Не прошло и минуты, как оба нациста уже лежали мордами в пол с заведенными за спину руками. Лейтенант с серьезным лицом застыл рядом с ними, ожидая дальнейших приказов начальства.
— Прислужники масонов! Всех перевешаем! — заверещал пьяница.
— Заткнись, — зашипел бритоголовый, вжимая голову в плечи.
Но было уже поздно, лейтенант четко отработанным движением утопил ботинок в мягком боку кричавшего, а потом просто для порядка ударил резиновой дубинкой по спине его более осторожного товарища.
— Менты поганые! — гулким эхом разнеслось по подвалу.
— Лейтенант, закройте дверь на улицу, — внятно попросил Клим, опередив еще один удар.
Подполковник нервно дышал, его ноздри раздувались, как у разъяренного быка.
Бондарев прошелся по партийному офису, к флагу даже не притронулся, пролистал несколько брошюрок, зашелестел плакатами, поднял с пола стопку листовок — свежих, еще источавших запах типографской краски. Вытащил одну, прочитал.
— Значит, «все на смертный бой»? В Москву? И как один покалечимся и умрем в борьбе за это?
— Висеть тебе на фонаре, — без лишнего пафоса отозвался пьяный ублюдок. — Чувствовалось, что это не пустая угроза, придет его время — так и сделает. — А тебе, мент, за то, что своих сдал…
Договорить он не успел, подполковник со всего размаха заехал ногой ему в морду.
— В Москву ехать призываете, а день и время не проставлены, — усмехнулся Клим. — Вы тут поговорите, а я осмотрюсь.
Он вышел. Тут же раздались глухие удары и крики:
— Бля… больно ж!
Партийный офис карташовцев роскошью не отличался. Под него были отведены две подвальные комнаты. В одной Клим только что побывал, вторую закрывал тяжелый навесной замок. Пригодилась связка ключей, позаимствованная на столе. Под неоштукатуренными стенами громоздились транспаранты, предрекающие скорую гибель Западу и его низкопоклонникам, лозунги, галерея портретов, на которых даже тувинец в действующем правительстве был изображен с подозрительно крючковатым носом. Наличия всего этого добра здесь можно было ожидать. Насторожило другое. В углу высилась две стопки ящиков с бутылками.
— «Коктейль Молотова», — определил Клим.
Такие зажигательные гранаты никто не стал бы готовить впрок, только перед самым выступлением. Бондарев продолжил осмотр. Среди табличек на подвальных дверях кроме «первый секретарь» и «склад» значилась еще одна, имеющая отношение к временам более ранним — «теплоузел». Оно было выведено от руки корявыми черными буквами. Бондарев щелкнул выключателем и вошел.
На трубе покачивалась пара наручников. Матрас, свернутый в трубку, покоился у гигантского вентиля. Никто и не собирался скрывать, что именно здесь еще недавно держали пленника или пленницу. Бондарев присел на корточки, посветил зажигалкой, на краске трубы было выцарапано: «Белкина. Позвоните!», номер мобильника самого Бондарева и позавчерашняя дата.
Получалось, что покушение на него и похищение телегруппы совершили карташовцы. И если с покушением более или менее понятно, то зачем нацистам понадобились телевизионщики кремлевского пула, оставалось невыясненным. Наверняка провинциалы лишь исполнили заказ и точного ответа на этот вопрос не знали.
Климу понадобилось лишь пять минут, чтобы разговорить обоих партайгеноссе. Бритоголовый, хлюпая разбитым в кровь носом, торопливо вываливал все, что знал. Его товарищ с рвением прирожденного предателя делал существенные дополнения. Выяснилось, что журналистов отвезли в Москву прямо к Карташову, а перед этим столичный эмиссар склонял их к сотрудничеству. Массовое выступление в Москве планировалось осуществить через неделю, но вчера пришел факс с сообщением, что срок переносится, и быть готовыми к выезду надо хоть завтра. Даже автобусы уже заказаны, оповещены все члены партии и сочувствующие, подготовлены бутылки с горючей смесью, арматурные пруты и агитационная литература.
Карташовцы смотрели на Клима преданно и всем своим видом давали понять — сказали все, что им было известно. И он поверил.
Главмент вел себя нервно, ему трудно было убедить Бондарева, что он не знал о происходящем в городе.
— В других условиях вы были бы честным служакой, — сделал комплимент Бондарев. — Но я же знаю систему не снаружи, — тут он сделал многозначительную паузу, — она кого угодно сомнет.
Подполковник с пониманием кивнул. Мол, и он того же мнения.
— Они не победят. Я не о карташовцах, а о тех, кто решил их использовать. Поэтому дам вам совет…
Главмент и впрямь был неплохим милиционером и относительно честным человеком. Единственным его желанием оставалось — не потерять свой пост.
— Сейчас вы берете с лейтенантом этих уродов и запираете их где-нибудь подальше. Чтобы никто не нашел. Есть у вас такое место?
Страж порядка с легкой обидой пожал плечами:
— Не Гуантанамо, конечно. Но место надежное. А дальше что мне с ними делать?
По взгляду стало понятно, что скажи Бондарев: «закопать живьем», это будет исполнено — неохотно, но надежно.
— Что хотите. Мне они неинтересны.
— Статью всегда найти можно, — напомнил главмент.
— Для всех остальных они просто испарились. И для ФСБ, и для вашего начальства, и для их соратников.
— Не впервой, — абсолютно не стесняясь такого признания, сказал подполковник.
Заметив на дне ментовских глаз остатки сомнения, Бондарев сделал последнее пожелание:
— Вы ничем не рискуете, если поведете себя правильно. И еще, мне нужна машина.
Карташовцев, скованных наручниками, препроводили в ментовскую машину, со стороны это выглядело вполне невинно.
Подполковник довез Бондарева на своей «Волге» до местной штрафплощадки, предложил на выбор два автомобиля: сверкающий лаком пучеглазый «Мерседес» и потертый, пугающих размеров джип «Чероки».
— Конфискат, — коротко доложил он, — можете не возвращать.
Чувствовалось, что этот знак внимания главмент не рассматривает как повод получить от Клима прощение.
— «Чероки», — сделал выбор Бондарев.
Клим получил от подполковника еще один подарок: три новеньких номера и техпаспорт на машину.
— Если надо, вы только позвоните. ОМОН прислать не смогу, но у себя в городе порядок наведу, — пообещал главмент, — вы же понимаете, душой я на вашей стороне, но я человек подневольный. Удачи.
Бондарев не стал благодарить, все-таки подполковник по большому счету просто выполнял свой долг, к тому же делал это трусливо и с оглядкой. Вскоре громоздкий «Чероки» уже мчал его по шоссе на запад.
* * *
Военный дирижер нервно взмахнул палочкой, и оркестр заиграл государственный гимн. Раскрасневшиеся от натуги духовики надували щеки, бухал барабан, разбрызгивая звон, смешанный с утренними солнечными бликами, сходились и расходились медные тарелки. На здании вокзала лениво переливались шелковые триколоры.