Независимость мисс Мэри Беннет - читать онлайн книгу. Автор: Колин Маккалоу cтр.№ 27

Забравшись внутрь кареты, она обнаружила, что кучер втиснул по четыре человека на каждое сиденье. И что два пожилых джентльмена справа и слева от нее галантностью не отличаются. Свирепо глядя на нее, они отказались подвинуться, но Мэри Беннет они недооценили. Не испугавшись и не оробев, она решительно ткнула задницей и сумела вклиниться между ними. Как будто подвешенная на очень тесной виселице, она сидела, выпрямившись, и вперяла взгляд в лица четырех пассажиров напротив. К несчастью, сидела она спиной к лошадям, что вызвало у нее легкое поташнивание, и только после отчаянного рысканья ее глаза нашли, на чем сфокусироваться — на шляпках гвоздей в потолке, протянувшихся цепочкой. Как ужасно быть зажатой щекой к брылям среди семи незнакомых людей. Тем более что ни единый не выглядел дружелюбно или склонным завести разговор. Я умру прежде, чем доеду хотя бы до Стивенэйджа! Так она подумала, а затем вздернула подбородок и приготовилась к бою. Я способна на все, решительно на все!

Хотя окошки были открыты, только ураган мог бы развеять кислый смрад немытых тел и грязной одежды. В своих фантазиях она с наслаждением любовалась сельскими пейзажами за окошками, упивалась их красотой; теперь она обнаружила, что это невозможно из-за корпулентной пузатости джентльменов по ее бокам, большой картонки на коленях дамы у правого окошка напротив и столь же большого пакета на коленях молодого человека у левого окошка. Когда кто-то все-таки подавал голос, то требовал окошки закрыть — нет, нет, нет! После горячих дебатов дама потребовала голосования, и открытые окошки победили.

Через три часа после отбытия из «Синего кабана» карета остановилась в Стивенэйдже. Никакого сравнения по величине с Хартфордом!

Мэри высвободили перед лучшей гостиницей, но по наведении справок она была направлена в заведение менее большое и более убогое в полумиле оттуда. С сумками в обеих руках она было пошла по улице, но затем сообразила, что ей следует сначала узнать, когда завтра прибудет карета на север. Солнце все еще стояло высоко. Лучше повернуть назад и узнать это теперь же!

Наконец, она поставила сумки на пол комнатушки в «Свинье и свистке». Только теперь она смогла воспользоваться тем, что пряталось в ее мыслях всю вторую половину поездки. Ах, слава Богу! Под кроватью стоял ночной горшок. Не придется посещать нужник за домом. Как все женщины, Мэри остерегалась много пить, пока путешествовала. Тем не менее железный контроль был необходим.

Пожалуй, не самое подбодряющее начало, размышляла она, ковыряя сальное содержимое миски в уединенном уголке буфета — кофейной комнаты в гостинице не было, как не было и подносов. Только грозная суровость ее лица удерживала в границах пяток захмелевших выпивох; и будучи не слишком голодной, она съела, сколько смогла себя заставить, и ушла в свой номер, где обнаружила, что двери «Свиньи и свистка» не затворяются до глубокой ночи. Какой день для начала путешествия! Суббота.

Почтовая карета, в которую она села в семь утра, довезла ее до Биглсуэйда, где компания с рукой в лондонской почтовой конторе заказала все места на дальнейший путь. Кучер разместил своих пассажиров по трое на каждом сиденье, а в полдень была остановка на час, чтобы выпить чашку кофе, ошпаривающего рот, воспользоваться вонючим нужником на задворках и поразмять ноги. Женщина в левом углу напротив говорила без передышки, что Мэри могла бы стерпеть спокойнее, если бы не оказалась мишенью беспощадных расспросов — кто она такая, куда едет, кто умер, понудив ее носить траур, какой вздор — изучать тяжкое положение бедняков! Мэри удалось укротить этот натиск только разыграв припадок, слагавшийся из дерганья и зевоты. После чего она была оставлена в покое. Биглсуэйдовская гостиница тоже оказалась сносной, но только ей пришлось встать в пять, чтобы сесть в карету до Хантингдона и больше часа прождать ее.

Она была на мили и мили восточнее места, где хотела быть, но знала, что ей придется добраться до Грэнтема и главной станции почтовых карет, прежде чем у нее будет возможность повернуть на запад. Первые два дня она провела в центре сиденья, обращенного спинкой к лошадям, но к ее большой радости удача ей улыбнулась, и она получила место у окна лицом вперед. Иметь возможность созерцать деревенские пейзажи было блаженством. Такие чудесные виды — нивы, зеленеющие всходами будущих урожаев, рощицы, а то и лес, через который карета громыхала в желанной тени (для мая погода выдалась очень теплой, и каждый день пока был солнечным). Когда они проезжали через деревушки, дети высыпали из домов, приветственно вопя и махая руками, видимо, им никогда не надоедало смотреть на громоздкий экипаж и тащащих его измученных лошадей. А лошади были измучены — набитая пассажирами, местной почтой и посылками, различным грузом и багажом, карета была неимоверно тяжелой.

Дороги были ужасны, но едущие по ним ничего другого и не ожидали. Кучер пытался избегать самых худших ухабов, но следовать колеям было неизбежным. Дважды они проезжали мимо экипажей, опрокинувшихся в канаву, а один раз какой-то субъект в длинном плаще с несколькими воротниками чуть было не смел их самих в канаву, прогремев мимо в двуколке, запряженной четырьмя серыми, подобранными в масть конями, задев ступицы их колес и заставив кучера разразиться бранью. Местные повозки, фургоны и двуколки были значительными помехами, пока их возницы не соображали, что либо они поспешат освободить дорогу, либо превратятся в растопку.

Те, у кого хватало денег купить билет для поездки в почтовой карете, не были бедняками, хотя некоторые находились на самой грани бедности. Соседка Мэри на сиденье была почти девочкой и ехала, чтобы стать гувернанткой двоих детей под Питерборо. Глядя на это милое личико, Мэри подавила дрожь. Ведь она провидела, будто цыганка, глядящая в хрустальный шар, что эти двое детей окажутся неисправимыми. Нанятие такой девочки говорило, что питерборские родители сожрали уже много гувернанток. Женщина средних лет напротив них была кухаркой и ехала на новое место; но она соскальзывала с лестницы, а не поднималась по ней; ее бессвязные фразы выдавали любовь к бутылке и неумные претензии. Как поразительно, размышляла Мэри, пока миля за милей оставались позади, наконец-то я столько узнаю о людях! И внезапно становится ясно, что моя прислуга в Хартфорде обворовывала меня, справедливо видя во мне глупую невежду. Возможно, я еще не встретила настоящих бедняков, но, бесспорно, я получаю образование. Никогда в жизни мне прежде не приходилось оказываться среди посторонних людей без возможности укрыться.

Бедняки не ездят, а ходят пешком, и по дороге на Хантингдон их брело немало. Некоторые несли узелки с хлебом и сыром, некоторые прихлебывали из бутылок джин или ром, но у большинства, казалось, не было с собой ни еды, ни алкогольных напитков. Пальцы высовывались из их шаркающих башмаков, их дети шли босые, а одеты они были в грязные лохмотья. Женщины кормили грудью своих младенцев, мужчины мочились в открытую, а дети присаживались на корточки, чтобы опорожнить кишечник, проявляя хихикающий интерес к тому, что наложили. Однако стыд и чистоплотная скромность — это роскошь, какую могут позволить себе только те, у кого есть деньги, сказал Аргус. Теперь Мэри убедилась в этом воочию.

— Как они умудряются жить? — спросила она у пассажира располагающего вида после того, как он бросил несколько пенни в особенно обтрепанную кучку этих несчастных пешеходов.