Цыганский барон - читать онлайн книгу. Автор: Дженнифер Блейк cтр.№ 67

— Твой роман запретят, — сказала ему Труди. — Его поместят в папский список опасной литературы.

— Только из-за того, что, по моему мнению, герой должен быть надлежащим образом вознагражден за спасение девиц? А что тут такого плохого?

— Твой герой похож на тебя.

— Ну и что? — спросил маленький итальянец, гордо выпрямляясь и расправляя свои пышные усы.

Труди обратилась к Маре, кивнув в сторону Этторе:

— Он считает себя Эросом девятнадцатого столетия.

Этторе бросил на нее похотливый взгляд искоса.

— А ты думаешь, это не так?

Светловолосая амазонка усмехнулась в ответ:

— Эрос Этторе.

Этторе покачал головой и обратил на Мару скорбный взгляд:

— Она ничего не смыслит в литературе. Она считает, что это шутка. Угораздило же меня влюбиться до безумия в эту белобрысую гренадершу, которая по невежеству своему смеется надо мной!

Он поднялся на ноги и ушел, грустно понурив голову. Труди засмеялась:

— Смешной он! Мне кажется, эта его великая любовь ко мне — самая большая шутка… Разве не так?

Самым загадочным оказался цыган Лука. Он не поддавался никакому определению. Он был членом гвардии и носил военную форму, но на нем она выглядела иначе, чем на других, — напоминала скорее костюм повесы, а не строгий военный мундир, хотя трудно было сказать, за счет чего достигается подобный эффект. Он выполнял все положенные уставом упражнения, тренировался на силу, ловкость и быстроту рефлексов во дворах и галереях Дома Рутении так же усердно, как и остальные гвардейцы, и все же казался непредсказуемым.

Кроме того, было непонятно, зачем он вообще пожелал примкнуть к гвардии. Дело было не в преданности хозяину. Лука уважал Родерика, безропотно выполнял его приказы, но в его поведении не чувствовалось преклонения, он не стремился стать своим в компании гвардейцев. Он охотно общался с ними, смеялся и пил вместе с ними, но частенько ускользал из их общества и проводил время в одиночестве. Не увлекали его и внешние атрибуты военной экипировки: он гордился своим мундиром, но носил его, только когда того требовали обстоятельства, а когда они этого не требовали, с удовольствием надевал свою цыганскую одежду. Обычно он спал в одной из комнат, занимаемых гвардией, но иногда покидал дом и ночевал во дворе под открытым небом.

Мара временами думала, что настоящим магнитом, удерживающим его в Доме Рутении, является Джулиана. Он первым бросался со всех ног услужить принцессе и всегда был готов ее сопровождать. Часто, когда она на него не смотрела, он следил за ней исподтишка, а однажды Мара видела, как он поднял оброненную Джулианой перчатку и сунул ее себе в карман. Однако он не изыскивал предлогов, чтобы остаться с ней наедине, а находясь в ее обществе, почти не раскрывал рта. Он был загадкой — красивый, опасный, неуправляемый, но верный и готовый в любую минуту прийти на помощь.

Не кто иной, как Лука, пригласил все общество, собравшееся в доме, посетить цыганский табор. Цыгане уже начинали проявлять недовольство: ограничения, наложенные на них Родериком, стесняли их свободу. Они прослышали, что в Париж приехал король Рольф, и хотели, чтобы он посетил их стоянку вместе со своим сыном. Был обещан большой пир, песни и пляски до утра.

Запах жареной свинины и птицы приветствовал их задолго до того, как они добрались до стоянки. Густой, аппетитный аромат еды смешивался с терпким дымком, с запахами сена и лошадей. Повозки стояли в кружок и служили защитой от холодного, пронизывающего ветра. Внутри защитного круга рдели горячими угольями костры для приготовления пищи, а в самой середине большой костер, разведенный для тепла, высовывал к темному небу длинные языки рыжего огня. Вокруг костра были расстелены ковры, на них сидели и полулежали мужчины и женщины. Детей для тепла укутывали в ковры поменьше, а те, что постарше, носились вокруг костров наперегонки с собаками. Неумолчно играла музыка, слышались разговоры, смех, пронзительные крики детей.

Собаки первыми почуяли появление гостей и всей стаей бросились приветствовать их неистовым лаем, но Лука и Родерик усмирили их строгим окриком. А вот сами цыгане долго не могли успокоиться, когда среди них появился Рольф — их правитель. Приветственные крики и радостные вопли долго не смолкали, цыгане окружили его, каждый старался до него дотронуться. Он принимал эти знаки внимания с явным удовольствием, хлопал мужчин по спине, целовал женщин, бросавшихся ему на шею.

Его без долгих церемоний, но с большой любовью проводили к почетному месту у костра. Родерика усадили по правую руку от него, Мару заставили сесть рядом с принцем. Цыган, являвшийся, видимо, предводителем табора, грубоватый, видавший виды мужчина с морщинистым лицом и прямыми черными волосами, повязанными косынкой, сел по левую руку от короля, Джулиану усадили рядом с ним. По другую руку от нее сел Лука. Михал принес из кареты специально захваченный стул для бабушки Элен, поставил его рядом с Марой, а сам опустился на ковер. Остальные тоже разместились вокруг костра.

Чарки вина пошли по кругу, Родерику вручили мандолину. Зазвучала музыка цыганских скрипок. Страстная и нежная, она говорила о жизни, о любви, о свободе духа… Родерик подхватил контрапункт, из-под его пальцев полились мелодичные, чистые звуки.

Мара думала, что поездка к цыганам ее развлечет и позабавит. Вместо этого она ощутила умиротворение. Над головой у нее было открытое небо, усеянное звездами. Составленные в круг повозки и огонь костра защищали от ночного холода и ветра. Музыка успокаивала и в то же время волновала. Но больше всего ее тронули сами цыгане. Они не вмешивались, никак не проявляли своего любопытства, они принимали ее такой, как есть, без вопросов, без осуждения. Она была здесь. И этого с них было довольно. Она легко и радостно улыбнулась им.

Все вокруг нее тоже заулыбались, устроились поудобнее, с удовольствием выпили. Только когда напряжение ушло, она поняла, как они все были взвинчены до приезда в табор. Под масками невозмутимой светской вежливости, которые они все носили, скрывалось мрачное ожидание некой грядущей катастрофы. На этот вечер они позволили себе расслабиться, поверить, как верили цыгане, что жизнь — это просто жизнь, и какой бы она ни была, она все-таки куда лучше смерти. Именно эту мысль пытался втолковать ей Родерик, когда вытаскивал ее из Сены. В тот момент она едва расслышала его слова и, уж конечно, была не в состоянии их осмыслить, но сейчас они отчетливо прозвучали у нее в голове: «Слушай меня внимательно, моя дорогая, слушай хорошенько. Нет ничего хуже смерти…»

Он еще что-то сказал, но она не могла точно вспомнить. Это не имело значения. Его слова имели власть над ней, она дорожила ими.

В их круг забрела маленькая девочка, на вид ей было года полтора. Волосики у нее на головке вились мягкими, пушистыми черными колечками, глубокие черные глаза искрились смехом. Следом за ней подошла девочка постарше, лет пяти-шести. Она бранила сестренку, как мать, и пыталась увести ее прочь.