул мокрый автомат. Прогремела очередь. Нажал на спусковой крючок и Беляцкий. Послышался сдавленный крик, и кореец исчез под водой.
– Раньше выстрелить не мог? – зло бросил Саблин.
Зиганиди уже сжимал оружие в руках, водил стволом, пытаясь разглядеть в ночном море очередного вынырнувшего. Когда показалась голова, уже не выжидал – стрелял сразу.
– Готово, все четверо, – подытожил Саблин и посмотрел на море, где виднелись огни прожекторов приближающихся катеров. – А вот теперь можно потягаться на равных. Катя, садись за пулемет. Как только нас осветят – стреляй по прожекторам. Но, думаю, обойдется. Мы заметем следы.
На этот раз Саблин бросил в опустевшую скукожившуюся моторку боевую гранату.
Загудел мощный двигатель. Десантный катер из полупогруженного положения мгновенно вышел на глиссирование. Сзади раздался взрыв, полыхнуло пламя. Катер мчался так быстро, что даже дух захватывало. Естественно, прожекторы на всех других плавсредствах развернулись к месту взрыва.
– Сработало. Пока разберутся, что к чему, пока своих выловят, мы уже будем далеко, – усмехнулся Боцман, слегка выворачивая штурвал.
Шли по компасу. Вскоре огни остались за горизонтом. Наверное, все-таки уловка Боцмана удалась и северокорейцы решили, что российские боевые пловцы погибли. Поне-многу эйфория небольшой победы отходила на задний план. Спецназовцы молчали, прикидывая, чем смогут помочь оказавшимся в заточении подводникам.
И тут сквозь гул двигателя Саблин расслышал странный звук, который в общем-то не мог раздаваться здесь, в открытом море.
– Командир, сбавь-ка обороты, – попросила Катя Сабурова.
Она тоже прислушивалась к ночному морю.
Двигатель уже еле-еле стучал на холостых, а из темноты, перекрывая плеск воды, звучал собачий вой.
– Жутко воет, как по покойнику, – произнес Беляцкий.
– Хрень какая-то. Откуда в море собака? Да и не может пес выть, когда плавает. Или все-таки может? – задумался Боцман, а затем уверенно указал рукой направление в сторону источника звука: – Это оттуда несется.
И катер неторопливо поплыл по волнам. Звук становился все явственнее. Вскоре уже можно было различить абсолютно нереальную картину – большой мокрый пес стоял на четырех лапах посреди волн и выл на небо. Никто из спецназовцев в мистику не верил. Но пес выглядел настоящим призраком, явившимся им в открытом море.
– Коллективных глюков не бывает, разве только у наркоманов, – наконец произнес Зиганиди. – Значит, пес самый настоящий.
– Вот только почему он по воде ходит? – никак не мог согласиться Боцман.
Катер продолжал скользить вперед, и наконец его форштевень слегка ударился во что-то твердое. Тут же наваждение исчезло. Стало понятно, что пес стоит не на воде, а на обломке деревянной крыши.
Беляцкий негромко свистнул. Пес только сейчас среагировал на появление катера, словно вышел из оцепенения. Он повернул голову и посмотрел на спецназовцев умными и грустными глазами.
– Чего стоишь? Сюда иди, – сказал Коля Зиганиди и вновь негромко свистнул.
И на этот раз подействовало. Пес отряхнулся, подняв фонтан брызг, а затем в два прыжка оказался в катере. Тут же прилег на дно, сжался и задрожал.
* * *
Еще не рассвело, когда захваченный спецназовцами катер подходил к острову Шо. У отмели, где, по сведениям контр-адмирала Нагибина, лежала российская субмарина, высилась громада земснаряда.
– Я же говорил, что все события – звенья одной цепи. Поищем укромное место, – предложил Саблин и, сбавив скорость, вывернул штурвал.
Теперь катер лишь слегка возвышался над водой. Он был практически недоступен для радаров. Виталий провел плавсредство под нависающими скалами, а затем вывел к пологому пляжу, за которым расстилались густые бамбуковые заросли.
Мокрый песок проваливался под ногами, спецназовцы дружно тянули катер. Наконец они укрыли его среди густо разросшегося бамбука. Саблин сел прямо на землю, вытер вспотевший лоб:
– Ну, вот, теперь мы на месте. У кого будут какие предложения?
* * *
Никогда не бывает так, чтобы здание штаба Дальневосточного флота погружалось ночью в темноту. Обязательно найдется с десяток окон, за которыми будет гореть свет. Оно и не удивительно. Ведь жизнь флота не замирает ни на минуту, его корабли разбросаны по всему миру, работают связисты, шифровальщики. Сюда стекается информация, давая пищу для аналитиков. Флот – как живой организм, процессы жизнедеятельности идут постоянно.
За одним из освещенных окон стоял контр-адмирал Нагибин и смотрел сквозь повернутые жалюзи на предрассветный дальневосточный пейзаж. Руки он держал за спиной, нервно сжимая пальцы и похрустывая суставами. В углу основательно обставленного кабинета звучно тикали напольные куранты. Днем этот звук непременно тонул в неясном гуле голосов, шагов, наполнявших здание. Но ночью течение времени напоминало о себе размеренным «тик-так». Золоченый диск маятника неторопливо ходил за узорчатым стеклом, и в его выпуклой поверхности искаженно отражался кабинет.
Обычно решительный, умеющий быстро отыскать выход из любого положения, Нагибин чувствовал себя потерянным. Но виду не подавал. Потеря «Щуки» не грозила ему неприятностями по службе, и в гибели экипажа, подобранного из самых опытных подводников, его тоже никто не обвинил бы. Все объясняли слова, которые ему уже приходилось слышать вчера днем: «всего не предусмотришь», «в любой ситуации имеет место форс-мажор»… Вроде бы и справедливо. Даже японцы, славящиеся своим прагматизмом и педантизмом, с их почти безграничными техническими возможностями, не сумели вовремя предугадать появление цунами и противостоять ему. В телевизионных репортажах сообщалось о серьезной аварии на атомной станции «Фукусима», о тысячах погибших, пропавших без вести. Радиоактивное облако, поднявшееся над аварийной АЭС, надвигалось на Японское море. Так что беда «Щуки» была лишь песчинкой среди пустыни человеческих трагедий. В конце концов, подплав – занятие небезопасное, и люди, пришедшие служить туда, знают об огромном риске, ведь сами выбирали профессию. Однако есть ответственность перед начальством, командованием и есть ответственность перед самим собой. Если сделал все, что мог, можешь потом смело смотреть людям в глаза. А если спрятался за чужую беду, то не жди потом покоя от собственной совести. Еще недавно Нагибину казалось, что надежда на спасение подлодки и экипажа существует. Но теперь все складывалось наихудшим образом.