* * *
Я с большой легкостью писал детективную часть «Меня зовут красный». Для меня она не составляла никакой трудности, хотя я не могу сказать, что я ею горжусь. Когда мы пишем книги и спрашиваем кого-нибудь: «Тебе понравилось?» — мне говорят: «Да, понравилось», но это не совсем то, что мы хотели, нам очень хочется, чтобы книгу любили еще и по определенной причине, причина вот какая: «Мне понравилась эта книга за то, что она изображает рисунки, о которых рассказывает, и мир миниатюры». Мне бы хотелось, чтобы читатель уловил некоторые мои соображения относительно стиля, личности и необходимости отличаться от других; я хотел, чтобы читатель заметил эту прекрасную живопись и странный, уникальный мир, который она создает. Я хотел, чтобы читатель заметил, как эти столь любимые мной понятия стали одним целым. И именно когда я описывал картины, стиль героев и их личность, и рассуждения о времени, я чувствовал себя сильнее…
* * *
Некоторым читателям хотелось увидеть персидскую и османскую живопись после того, как они прочитали книгу. Это было весьма естественно, потому что вся книга о миниатюрах и удовольствии смотреть на них и описывать их. Насколько я хотел заинтересовать читателя этими рисунками, настолько я написал ее и для того, чтобы описать рисунки словами. А сейчас я немного волнуюсь, потому что некоторые из моих любопытных читателей были разочарованы, увидев настоящие миниатюры. Потому что мы, как и много других людей на свете, так же изучали западное постренессансное искусство и живем в эпоху массового производства фотографии, что и сформировало наше сознание, поэтому нам трудно понимать или наслаждаться такой живописью. Поэтому для того, кто не разбирается в миниатюрах, они могут показаться скучными или даже примитивными. И это еще одна из главных идей моей книги.
* * *
Существует связь между искусством миниатюры и языком моей книги. Но еще важнее вот что: если присмотреться внимательно, люди на миниатюре смотрят и на окружающий мир в рисунке, и на глаза, обращенные на них, то есть на тех, кто разглядывает миниатюру. Когда Хосров и Ширин изображены вместе, они смотрят друг на друга, но на самом деле их взгляды не встречаются, потому что они стоят вполоборота к нам. И мои герои, рассказывая свои истории, обращаются и друг к другу, и к нынешнему читателю книги. Они говорят: «Я рисунок, я рассказываю обо всем» и в то же время «Читатель, смотри на меня — я разговариваю с тобой». Миниатюры все время напоминают нам о том, что они — рисунки. А читатель, который читает мой роман, все время вспоминает о том, что он читает роман.
Точно так же и героини слишком хорошо понимают, что читатель проник в их самые сокровенные тайны. Они, с одной стороны, и разговаривают с вами, а с другой стороны, постоянно поправляются, следя, как бы ни сказать что-нибудь лишнее. Женщинам неприятно, что их рассматривают, они не экспонаты на выставке. И только когда они превращают читателя, не спускающего с них глаз, в доверенное лицо, им удается воспринимать его уже не как постороннего наблюдателя, вторгнувшегося в их личную жизнь, а как брата, что создает новые отношения.
* * *
Один из моих героев-художников, Зейтин-Велиджан, создан на основе реально жившего, известного османско-персидского миниатюриста. Он учился у известного персидского портретиста Сиявуша. Другие два художника — вымышленные лица. Я провел серьезное исследование, чтобы выяснить обстоятельства, при которых Шекюре могла развестись, понять, могли ли быть использованы подставные свидетели и каковы законные обстоятельства и условия для развода с мужем, давно пропавшим без вести. В XVI веке, когда происходит действие моего романа, при подобных обстоятельствах развестись и вновь выйти замуж было непросто. Чтобы развестись по суду, Шекюре нужно было найти кадия такой школы, право которой позволяет совершать такие разводы.
Очень важно, что Эстер была торговкой. Такой персонаж является важным не только для романов об Османской империи, но и одной из ключевых фигур в романах, посвященных Средневековью, и в то же время такой персонаж является весьма традиционным. Общественные законы запрещают мужчинам и женщинам встречаться. Но чтобы в романе с динамичным действием изобразить, как герои принимают важные решения, как сомневаются и меняют их, то есть чтобы описать перемены взглядов и мыслей героев, резкие повороты сюжета, мужчина и женщина должны взаимодействовать — дразнить друг друга, спорить друг с другом, кокетничать и вести многозначительные речи, преследовать и отвергать друг друга, — другими словами, чтобы описать настоящую любовь, в которой все как на войне, войскам, прежде всего, нужно занять свои позиции на соседних холмах. В то время, особенно в исламской культуре, им было невозможно открыто приближаться друг к другу, под каким бы то ни было предлогом, поскольку доступ к женщинам был ограничен.
Эти маневры — будь то Османская империя либо европейское Средневековье, — которые я в одном месте книги называю «шахматы любви», выражаясь словами Низами, возможны только при помощи посредника, который передает письма. В Османской империи, в Стамбуле, этим занимались уличные торговки. Будучи женщинами, они имели возможность сближаться со своими клиентками и получать доступ в их личный мир, а так как они не были мусульманками, они могли свободно перемещаться по городу. Османской женщине из высшего общества стыдно было самой ходить на рынок за покупками. А торговка-еврейка является главным персонажем романов, написанных в эпоху реформ — эпоху Танзимата. Такие персонажи, как Эстер, всегда забавны. Мы не придаем особого значения каким-либо драматическим событиям ее жизни. Она — всего лишь забавный и светлый инструмент, позволяющий рассказать о драмах других.
* * *
В каждом романе, как бы мне ни хотелось это отрицать, существует герой, который близок мне своими мыслями, характером и темпераментом, которого терзают та же грусть и те же сомнения, что и меня. В этом смысле Галип из «Черной книги» очень похож на Кара из этого романа. Кара — самый близкий мне персонаж в этой книге. Мне хочется преодолеть их личности, но я не могу не смотреть на мир без света, который излучают они. Они помогают мне почувствовать, что я тоже живу в этом мире. В Кара есть кое-что от меня, но и в других героях тоже. Кара склонен наблюдать за событиями на расстоянии.
Я бы хотел, чтобы моих героев любили не за их победы и отвагу, а за их молчание, нерешительность и грусть. И мне бы хотелось, чтобы именно за это читатели любили и меня. В моих книгах встречаются туманные отрывки и минуты слабости, которые мне важны, как и художнику, и мне бы хотелось, чтобы по моим книгам, как по миниатюре, читатель видел, когда я был расстроен и когда мне было грустно.
* * *
Шекюре, безусловно, во многом похожа на мою мать — ее тоже зовут Шекюре. Например, в том, как она отчитывает Шевкета, брата Орхана в романе, то, как она руководит нами — все это и многое другое, конечно же, взято из жизни. Шекюре — сильная, волевая женщина, которая сознает свои поступки. Или, по крайней мере, кажется такой. Но на этом сходство с мамой заканчивается. В любом случае такое родство в традициях постмодернизма: делать все, чтобы сходство на вид было большим, а на самом деле это будет не так. Ну и конечно, забавна разница во времени: я взял мамин образ и имя и перенес их в другое место и в другое время. Часто я говорю матери и брату, что я перенес в романе наше детство в Стамбуле из 50-х годов двадцатого века в 50-е годы шестнадцатого века. Главная сила Шекюре заключается в том, что она сознает, что ее желания противоречивы, но, несмотря ни на что, это ее не беспокоит. Она знает, что все решится само собой, и с оптимизмом принимает свои внутренние противоречия как есть… Более того: она сознает, что сама жизнь соткана из этих противоречий, и видит в этом ее богатство.