– Ольга, ты должна научиться доверять мне. Просто сделай это. Сейчас я тоже засяду за сочинение опуса, а в нем напишу и о тебе – так, как сочту нужным. Завтра нам понадобится удача. И если все получится, то… Когда оба наши документа окажутся у Шведова, тебе будет нечего бояться, поверь.
– У меня и так лучшая защита в мире, – едва слышно произнесла она.
Со вздохом Кремер отстранился.
– Так где у тебя бумага?
Работа заняла несколько часов. Ольга закончила раньше и отправилась покупать продукты к ужину. Пока она отсутствовала, Кремер бегло просмотрел ее сочинение. Что ж, вполне исчерпывающе.
Он дописывал последнюю страницу, когда Ольга вернулась. Кремер с удивлением смотрел, как она с сияющим видом выкладывает из пакетов столько разнообразных деликатесов, сколько хватило бы небольшому ресторанчику на целый день работы. А когда она торжествующе выставила бутылку безумно дорогого шампанского, он не выдержал:
– Ты что, получила наследство?
Она засмеялась:
– Я получила больше, чем наследство. Я получила весь мир! Я свободна, я могу дышать…
Достав узкие высокие бокалы, она открыла шампанское.
– Подумать только, – задумчиво проговорила она, рассматривая на свет пузырьки в бокале. – Тебя взяли в оборот эти убийцы в Москве, а меня – убийцы в Хабаровске, и хуже этого на свете ничего не могло быть. А если бы этого не случилось, я бы никогда не встретила тебя, и я бы никогда…
Кремер отпил из своего бокала, поставил его на стол и поднялся навстречу Ольге. Ее руки обвились вокруг его шеи, губы коснулись его губ. Легкая дрожь пробежала по его спине. Внезапно он ощутил… Нечто странное, чему не было названия. Такое прочно забытое чувство, как в ранней юности, когда все краски и звуки насыщены, и цветные флаги хлопают на ветру в высоком синем небе… Когда все впереди и ничего за спиной, и нет еще мрачного кровавого театра, где действия следуют без антрактов и в любой момент незримый режиссер может крикнуть «Стоп!» и опустить черный занавес навсегда. Что общего могло быть между Кремером и этой женщиной, запутавшейся в тенетах ужаса и освободившейся лишь благодаря случайности?
– Оля, это невозможно… Нет, – прошептали его губы, но его глаза говорили «да».
И она поверила его глазам.
26
В семь утра Кремер проснулся, как-то внезапно. Неожиданно и сразу включились все органы чувств, как бывает иногда, если со вчерашнего дня ждешь чего-то важного, что должно произойти утром. Действительно, сегодняшнего утра он ждал с нетерпением…
Ольга спала рядом, уткнувшись в его плечо. Он осторожно погладил ее. Она открыла глаза и улыбнулась.
– Привет… Который час?
– Доброе утро, Оля. Самое начало восьмого.
Она выскользнула из-под одеяла и подошла к окну.
– Какая противная погода… Небо серое, дождь точно будет…
Кремеру нравилось смотреть на нее. Она потянулась и зевнула. В нем вдруг зажглось нежное, тревожное, щемящее желание. Он встал и привлек ее к себе… А потом все утонуло в нахлынувшей волне сладострастия.
За завтраком Ольга сидела в чем-то прозрачном, с растрепанными волосами, и нравилась Кремеру больше, чем причесанная и накрашенная. Она налила себе шампанского из бутылки (Кремер отказался), оставшейся вчера почти нетронутой. Внезапно она спросила:
– У тебя было много женщин? Я имею в виду – по-настоящему?
Кремер задумался – просто не знал, что ответить. По-настоящему? По-настоящему он всегда был машиной.
– Была одна женщина, – наконец сказал он. – Очень давно… В другой жизни.
– Ты любил ее?
Он помолчал, потом потянулся к телефону. После ряда долгих гудков отозвался мелодичный женский голос.
– Алло…
– Говорит Кремер. Доктора Минского, пожалуйста.
– Доктора Минского сейчас нет, он в отъезде… Что ему передать?
– Передайте, пожалуйста… То, что его интересует, у меня.
– У вас? – переспросила женщина с заметным волнением.
– Да.
– Где доктор сможет встретиться с вами?
Кремер назвал адрес квартиры.
– Когда? – спросила женщина.
– Сегодня, сейчас… – Он взглянул на часы. – Ну, скажем, к десяти он успеет?
– Хорошо. В десять.
Кремер положил трубку.
– Оля, здесь есть неподалеку какой-нибудь симпатичный парк?
– Что? А, парк… Ну, парк не парк, в таком-то районе… Но что-то наподобие. Направо, в паре кварталов. – Она показала рукой. – Зачем тебе?
– Я хочу, чтобы ты пошла туда, посидела там на лавочке. Сюда придут, может произойти все, что угодно. Возьми с собой мобильник и дай мне номер. Я позвоню, как только…
– Никуда я не пойду!
– Я не хочу подвергать тебя опасности.
– Я не боюсь.
– Оля… Дай мне запасные ключи, одевайся, иди в парк и жди звонка.
– У меня нет запасных ключей!
– Конечно же, у тебя есть запасные ключи.
Она поняла, что спорить бесполезно, выдвинула ящик, положила ключи на стол, написала на чистом листе номер мобильника и понуро принялась одеваться. В прихожей она порывисто обняла Кремера.
– Если с тобой что-нибудь случится…
– Со мной ничего не случится. Я обещаю.
– Я люблю тебя.
Она ушла. Кремер стоял у окна и смотрел, как она идет по улице. Потом он оделся, в половине десятого вышел из квартиры, перешел на другую сторону улицы и занял позицию в подъезде дома наискосок. Это был хороший наблюдательный пункт.
Ровно в десять у подъезда на противоположной стороне затормозил синий «Сааб». Водитель был в машине один. Он вышел, захлопнул дверцу. Когда Кремер увидел, кто прибыл, его сердце заколотилось.
Водитель «Сааба» вошел в подъезд, Кремер за ним. Когда тот позвонил в дверь на третьем этаже, Кремер бесшумно подошел и тронул его за плечо. Голдин обернулся.
– Здравствуйте, Андрей Викторович, – произнес он.
Кремер молча отпер дверь, пропуская Голдина вперед. Тот быстро вошел, огляделся. Сразу заметив контейнер, он бросился к нему, осмотрел и даже ощупал пломбы, замки, потом приподнял контейнер, пробуя вес. Затем он достал из кармана какой-то прибор размером с пачку сигарет, провел им вдоль боков контейнера. Прибор запищал.
– Прекрасно, – пробормотал он. – Прекрасно.
Он уселся за журнальный столик, положив перед собой коричневый кейс.
– Все в порядке. Вы справились с заданием, Андрей Викторович. Примите поздравления… По этому поводу не грех и выпить, – он достал из кейса плоскую фляжку коньяка. – Настоящий грузинский! – Он хохотнул. – Пусть этот французский клопомор пьют лягушатники.