– Каковы шансы найти его?.. – Голос девушки замер. Она не
смогла заставить себя выговорить слово «живым».
– Я… – Министр поколебался. – Я не знаю. По его виду было
понятно, что шансы не особенно велики, и непослушные слезы все-таки затуманили
глаза Александры. Она поскорее опустила голову и прижалась щекой К мягкой
шерстке Генри, стараясь сглотнуть болезненный ком, сдавивший горло.
Еще четыре бесконечных дня Александра прожила в одном доме с
герцогиней, упорно обращавшейся с ней так, словно она была невидимкой, и
отказывавшейся разговаривать и даже смотреть на девушку. На пятый день, стоя у
окна спальни, Александра увидела выходившего из дома сэра Джорджа. Слишком
взволнованная, чтобы выждать хотя бы минуту, она ринулась в гостиную, где
обычно проводила время старая дама.
– Я видела, как уезжал министр! Что он сказал?! Герцогиня,
явно недовольная бесцеремонным вторжением Александры, чуть свела брови.
– Визиты сэра Джорджа вас не касаются, – сдержанно ответила
старуха и отвернулась, без слов давая понять, что приход молодой герцогини
неуместен.
Однако эта грубость оказалась последней каплей,
переполнившей чашу терпения Алекс. Стиснув кулаки и дрожа от ярости и
бессильного отчаяния, девушка объявила:
– Несмотря на все, что вы думаете обо мне, я не безмозглая
пустышка, мадам, и для меня важнее мужа нет никого в жизни. Вы не можете, не
должны ничего скрывать от меня!
Герцогиня по-прежнему продолжала взирать на нее в ледяном
молчании, и гнев Александры сменился мольбами.
– Поверьте, будет гораздо милосерднее сказать правду, чем
скрывать ее от меня. Я не могу вынести неизвестности. Пожалуйста, не мучьте
меня. Я не опозорю вас истерикой… Когда умер отец и мама не хотела больше жить
я в четырнадцать лет взяла на себя дом и хозяйство. А когда скончался дедушка,
я…
– Никаких новостей! – рявкнула герцогиня. – Когда я что-то
узнаю, то велю довести до вашего сведения. – Но прошло столько, времени! –
выпалила Александра. Пылающий презрением, взгляд старухи пригвоздил ее к месту.
– Вижу, актриса вы весьма способная, невзирая на молодость!
Однако перестаньте волноваться за свое благополучие. Между вашей заботливой
маменькой и моим внуком был заключен брачный контракт, который позволит ей жить
в роскоши до конца дней своих. Она получила столько денег, что вполне может
поделиться с вами.
Александра оцепенела, раскрыв рот. Ей и в голову не
приходило, что герцогиня решит, будто она беспокоится о своем будущем, а не о
муже, который именно в эту минуту, возможно, лежит мертвый на дне Ла-Манша!
Онемев от ярости, Александра с трудом расслышала последние
уничтожающие слова герцогини:
– Убирайтесь с глаз моих! Больше ни минуты не желаю выносить
вашей ханжеской физиономии и притворной тревоги за жизнь моего внука! Вы едва
знали его! Как он мог что-то для вас значить?
– Да как вы смеете? – вскрикнула наконец Александра. – Как
смеете сидеть здесь и говорить мне все это? Вы… Вам не понять, что я испытываю
к нему, потому что вы отроду лишены каких бы то ни было чувств! Но даже если
это и не так, все равно вы слишком… слишком стары, чтобы помнить, что такое
любовь!
Герцогиня медленно поднялась, угрожающе нависнув над
Александрой, но девушка была близка к истерике, и ничто на свете не помешало бы
ей продолжать бросаться бессмысленными обвинениями.
– Вы представить не можете, что такое для меня его улыбка и
смех! И не знаете, что я переживаю, глядя в его глаза…
Громкое рыдание вырвалось из груди Александры, и слезы
полились по бледным щекам.
– Мне не нужны его деньги… Я только хочу смотреть в его
глаза и видеть, как он мне улыбается.
К ужасу девушки, колени ее внезапно подкосились, и она
рухнула на пол у ног герцогини.
– Только бы увидеть его прекрасные глаза, – прерывисто
всхлипнула она.
Герцогиня, казалось, чуть поколебалась, но все же гордо
повернулась и вышла из комнаты, оставив Александру в одиночестве оплакивать
боль потери.
Десять минут спустя в комнате появился Рамзи с серебряным
чайным подносом.
– Ее светлость сказали, что вы ослабели от голода и
нуждаетесь в подкреплении, – объявил он.
Александра все еще сидела на полу, закрыв лицо руками.
Выслушав дворецкого, она с трудом подняла голову и смущенно вытерла слезы.
– Пожалуйста, унесите это. Меня раздражает запах еды. Однако
Рамзи, неуклонно следуя приказам герцогини и не обращая внимания на протесты
девушки, поставил поднос на стол и выпрямился. Впервые за все время, что
Александра его знала, слуга выглядел растерянным и нерешительным.
– Поверьте, в мои намерения не входит распускать сплетни, –
помолчав, сдержанно начал он, – но камеристка ее светлости сообщила, что ее
светлость вот уже пятый день почти ничего в рот не берет. Горничная только
сейчас принесла для леди Хоторн обед в малую столовую. Возможно, если бы вы предложили
пообедать с ней, то смогли бы убедить ее светлость немного поесть.
– Эта женщина не нуждается в пище, – пробормотала
Александра, неохотно вставая. – Она не похожа на простых смертных.
Холодное лицо Рамзи стало положительно каменным.
– Я прослужил у леди Хоторн сорок лет! Моя глубочайшая
тревога за нее привела меня к ошибочному заключению, что вы тоже испытываете к
ней некоторое сострадание, поскольку стали членом этой семьи. Прошу простить
меня за неверное суждение.
Он принужденно поклонился и вышел, оставив совершенно сбитую
с толку Александру терзаться угрызениями совести. Очевидно, Рамзи был предан
герцогине, хотя девушка прекрасно знала отношение последней к слугам. В
Роузмиде она дважды получила строгий выговор от герцогини за «сплетни со
слугами», хотя Алекс всего лишь спросила у Рамзи, женат ли он, а у горничной –
есть ли у той дети. Но герцогиня считала любые разговоры с прислугой
непозволительной вольностью, попыткой обращаться с ними как с равными, а это,
как запомнила Александра из уничтожающе-язвительной лекции герцогини, просто
неприлично. Однако, несмотря на все это, Рамзи, очевидно, волнуется за
герцогиню, а стало быть, в душе старухи царят не только гордость и высокомерие.
Это предположение потянуло за собой другое, и Александра в изумлении уставилась
на поднос, гадая, уж не хотела ли этим герцогиня показать, что предлагает
перемирие? Еще пять минут назад она не выказывала ни малейшего интереса к тому,
поела ли Александра. С другой стороны, поднос может служить недвусмысленным
напоминанием Александре поскорее взять себя в руки.
Девушка прикусила губу. В ушах зловещим громом отдавались
слова Рамзи. Пять дней… герцогиня ни крошки не взяла в рот. Александра тоже
отсылала еду нетронутой, но она молода, сильна и здорова.