Тем не менее мы наконец-то начали целоваться; бабочки забились в животе, закружилась голова, я с удовольствием закрыла глаза, а когда их открыла, чтобы перевести дыхание, вокруг опять была темнота и мое привидение...
— Зачем ты выключил свет?
— Молчи! Темнота — это тайна.
Губы Виктора были немножко шершавыми, но очень горячими и умелыми, а его руки!..
Его руки одновременно оказывались повсюду, сводя с ума каждую клеточку моего тела, и каким-то образом даже заставляли лестницу разбираться по ступенькам и одновременно утончали окружающие ее колонны, которые постепенно исчезли где-то в сияющей голубизне, а я, утратив ощущение времени, верха, низа, земного притяжения, жизни, смерти, собственного естества, забыв названия цветов и звуков, месяцев и дней, вдруг, как на экране монитора, на фоне этой сияющей голубизны увидела мастерский, точно выверенный чертеж знакомого мне до боли Маршанова дома, где на месте парадного зала было три этажа и три стройных лестницы с тонкими поблескивающими никелем перилами и прозрачными ступенями, соединяющими их! А через стеклянные плиты лились хрустальные потоки света!
И я бесплотно скользнула в них и закричала от счастья обретенной свободы!..
Глава 13, в которой я зажгла ночник
— Виктор! Виктор! — Я нашарила у изголовья выключатель и зажгла ночник. — Виктор, ты меня слышишь?
Он тяжело поднял с моей груди взлохмаченную голову и, глядя на меня совершенно безумными глазами, радостно произнес:
— Вернуть, Софи, вернуть!
Наверное, еще не пришел в себя, подумала я и как можно мягче, хотя от нетерпения у меня зудели ладони, спросила:
— Виктор, у тебя есть бумага и карандаш?
Он непонимающе посмотрел мимо и сел на кровати, обеими руками откидывая со лба спутанные волосы и почесывая в затылке.
— Виктор, ты был великолепен! — Кажется, именно этой фразы он ждет от меня, а я про нее забыла.
— Софи, я пойду немножко поработаю, — сообщил Виктор неожиданно будничным тоном, встал и как был в чем мать родила направился куда-то, не отреагировав ни на мою просьбу, ни на комплимент.
— Подожди, Виктор! — Я бросилась за ним, неуклюже заворачиваясь в простыню. — Мне срочно нужны бумага и карандаш, пока я ничего не забыла! Куда ты идешь?
— В кабинет. Спи! Чего тебе надо?
— Бумагу и карандаш! И не разговаривай со мной таким тоном!
Он поморщился, снова поправил волосы пятерней, взял меня за руку и сказал:
— Пойдем, только молчи, Софи. Ты меня сбиваешь!
— А ты меня нет? Дома я давно бы уже сидела за компьютером! А тут все придется рисовать самой! У тебя же наверняка нет проектировочной программы!
— Да помолчи ты! Сколько можно просить? — Виктор открыл какую-то дверь, как обычно не до конца, протиснулся в нее и щелкнул выключателем.
— Ну и бардак для такого чистюли!
— Заткнись! — Он сел за стол и включил компьютер. — Вон бумага, карандаши сама найдешь где-нибудь. И ради всего святого, — Виктор обернулся и прижал руки к груди, — не мешай!
Я примостилась в кресле с пачкой бумаги на коленях и от нетерпения и страха забыть увиденное сразу сломала карандаш. Ничего! Я прихватила еще полдюжины и все найденные среди завалов Виктора фломастеры и ручки. Конечно, на компьютере все было бы значительно быстрее и удобнее...
Рука сама собой привычно скользила по бумаге, криво, косо, неважно! Главное, не упустить ничего, а потом программа сама рассчитает все расстояния, углы и разновеликие длины.
Как же раньше мне не приходило в голову уменьшить высоту зала, отдав часть пространства третьему жилому этажу! Пусть окна спален тоже смотрят на клумбу и на дорожки подъезда, а для поражения воображения гостей и собственно выставки домашней коллекции вполне достаточно двух этажей, один из которых будет образовывать эдакую внутреннюю террасу, а три прозрачные изящные лесенки и соединят ее с этажом первым.
Но откуда же тогда литься дневному свету, если над залом теперь спальни? Как это откуда?
Из окон! Но тогда нужно менять фасад, а Маршан не хотел его трогать... А у меня есть глухие и, главное, пустые торцевые стены! Что мешает мне сделать их частично стеклянными?..
— Ты всегда так? — неожиданно спросил Виктор, я даже вздрогнула от его голоса.
— Ты о чем? — И едва удержалась от смеха: за столом у компьютера сидел голый человек и закладывал бумагу в принтер!
— Ты о чем-то думаешь и думаешь, а потом вдруг во время секса — как вспышка: хоп! И готовенькое решение в твоей голове!
— Не всегда, но достаточно часто, если проблема серьезная и секс, — я подправила форму окна на торце здания, — скажем так, удачный.
— Надо же, а я считал, что это только я такой ненормальный. — Принтер ожил и принялся старательно втягивать лист бумаги.
— А я была уверена, что только я! — Я как будто посмотрела на себя со стороны: я ведь наверняка выгляжу не менее курьезно, чем он сейчас, когда голышом выскакиваю из постели и бросаюсь к компьютеру. — Я спрашивала у своих однокурсниц, с ними не бывает такого.
— Ну и как к этому относится твой так называемый жених?
— А твои так называемые знакомые замужние дамы?
— Слушай, Софи, а мне нравится, что ты ревнуешь!
— Я не ревную, мне действительно интересно, как к этому относятся твои женщины? У меня, например, из-за этого до Анри всегда были проблемы.
— Я уже догадался, что его зовут именно Анри, постарайся больше не напоминать, в отличие от тебя я вправду ревную.
— В отличие от тебя Анри никогда не огрызается и по первой моей просьбе делает сок из апельсинов.
— Софи, а что, если я начну сравнивать тебя с другими женщинами?
— Сколько угодно! Все равно все будет в мою пользу! Хочешь знать почему? Потому что я такая же, как и ты! И мне, как и тебе, вот это, — я потрясла набросками, — дороже всего остального, и мне плевать, что там подумает мой партнер, когда я после интима займусь творчеством!
— Ты чего так завелась? Я разве не понимаю, что гениальные идеи нужно срочно закреплять на бумаге?! Это же хорошо, что нас осенило одновременно! Хочешь выпить за это?
— Хочу. Соку!
— Дался тебе этот сок! Пойдем, — Виктор встал и потянул меня за руку, — там полно вина.
Я отвела глаза и невольно поправила на себе шелковую эстетскую простыню, меня все-таки смущала его абсолютная нагота и особенно мгновенно возникшее от прикосновения ко мне состояние полной боевой готовности.
— Ну что еще, Софи? Пошли скорее!
— А здесь... Здесь нельзя? — Я погладила его по мускулистому бедру.